Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана
— Так, — произнесла Звонкова. Теперь уже без пугающих мелких тварей интонаций, а деловито и сухо. — К визуальным наблюдениям мы ещё вернёмся. Сейчас жду аналитического разбора всевозможной информации о нашем сотруднике. В прессе, в телевидении, в сплетнях, в слухах, в зачатках будущих легенд.
Встал аналитик чрезвычайных случаев.
— Возможно, что гражданин Куропёлкин всё ещё жив и находится где-то поблизости от западного побережья Флориды. И в других местах он наследил, то есть оставил на воде пузыри с запахами. Но наиболее ценным свидетельством его присутствия после утопления «Нинон»…
— Прекратите упоминать «Нинон»! — приказала Звонкова.
— Извините… — растерялся аналитик. — После, значит, утопления… является акула… Да, уничтожена акула, метавшаяся возле здешних пляжей с открытой пастью. Позже выяснилось, что голубая шестиметровая акула металась не в поисках жертв, причиной тому были её страдания. Акула не могла сомкнуть челюсти. Их, нижнюю и верхнюю, пронзил и сковал странный предмет. Туземцы, даже и из спецслужб, так и не поняли его назначение. Нам же очевидно, что это — весло гипсовой девушки из Останкина, стоявшей рядом с упомянутой уже парковой скамьёй… Мореход Куропёлкин использовал это весло по назначениию…
— Позавчерашняя информация! — раздражённо сказала Звонкова. — Что имеется нового?
— Свежая информация ещё не обработана с научной тщательностью, — неуверенно сказал аналитик. — Возможны заблуждения. Но несомненна суета с применением морских и надводных сил, связанная с поисками и обезвреживанием субмарины «Волокушка».
— Субмарины «Волокушка» нет, — заявила Звонкова. — И быть не может!
— Никаких «Волокушек»! — из тишины возникло подтверждение Трескучего.
— Есть мелкая информация из слухов, из сплетен, из домыслов безответственных СМИ, — продолжил аналитик. — Будто существует какой-то странный пловец и путешественник, на время возникающий из пучин, сам же будто бы живущий на дне. Со дна он всплывает исключительно для раздачи песо партизанам Боливии и наркокурьерам Колумбии. У него секретная тельняшка с неощутимыми тайниками. Он всплывает, выдаёт кому надо песо, как доминиканские, так и колумбийские, и тут же тонет.
— Это не Куропёлкин! — возмущённо воскликнул Трескучий. — Откуда у нашего Куропёлкина песо?
— Это всё? — спросила Звонкова.
— Есть ещё… — неуверенно сказал аналитик. — О субмарине не велено упоминать, но…
— Говорите! — сказала Звонкова.
— Из недостоверных сплетен. В прессу не прорвалось. Или не допущено. Будто бы Куропёлкин утонуть не мог, на дне не живёт, а задержан спецслужбами и спрятан в подземных казематах, где его пытают не только в связи с затонувшей субмариной, но и с гибелью китов и с выбросом зловонного материала в атмосферу региона…
Совещатели притихли. Или даже замерли. А госпожа Нина Аркадьевна, похоже, растерялась…
120
— Я повторяюсь, — пробормотал аналитик, голос его дрожал, он ошушал себя гонцом, принёсшим деспоту горькую весть, — сплетни эти безусловно недостоверные.
— Однако… — зловеще протянула Звонкова.
И вдруг раздалось бодрое, даже со смешком, чуть ли не радостным:
— А не нужны ли вам легенды, уже возникшие? Хотя бы одна?
Легенду предложил учёный человек с бородкой (из-за бородки его и посчитали учёным, наверняка даже и доцентом).
— Легенда родилась два дня назад в курортном Канкуне, в ресторане «Ацтеки», на берегу Мексиканского залива, как раз напротив Кубы, — просвещал признанный доцентом. — Ацтеки, что с них взять! (Опять смешок.)… Простаки. Монтесума, Марина… Их, не имевших лошадей и отрывного календаря из-за неумения производить бумагу, облапошил мошеник Кортес, завоеватель…
— Короче, — сказала Звонкова.
— Был у них миф о добром боге белокуром Кецалькоатле. Однажды тот из-за стечения коммунальных обстоятельств улетел за подмогой к светлым силам на плоту из змей. Потом вернулся… И стали сытыми латинские страны. Но на днях, в досадах, по новой легенде от ацтеков курорта Канкун, он взлетел в небо на плоту…
— Из русалок! — прозвучал откуда-то голос неблагоразумного, будто бы урезоненного несколько дней назад. Теперь, видимо, к нему была применена сила.
— Так что, — заявил доцент, — ни в каких казематах наш Куропёлкин не содержится, а скоро объявится в Москве. Если уже не объявился…
— А может, его вместе с плотом всосала в себя и отправила куда надо пробоина в Чемодане, и надо посоветоваться с гражданином Бавыкиным? — неизвестно к кому, возможно, и к высшим силам обратился Трескучий.
— Какая пробоина? Какой чемодан? — зашелестело удивление. — Какой Бавыкин?
— С каким ещё Бавыкиным советоваться! — возмутилась Звонкова и вскочила. — Никаких Бавыкиных! Никаких пробоин! И наш подсобный рабочий вовсе не белокурый!
Она отправилась к дверям совещательного помещения и выкрикнула:
— Изловить и доставить! В каземате ли он или не в каземате, утоп он или не утоп, проживает ли он на дне или нет, для меня не имеет значения! Изловить и доставить! И немедленно! Даже если он перекрасился и попытался сбежать от нас на плоту, хоть бы и из русалок, тем более его требуется изловить и доставить! Изловить и доставить!
С тем и удалилась.
Воодушевлённая и прекрасная, как Екатерина Великая, распорядившаяся взять Крым.
121
Куропёлкин увидел: на указателе металлического столба, нёсшего вахту на обочине шумной дороги летящих автомобилей, имелось слово (на английском, понятно) «Голливуд».
Куропёлкин так и осел на песок.
Вот тебе раз!
Значит, Голливуд! Значит, Калифорния! Значит, Тихий или Великий…
Или всё же — параллельный мир?
Нет, волны набегали на берег, где нынче оказался Куропёлкин. Робкие пока. Но — волны. Стало быть, и не параллельный мир.
Однако — Голливуд!
Но Голливуд, известно, — похлеще параллельного мира!
По автостраде (или как там она у них называется) наверняка должны были проезжать по делам копы, шерифы и их дорожные патрули. Не заметить его, Куропёлкина, они не могли. Ну и пусть скорее замечают и сковывают его наручниками.
Но не замечали.
Вылезать же на автостраду и размахивать для привлечения внимания тельняшкой (не трусами же!) Куропёлкин посчитал неразумным. Калифорнийские нравы и привычки были ему неведомы. Что тут могут посчитать дурным тоном, а что сексуальным домогательством, он не знал.
И ещё Куропёлкин понял, что ни к каким действиям он пока не готов и ему надо выспаться. Тем более что спешить куда-либо нужды у него не было. Но на суше он мог поджариться или подкоптиться. И если мокрые тельняшка и трусы кое-как облегчали ему жизнь, то передвигаться босым по песку было невыносимо даже и для такого терпеливого мужика, как Куропёлкин.
