У смерти два лица - Фрик Кит

— Я спрашивала, — говорит Мартина. — Насколько я могу судить, он сказал мне то же, что и полиции.

Анна вздыхает так громко, что звук отчетливо доносится из телефона.

— Я ему не верю, — говорит она. — Кейден знает, кто пил той ночью в конюшне. Не может не знать. Многие ли знали, что он прятал там виски? Меня заставили думать, что это была я… но это не я. Теперь я в этом уверена.

Мартине хотелось бы обладать такой уверенностью. Она хочет безоговорочно верить Анне. Но Тиана не убивала Зоуи. И Кейден ее не убивал. Круг подозреваемых сжимается все туже и туже, а желающих заявить об алиби Анны Чиккони все нет.

25. ТОГДА. Июль

Выходные перетекают в новую неделю с проливным дождем, новым кулинарным экспериментом с Пейсли (на этот раз — мятные брауни), марафонским просмотром фильмов «Диснея» и, наконец, солнцем и возвращением на пляж во вторник. Мартина все еще не получила ответа от Тианы Перси, и теперь мы обе начинаем терять надежду. Возможно, она выяснила, кто такая Мартина. Возможно, надо было написать мне со своего адреса. Возможно, она летом не проверяет университетскую почту.

Треугольник Зоуи — Кейден — Тиана по-прежнему остается тайной, а мои обрывочные воспоминания о Херрон-Миллс и Зоуи все так же отказываются складываться в осязаемую картину недавнего прошлого, за которую можно было бы уцепиться. Между тем июль в Херрон-Миллс пролетает стремительно. В среду Эмилия дает мне разрешение свозить Пейсли в город на весь день — Пейсли просила об этом чуть ли не с самого моего приезда. Судя по всему, кроме фактора Зоуи, другим моим преимуществом стало то, что я из Нью-Йорка.

В среду вечером мы садимся в обратный поезд, усталые и до отвала наевшиеся пирогами из «Веселки» и замороженным йогуртом (с зеленым чаем и ванилью для меня и чем-то под названием «Торт! Торт! Торт!» с десятком разных добавок для Пейсли). Едва мы садимся в Бриджхемптоне в машину к Эмилии, она просит меня «уделить ей минутку» после возвращения домой, что не предвещает ничего хорошего. Десять минут поездки до дома я трясусь, перебирая в голове, где я могла напортачить с Пейсли, потом решив, что, наверное, Беллами решили наконец разузнать обо мне, и то, что они узнали, им не понравилось.

К счастью, Пейсли всю дорогу заполняет атмосферу в машине подробным пересказом событий за день: предполуденный пикник в Центральном парке с бейглами с лососем из «Забара», потом выставки «Давайте потанцуем!» и «Искусство, художники и вы» в Детском музее Манхэттена, потом экскурсия «Знакомство с жильцами» в Музее трущоб, которая, как мне казалось, будет интереснее мне самой, чем Пейсли, но в результате оказалась для нее главным событием дня, если не считать десертов.

Когда мы переступаем порог Кловелли-коттеджа, в глаза сразу бросаются цветы. Целое море цветов — четыре огромных букета на мраморном столе в холле: пурпурные ирисы, красные маки, ярко-желтые подсолнухи и куча других, названий которых я не знаю. Выглядит так, будто у кого-то была здесь свадьба и счастливая парочка оставила все цветы.

— Ого! — восклицает Пейсли.

— Как красиво, Эмилия. Вы снова устраиваете вечеринку?

— Вообще-то, Анна, — строгим голосом отвечает она, — это для вас.

Эмилия, несмотря на громкие протесты, отправляет Пейсли наверх готовиться ко сну. Я обещаю забежать пожелать спокойной ночи, когда поговорю с Эмилией. Редкая возможность, потому что уже давно прошло обычное время ужина в Кловелли-коттедже — и обычное время, когда Пейсли укладывается спать. Она скрывается наверху.

— Сегодня днем, пока вас не было, заезжал молодой человек по имени Макс Адлер, — говорит Эмилия. — Ты знаешь, что всегда можешь уходить или приглашать гостей в нерабочее время, но он заявился с двумя друзьями, которых, видимо, позвал, чтобы они помогли с цветами, прямо посреди моего разговора с заказчиком. Мне было неудобно.

— Мне очень жаль, — говорю я, чувствуя, как заливаются краской щеки. — Я понятия не имела, что он собирается приехать. Мы почти не знакомы, и я уже несколько недель ничего о нем не слышала. Не знаю даже, как он меня здесь отыскал.

Лицо Эмилии смягчается.

— Мужчины готовы на многое ради красивой женщины, — улыбается она.

— Мне очень жаль, что так вышло, — повторяю я. — Честно говоря, мы расставались не очень хорошо, няне думала, что он когда-нибудь даст о себе знать. Я сообщу ему, чтобы он больше не смел появляться здесь без предупреждения.

— Я приняла все слишком близко к сердцу, — говорит Эмилия, глядя на лестницу, по которой поднялась наверх Пейсли, и, понизив голос, добавляет: — Это я должна извиниться. Этим летом… у нас с Томом возникли… сложности. Цветы просто задели за живое.

Я вспоминаю скрытное поведение Тома в последние несколько недель. Я была так увлечена другими делами, что почти не думала о Томе, но, глядя на страдальческое лицо Эмилии, вдруг понимаю, что, возможно, между ним и Джоан Спанос что-то происходит. Эмилия вела себя немного странно всякий раз, когда заходила речь о матери Зоуи. Возможно, мне следовало рассказать ей, что видела машину Тома, когда он говорил, что задержался в офисе в первую неделю моей работы, и о человеке, который искал его на днях.

— Это как-то связано с миссис Спанос? — спрашиваю я, чувствуя, как кровь приливает к шее.

— Том и Джоан? — хохочет Эмилия.

Я потихоньку вытаскиваю ногу из сандалии и чешу лодыжку большим пальцем. Не вижу в этом ничего смешного.

— Нет, милая, — говорит Эмилия, просмеявшись. — Когда я была всего на пару лет старше тебя, это было еще до встречи с Томом, первую практику по графическому дизайну я проходила в журнале Джоан. Мы с ней некоторое время сотрудничали. Наверное, можно сказать, что Джоан была моей первой любовью. В то время они расходились с мужем, но потом снова сошлись, и мы с Джоан перестали видеться.

— А… — я вспоминаю фотографию, которую видела в столе Эмилии, пока искала флэшки.

Эмилия была молода, она обнимала женщину постарше с темными волосами до пояса. Джоан Спанос — вот почему она показалась мне знакомой.

— В общем, давняя история, — говорит Эмилия после минутного молчания. — Том не… не ходит налево. Сначала я подумала, что он с кем-то встречается. Мы поругались из-за этого четвертого числа. Но это оказалось не так. У него на работе проблемы, компания еле сводит концы с концами. В начале лета партнеры срезали ему нагрузку по клиентам наполовину. Он стеснялся мне об этом сказать.

Она вздыхает, поглаживая рукой мраморную столешницу.

— Я не знала, — отвечаю я. Вот, значит, почему Том старался не задерживаться в офисе. — Вы подумали, что цветы от него?

Она выпрямляется.

— Я так по-глупому расстроилась. Как ты, наверное, уже понимаешь, отношения редко бывают простыми.

— Я могу спросить вас кое о чем? — спрашиваю я, помолчав с минуту. — Этот парень, Макс, не показался вам сегодня знакомым?

— Думаю, нет. Не могу припомнить, — хмурится Эмилия. — А что?

— Мы познакомились с ним в океанариуме. Он там работает. Мне показалось, что Пейсли его откуда-то знает, поэтому мне стало любопытно.

Эмилия энергично качает головой.

— Я его не узнала. Но у Пейсли острый глаз, — улыбается она. — Тебе помочь перенести все это в домик?

Я смотрю на роскошные букеты, но вижу только уродливую гримасу, исказившую лицо Макса, когда я отшила его в Монтоке.

— Они так красиво смотрятся, — говорю я. — Вы не возражаете, если они останутся здесь?

— Нет, конечно, — Эмилия выуживает небольшую белую карточку из центрального букета. — Но это тебе лучше забрать.

Я бросаю взгляд на карточку, где просто написано: «Анна, мне очень-очень жаль. Макс». Потом я сую карточку в карман и прошу разрешения ненадолго заглянуть к Пейсли и пожелать ей спокойной ночи, чтобы Эмилия могла приступить к обычной процедуре приготовления ко сну. Поднимаясь по лестнице, я пишу Максу.