В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине
– Это точно был помощник нотариуса! Какие же мы болваны, сейчас опоздаем.
Она начала быстро собирать остатки съестного. Муса, зевая, поднялся и сел на траву. Он сначала потянулся, словно ленивый кот, а затем встал и сложил плед.
Через пятнадцать минут они снова были в пути. Еще чуть-чуть, и за горой, что выросла перед ними, они увидят Ревиль. Оба нервничала, это было заметно, она без конца бормотала:
– Ой, а это новый гараж. Смотрите, на церкви поменяли крышу, давно пора было. Хм, дом Жанет пустует, интересно, где она теперь? Надеюсь, не умерла? А кафе… закрылось! Надо же! Смотрите, как прачечную отремонтировали. Это что, Норберт? Ох, как же он постарел…
Не прерывая речи, она жестами показывала Мусе, куда ехать: здесь вверх, теперь направо, а тут снова вверх – прямо как навигатор для глухих.
Касси вдруг увидела дом. Она сразу его узнала, потому что он выглядел точно как на снимках. Возле куста с белыми розами стоял, прямой как палка, помощник нотариуса с пухлой папкой в руках. Чтобы припарковать свою черную машину, он заехал на газон перед домом. Поблизости больше никого не было, только две кошки мирно сидели на каменной ограде.
Пока Муса парковался рядом с машиной помощника нотариуса, Оба повернула к себе зеркало заднего вида и быстрым движением поправила седые волосы. Она подняла сумку с пола и вышла, стряхивая с блузки невидимые крошки. Оба словно забыла о Мусе и Касси. Муса поставил машину на ручной тормоз и включил заднюю передачу, как он пояснил Касси, из-за сильного уклона. Они вышли из машины и неуверенно пошли в сторону входа, где Оба с помощником уже пожимали друг другу руки. Нотариус достал связку ключей из кармана и потянулся к замку, но тут заметил Мусу и Касси. Он что-то сказал. Оба тоже посмотрела на них и кивнула.
На лбу у нее образовалась та самая складка, которая означала, что Оба чем-то недовольна.
– Судя по всему, мсье не доверяет нам и переживает за вещи моих тетушек. Внутри может находиться только один человек, под его наблюдением, – сказала она и пошла за ним, растворившись в темноте за входной дверью.
Касси села на ограду около газона и стала разглядывать дом. Он показался ей больше, чем она представляла, видя его на фотографиях. Цементный раствор, который скреплял неровные камни, кое-где осыпался. На крыше виднелась старая телевизионная антенна, подсоединявшийся к ней кабель просто болтался внизу. На фоне синего неба промелькнула ласточка, она спикировала вниз и скрылась за водосточным желобом на крыше дома.
Муса решил прогуляться с Аргусом по тихой дорожке, идущей вверх. Здесь было еще три дома. Затем дорога, извиваясь, уходила в глубь большого леса.
«Значит, здесь и жила Оба шесть долгих лет», – подумала Касси и представила краснощеких после футбола ребят, которые проходили мимо дома.
«А вот здесь, наверху, – она подняла глаза и посмотрела на окна, – родилась маленькая Сандрин. И умерла». Касси вздрогнула, несмотря на палящее солнце.
У входа раздались голоса, сердитые голоса. Муса и Касси одновременно обернулись и увидели, как Оба, пунцовая от злости и с такой ненавистью в голосе, которую Касси даже представить себе не могла, скандалит с помощником нотариуса. По жестам было понятно, что тот извиняется, но очевидно было также, что он не испытывал больше никакого желания находиться рядом с ней. Он взглянул на часы, сунул папку под мышку и начал закрывать дверь.
– Эй! – расстроенно крикнула Касси, но Муса положил руку ей на плечо, призывая помолчать. Не успели они опомниться, как нотариус запрыгнул в свою машину и, резко рванув с места, оставил после себя лишь фонтан из мелких желтых камешков.
Оба облокотилась на ограду и уткнулась лицом в ладони. Она выглядела несчастной. Касси сразу же подбежала к ней:
– Что такое?
Оба покачала головой, и только теперь Касси заметила, что по щекам у женщины катятся слезы.
Муса положил руку Обе на спину и тихонько повел в сторону машины. Когда он открыл дверцу, она забралась внутрь как послушный ребенок.
Сначала он сдал назад, а затем поехал вверх, в сторону леса. Вскоре их окружил зеленый бархатистый свет. Пели птицы, перед ними пугливо пробежал маленький лисенок. Они сидели молча. Оба еще плакала, но уже тише.
Муса медленно ехал вперед. Дорога поднималась все выше и выше. На самом верху лес кончался, и по обе стороны от дороги открывались бесконечные просторы. Дул сильный ветер, но светило солнце и воздух был теплым.
Муса заглушил мотор и что-то спросил у Обы по-французски.
Она тряхнула головой:
– Я хочу, чтобы девочка тоже знала.
Она обернулась и посмотрела на Касси:
– Милая, как ты побледнела. Надеюсь, это не из-за меня?
Оба нащупала в сумке большой платок, который ей дал Муса, и громко высморкалась. Затем она дважды глубоко вдохнула.
– Из дома пропало множество вещей, – сказала она. – Украли или продали их, не знаю. И при этом мне, мне нельзя ничего трогать. Он так нервничал каждый раз, когда я гладила мебель. Боже, такие знакомые вещи…
Она на секунду затихла и сделала еще один глубокий вдох, как будто готовилась к прыжку. Она вдруг перевела взгляд на Мусу. Даже сидя на заднем сиденье, Касси видела, с каким отчаянием она смотрела.
– Там были письма, горы писем. Лежали в большом шкафу, ключ от него Элизабет всегда носила с собой. А сейчас он просто был в замке. Я сказала ему, что мне надо в уборную, а сама вернулась в комнату, открыла шкаф и увидела их. Письма, которые мои родители присылали Элизабет, письма от родителей Эда. А еще… – Оба глотала слезы. – Мои письма Эду. Большая стопка. Может, все письма, которые я ему отправляла.
– Как это? Он что, прислал их обратно? – рассердилась было Касси.
Оба покачала головой:
– На конвертах не было марок. Элизабет никогда не относила их на почту. Их просто никогда не отправляли.
У Касси закружилась голова. Письма Обы никогда не отправляли… Она начинала осознавать, как эта ложь все меняла.
– Значит… Значит, Эд, может, даже не знал…
Оба молча кивнула. Ее плечи тихонько затряслись.
– Сначала в отель, – сказал Муса решительным и спокойным тоном, поворачивая ключ в замке зажигания. – Пережить шок, отдохнуть. Потом подумать и поговорить.
Пейзажи, мелькавшие за окном, были завораживающими, но Касси не обращала на них внимания.
Значит, все было иначе… Но как на самом деле?
– ХУже всего то, – говорила Оба тем вечером, когда они сидели в полупустом кафетерии отеля, – что я не могу их прочитать. Ему не понравилось уже, что я до них дотронулась. Там три стопки писем, каждая перевязана лентой, и я успела лишь взять их в руки. Он сразу же выхватил их и положил обратно в шкаф, на верхнюю полку, а затем закрыл шкаф на ключ. Я была в ярости! Как будто я ребенок, который пытается стащить печенье. Он стоял на своем: «Только наследник или представители власти имеют право читать письма».
Она попыталась скрыть следы от слез слоем макияжа, но ее выдавали опухшие веки и красный нос.
– Но ведь дом остался тебе!
Оба вздохнула.
– Да, я действительно наследница, но я не могу вступить в наследство. Из-за долгов, ну, ты помнишь.
Касси задумчиво ткнула вилкой в картошку-фри.
– Может, у кого-нибудь одолжим?
– У меня нет богатых знакомых. Пятнадцать тысяч евро – это большая сумма.
– Тогда давайте вернемся туда ночью и украдем письма. Просто разобьем окно, где-нибудь со стороны двора. Никто и не заметит.
На секунду могло показаться, что Оба всерьез обдумывает этот вариант. Она съела кусок рыбы, отпила глоток вина и уверенно произнесла:
– Нет. Не дадим Элизабет сделать из нас воров.
– А ты не можешь продать Ротко?
– Милая, это же не подлинник. Если бы! Увы, это я написала, это просто копия. Просто чтобы потренироваться. Ну и, разумеется, потому что он мне нравится.
Больше Оба ничего не сказала. Съела пару ложек десерта и оставила его. Сразу после ужина она извинилась и пошла спать. Не зная, что делать, Касси смотрела на обессилевшую женщину, которая медленно и печально поднималась по лестнице.
