Юрий Вяземский - Если столкнешься с собой... (сборник)
Дмитрий Андреевич вернулся в комнату.
– Черт бы их всех побрал! – выругался он, впрочем, беззлобно и, видимо, о другом совсем думая. – Так на чем мы остановились?
– Вы начали рассказывать о том, как познакомились с вашим другом, тем, который называл себя Томом, – напомнил я Мезенцеву.
– Э нет, молодой человек! – энергично покачал головой Дмитрий Андреевич. – Другом мне он никогда не был! Вы уж не путайте, ради бога. Черт его знает, кем он стал впоследствии. В таком случае, как говорится, не успеет и петух трижды прокричать…
Я сделал удивленное лицо.
– Так, право, удобнее, – печально улыбнулся мне Дмитрий Андреевич, но вдруг распрямился, мгновенно одухотворясь, и продолжал уже совсем в иной манере: – Как-то вечером, стало быть, шли мы с моей подружкой по улице. Разговор у нас, сами понимаете, был ни о чем: перекидывались пустыми фразами, как девчонки играют в бадминтон. И вдруг нам навстречу – двое парней. Раз только глянув на них, я уже знал дальнейший сценарий, ибо опыта у меня к этому времени уже было досыта. И точно! Сначала просто ругнулись матом, но чтобы мы наверняка услышали. Потом, опять же матерком, прошлись в адрес моей спутницы. Когда же и это не вызвало ответной реакции с моей стороны, то перешли уже к физическим действиям: преградили нам дорогу, оттолкнули меня от подружки, оттеснили в сторонку, заставили испуганным тенорком произносить прочно уже зазубренный текст: «Ребята, что я вам сделал? Ребята, не надо, я же с девушкой. Ребята, хотите, я вам рубль дам». И так далее по тому же сценарию. Девушка моя в это время проговаривала свою роль. Короче, по всем законам системы Станиславского с четко очерченными сверхзадачами для обеих сторон – унизить (первая сверхзадача) и за счет самоунижения избегнуть телесных повреждений (сверхзадача другая)… И тут явился Том, сумасшедший зритель, который в разгар спектакля вдруг полез на сцену, вмешался в представление и новаторской своей рукой раздвинул классические его рамки.
Парни были на полголовы выше Димы, к тому же не терпели «интеллигентов», вернее, любили их особой греховной любовью, которая не позволяла им пройти мимо своего предмета, искушала и побуждала к незамедлительному удовлетворению сладостной потребности.
Дима, однако, удовлетворил их не вполне. Все он вроде бы делал правильно: и страх в его глазах появился почти тут же, и руками за них хватался, так что можно было бить его по рукам, строго приговаривая «Убери руки! Я же тебя не трогаю!», и лепетал он жалостливо и уважительно, и девчонку позволил облапить. И все-таки осталась у парней какая-то неудовлетворенность, досадливое чувство некой незавершенности разыгранного спектакля. Уж больно податливый попался «интеллигентик», так быстро напугался и так охотно и безропотно стал унижаться, что получилось как-то несытно.
Видимо, поэтому один из парней, когда уже оставили Диму в покое и собрались уходить, заметил ему осуждающе:
– Что же ты, друг, трусливый такой!
А второй добавил, обращаясь к Диминой спутнице:
– Мой тебе совет, красавица: бросай ты на фиг этого слизняка, и пойдем с нами. Мы тебя в обиду не дадим.
Из-за нее же, неудовлетворенности своей, они ничуть не озаботились, а, напротив, обрадовались, когда заметили, что с противоположной стороны улицы к ним спешит энергичный крепыш в синем, дедовского фасону костюме и белой рубашке с галстуком.
Однако, вопреки ожиданиям парней, крепыш, перейдя через улицу, направился не к ним, а к Диме и принялся увещевать его, ни малейшего внимания на парней не обращая и стоя к ним спиной.
– Да как же тебе не стыдно, товарищ! – говорил он с искренним возмущением. – Как ты смеешь унижаться перед этой мразью! На глазах у девушки!
Парни озадаченно переглянулись, ибо при всей своей бывалости такого странного проявления совестливой интеллигентности им еще не приходилось наблюдать. Один из них при слове «мразь» шагнул было вперед, но другой потянул его за рукав, дескать, песню испортишь, дурак.
– Ведь это так просто! – гневно восклицал тем временем крепыш, пятясь спиной к парням. – Надо только стыда своего испугаться! Презрения и жалости в глазах любимой! Тогда все другие страхи исчезнут! Понимаешь?
Выкрикивая это, крепыш приблизился спиной к парням, резко обернулся и неожиданно ударил одного из них кулаком в челюсть – парень тут же опрокинулся на мостовую.
– Видишь, как просто! – радостно воскликнул крепыш, но в следующую секунду сам отлетел в сторону от удара второго хулигана. Однако удержался на ногах и как ни в чем не бывало пояснил Диме: – Надо только начать, а дальше само пойдет.
Дальше действительно пошло само собой, но крепыш успел поймать ногу хулигана и, рванув ее на себя, шмякнул парня оземь.
– Это же удовольствие – бить этих трусливых гадов! – продолжал объяснять он Диме. – Главное, не думай о том, что будет дальше. Главное, товарищ…
Похоже, он вознамерился прочесть Диме целую лекцию, но парни, воспользовавшись его словоохотливостью, быстро сообразовались с ситуацией, привычно разъярились, вскочили на ноги и накинулись с двух сторон на болтуна, разом повалили и дружно принялись пинать ногами, ни на секунду не давая ему опомниться и из горизонтального положения перейти в вертикальное. Крепыш теперь уже не мог оказать им сопротивления и лишь скрючился, закрыв руками голову и прижав колени к груди.
– Ты что же, товарищ… будешь смотреть… как они забьют меня… до смерти?! – хрипел он с земли, вздрагивая от ударов.
Но именно хрип этот для хулиганов оказался роковым.
Вдруг обезумев, с пронзительным криком, которого сам испугался, Дима сорвался с места, неумело оттолкнул одного из парней, а другого, склонившегося в этот момент над поверженным крепышом, ударил с разбегу ногой в живот. Удар у Димы получился как бы сам собой, но был такой силы, что парень, прежде чем упасть, сперва словно взмыл в воздух. Еще пуще обезумев, Дима кинулся на второго хулигана, по-бабьи вцепился ему в волосы, опрокинул и принялся колотить его головой об асфальт. От страха и ярости он не помнил себя и продолжал кричать даже тогда, когда крепыш оттащил его в сторону.
В себя он пришел позже, когда они сидели на скамейке в каком-то скверике. Девчонка исчезла, а у крепыша пиджак был вымазан в грязи и в нескольких местах разодран. Улыбка у него, однако, была весьма беззаботной.
– Ты явно перестарался, товарищ, – пожурил он Диму. – Нельзя, так сказать, из одной крайности лезть в другую. Ведь убить можно с перепугу.
У Димы так сильно стучали зубы, что он не мог произнести ни слова.
– Конечно, всегда трудно начинать, – понимающе заметил крепыш. – Но ведь надо когда-то! Ведь если дать этим хамам расплодиться, прости за выражение, то сам понимаешь…
Дима все понимал, но молчал, изо всех сил стараясь унять дрожь в руках и коленях. А крепыш встал со скамейки и сказал:
– Мне пора, товарищ. Но я не прощаюсь. Приходи завтра в семь часов вечера к кинотеатру «Прогресс». Есть у меня к тебе, так сказать, одно дело… Меня зовут Том, – добавил он.
Даже тут Дима не собрался ответить ему, а лишь кивнул головой. Том ушел, а Дима еще долго не решался встать со скамейки, так беспомощно дергались у него ноги, так мутно было перед глазами и так удушливо подступала к горлу тошнота.
Дмитрий Андреевич, до этого избегавший встречаться со мной взглядом, вдруг смело, нагло даже глянул мне в лицо и рассмеялся:
– Странное дело! В тот вечер, после драки, мне было мерзко на душе и страшно… А на следующее утро я точно заново родился. Едва проснувшись, я впал в состояние безудержного восторга и мучительного нетерпения. Впервые я не пошел на занятия в университет, а вместо лекций бегал по городу. Сначала устремился к кинотеатру «Прогресс», точно желая убедиться в его существовании и заранее ознакомиться с местом встречи. Потом отправился пешком к своему знакомому, который жил на противоположном конце города и наверняка в это время находился в университете. А после обеда меня снова охватил страх, но уже другого свойства. Я вдруг решил, что Том непременно обманет меня и не придет. И все будет по-прежнему, как вчера, как позавчера, как все эти прожитые мной восемнадцать лет… Господи, что такое, скажите на милость, мог я обнаружить в этом разбитном увальне, чтобы так страшиться потерять его?! Тренера по мордобитию? Телохранителя для вечерних прогулок с подружками?
– Нет, не в Томе дело! – с неожиданным воодушевлением продолжал Дмитрий Андреевич. – Как бы вам это лучше объяснить? Понимаете, я жаждал продолжения, вернее, начала новой своей жизни, встречи с другим собой, с тем, которым всю жизнь мечтал стать и знал, что никогда не стану. Понимаете?.. В общем, плюнул я на все и радостно устремился следом за сумасшедшим оленем-лидером, рвущимся сквозь горящую чащу…
Метафоры Мезенцева я, честно говоря, не понял, но не посмел прерывать Дмитрия Андреевича, а тот продолжал, словно оправдываясь: