Яков Рахманов - Судьба, или жизнь дается человеку один раз…
Наконец мы добрались до конечной цели — аула Хунзах, который раскинулся на неприступном с трех сторон склоне высокогорного плато, окруженного, как забором, остроконечными вершинами. В давние времена Хунзах был столицей аварцев — самой многочисленной народности Дагестана. Камни Хунзаха помнят самого прославленного аварца — Хаджи–Мурата. Он был молочным братом аварских ханов, одним из наиболее энергичных и способных горских вождей. Хаджи–Мурат был самым легендарным и бесстрашным из всех горских предводителей. Его храбрость была поразительной даже на Кавказе. И вот мы идем по той же каменистой улочке, окруженной высокими заборами, выложенными несколько веков назад из грубо обработанного камня, по которой шагали ноги Хаджи–Мурата. Я не могу сказать, что испытывал особо сильное волнение, но какое–то необычное состояние души ощущалось однозначно. Мы находились в середине аула и остановились в неуверенности, куда пойти дальше.
— Ты к кому приехал? — спросил меня подошедший старик в черной папахе и бараньей бурке до земли.
— Ни к кому… — ответил я в растерянности, не зная, еще к кому мы приехали.
— Ни к кому — нельзя, — сказал горец. — Старики наши говорили: «Если ты приехал ни к кому, то на тебя и собаки лаять не будут». Приезжать надо к другу–кунаку. Поэтому, знаешь что, пойдемте–ка ко мне — я буду вашим кунаком.
Мы вошли в настоящую саклю. Сбылась моя детская мечта. Старик что–то сказал на местном диалекте вошедшей горянке. Поинтересовался откуда мы и зачем забрались так высоко в горы. Узнав, что мы путешествуем с племянником Расула Гамзатова, он обрадовался и сказал, что недалеко от Хунзаха находится аул Цада, в котором родился известный поэт. Мы сообщили, что этот аул и есть конечная цель нашего путешествия. Вошла его дочь, неся на серебряном подносе пять кружек горячего чая. Ранее я пил самые разнообразные специфические чаи в Башкирии, Китае, Индии, Туве и Японии, но более этого вкусного и бодрящего, чем этот кавказский напиток, приготовленный на крепком чае с травами, молоком, солью и маслом не пробовал.
Искренне поблагодарив старика, мы пошли прогуляться по окрестностям и поднялись на ближайшую вершину. Мы были выше облаков, выше орлов, которые парили далеко под нами. Сверху кучкой камней казались домики аула в глубоком ущелье, автомобили напоминали букашек. Серебристой змейкой выглядела река, рокот которой доносился до вершин. Ощущение было такое, что ты взлетел над ущельем птицей. Красота заснеженных гор, изрезанность и глубина ущелья напомнили мне несколько меньшие высоты хребта Черского в Якутии. Вечером на столе было все, чем можно угодить гостю. Хлеб, зелень, сыр, масло, хинкал, сохта, чуду, вода и вино в старинных серебряных и керамических кувшинах, но Дегир Магомедович, хозяин дома, где мы остановились, ставший нашим очередным кунаком, с истинно горским темпераментом продолжал корить небо, себя и нас, что он не может подать сейчас на этот стол дымящегося барашка, так как их пригонят с пастбища только завтра утром. Назавтра мы кое–как уговорили его не резать барана. Только обычай дагестанского гостеприимства, и то, что желание гостя — закон, спасло барану жизнь, а нас — от очередного обжорства. Заверения Магомеда, что мы еще будем охотиться на серну и непременно попробуем свежего мяса с легендарной чачей, окончательно успокоили гостеприимного Дегира Магомедовича.
На обратном пути мы посетили Дербент, один из древнейших российских городов. Дербент (по–персидски Дар–банд — «узел ворот») был основан в период правления Иранского царя Иездигерда II из династии Сасанидов в 438 году как город–крепость на северной границе персидских владений. Там в VI веке была построена знаменитая цитадель — крепость Нарын–Кала, в наше время признанная ЮНЕСКО памятником мирового значения. В VII веке Дербент становится важнейшим опорным пунктом халифата, на Восточный Кавказ начинает проникать ислам. Дербент — настоящий древний исламский город с узкими улочками и восточным колоритом, с мечетями и минаретами XI–XVI веков, с многочисленными, особенно ковроткацкими, открытыми мастерскими, оставил незабываемые впечатления.
Когда мы работали в устье Сулака, один аварец сказал нам, что если мы не побываем в его среднем течении, то мы почти не видели Дагестана. Реку Сулак рождают четыре речки Койсу. Начинаясь ручейками у ледников Главного Кавказского хребта, Койсу, пропилив горы, сливаются за Гимринским хребтом в мощную реку. В среднем своем течении стиснутый в Сулакском каньоне до ширины нескольких метров Сулак проносит в секунду семьсот кубометров воды. На то, как беснуется Сулак в каньоне, приезжали полюбоваться многие. Словоохотливые горцы не преминули отметить, что каньон этот — один из глубочайших в мире, по глубине превышающий знаменитый Колорадский в Америке. Очень впечатленные увиденным, мы были вполне согласны с этим утверждением.
Действительно, неполным останется впечатление от Дагестана, если не увидеть своими глазами потрясающую работу и серебряные изделия всемирно известных кубачинских серебряных дел мастеров. В XVIII–XIX веках в ауле Кубачи широкое развитие получило производство художественно отделанного серебром, слоновой костью, золотой насечкой холодного и огнестрельного оружия — кинжалов, шашек, кремневых ружей и пистолетов. Позже Кубачи превращаются в крупнейший на Кавказе центр по изготовлению лучших образцов изысканно отделанного оружия и серебряных изделий (браслеты, кольца, серьги, пояса, газыри, детали конского снаряжения, сосуды). До сих пор сохранились вышедшие на мировой уровень традиционные способы гравировки изделий, чернения, золочения, инкрустации драгоценными камнями, цветными стеклами и резной слоновой костью. Естественно, я не смог устоять от соблазна купить настоящий кавказский кинжал с искусным и безупречно выполненным орнаментом и чернением на его ножнах и рукоятке. Он продолжает по–прежнему радовать мой глаз вместе с геологическим молотком, карабином и крутым рогом снежного барана, находясь на самом почетном месте моего жилища и напоминая о дальних и давних путешествиях.
После Дербента мы стали с работой возвращаться в поселок Сулак. Дома в городе Каспийске от наступающего моря отделяли несколько десятков метров пляжа и высокая дамба вдоль его периметра, обращенного к морю. Мы брали пробы на побережье через каждые пятьдесят километров. После окончания всех дночерпательных и водолазных работ, а также предварительной обработки полученных данных я пришел к выводу о формировании на вновь затопленной территории первой фазы развития типичного каспийского сообщества мягких грунтов, аналогичного сообществу беспозвоночных, распространенному до глубины сорок метров по всему Каспийскому морю. Было также высказано предположение о дальнейшем пути этого развития. По результатам пятилетних исследований в Сулакском заливе мои прогнозы подтвердились. Разнообразие новых поселенцев–животных возросло в 2–2,5 раза, увеличилась их общая численность, но сократилась плотность поселений. Появились многочисленные водоросли. Сформировалось сообщество, в котором преобладали моллюски и многощетинковые черви, являющиеся основным кормом осетровых рыб. Другими словами, сформировалась пищевая цепь первого уровня. За ней должна была развиваться цепь второго уровня — прийти осетровые рыбы. Но этому не суждено было случиться. Каспий стал так же стремительно мелеть — так же как ранее увеличивалась его глубина, в течение предыдущих двадцати лет. Там, где на глубине полтора–два метра мы брали морские пробы, теперь была буйная растительность и паслись коровы. Каспийские исследования были одним из ярких моментов в моей жизни и научной деятельности. Я почувствовал на себе то, о чем ранее узнал из книжек: настоящее кавказское радушие и гостеприимство и удовлетворение от неожиданно полученной научной находки.
* * *
В конце прошлого тысячелетия у нас с Ариной начали складываться своеобразные отношения. Ее чаще и чаще в постели нужно было чуть ли не уговаривать. Я сначала расценивал это как любовную игру и пытался подыгрывать, потом, когда действительно появилась необходимость уговоров, я задумался и понял, что это не игра, а нежелание быть в интимной связи со мной. Видимой причины я тогда не углядел. У Арины был тот период, когда «баба ягодка опять», я не был еще настолько стар, чтобы списывать себя со счетов как мужчину. Вскоре я перестал к ней «приставать», и мы разошлись по разным кроватям в смежных комнатах. Восемнадцатилетний сын все видел и понимал, что с родителями не все в порядке. Сына вырастили, нас с Ариной уже практически ничего не связывало, и мы решили купить мне квартиру и мирно разойтись, чтобы пожить отдельно. Наши приятели и знакомые были удивлены нашими новыми отношениями, мы разбежались, продолжая при этом появляться вместе на разные там пикники, бани и праздники в той же компании. Потом они привыкли и успокоились, спустя несколько лет мы как–то отошли от этой компании, а к другой не прибились. У Арины осталась парочка подруг, ну а у меня — проверенное и неизменное охотничье братство.
