Денис Драгунский - Окна во двор (сборник)

В контейнере что-то шевельнулось и зашелестело фольгой. Типа крысы. Аннемарта захотела блевануть. От рук первого, который зажимал ей рот, воняло машинным маслом. Рабочий класс.

Аннемарта сама была рабочий класс, она мыла полы на швейной фабрике. На лестницах и в коридорах. В цех ее не пускали, потому что она сперла коробочку с красными пуговицами. Пуговицы были красивые. Они светились, как сейчас красные круги у нее перед глазами. Мастер поймал ее. Аннемарта думала, что он спустит ей штаны и отлупит по жопе. Он ей нравился. Но он влепил ей две пощечины, выругался и сказал старшему уборщику, чтоб ее не пускали в цех.

Аннемарта вдруг вспомнила, как ее изнасиловал материн сводный брат. Первый раз в жизни. Это было тоже на помойке, но в деревне. Они там жили с матерью, мать была продавщицей в магазинчике «Хирш унд Елинек». Цвела ромашка. Он выдрал куст ромашки и заткнул ей рот травяным жгутом. «Не сдохнешь», — сказал он на ее выкаченные глаза и хрип.

«Не сдохнет», — сказал Марк, отвечая на бубнящий вопрос первого.

Аннемарта поняла, что она и вправду не сдохнет. От этого ей снова захотелось блевануть. Но в животе было пусто. С вечера. С какого вечера? Сегодня тоже был вечер. Второй вечер, как она не жрала? Или третий? Аннемарта не помнила.

Она вообще плохо запоминала. Поэтому ее выгнали из пятого класса. До этого держали, потому что ее мать давала учителю. Аннемарта подсматривала с чердака и видела прыщавую спину учителя и коричневые пятки матери. Один раз ворвалась фрау Бек, жена учителя. Все долго орали, потом убежали, а потом Аннемарту выгнали из школы.

— Что ты умеешь? — спросил ее социальный работник.

— Подметать и мыть полы, — честно сказала Аннемарта.

В контейнере снова зашуршало.

Там были целых две крысы.

Одна жрала колбасный огрызок, другая смотрела на Аннемарту.

Аннемарта ей подмигнула.

Митцуко молчала. Я молчал тоже. В окне молчал темный город. По эстакаде молча ехал грузовик. Я подошел к Митцуко и стал ее душить. Она молча оцарапала мне бедро. Я молча дернулся назад, толкнул задницей стол. Открытая банка пепси упала со стола. На секунду стало громко. Потом на полу тихо набухала пенистая лужица пепси. Я молча тер оцарапанное бедро. Потом пососал испачканный кровью палец. Было кисло. Я нарочно громко чмокал, чтобы нарушить молчание. Но Митцуко не отвечала, она лежала тихо и неподвижно. Я подошел к ней и хотел спросить, не умерла ли она. Но потом решил, что завтра все само выяснится. Я лег с ней рядом, отвернувшись от нее, и смотрел, как свет маяка Кукимори уже в третий раз отражается в лужице пепси. Мне это надоело. Я вскочил, схватил банку и швырнул ее в окно. Снизу раздался едва слышный звук тонкой жести об асфальт. «Восемь», — сказала Митцуко. «Что?!!» — заорал я. «Восемь секунд падала банка», — прошептала Митцуко. И, вздохнув, досказала:

«Столько же пролетит ангел,

Возвещая об опоздании Бога».

Я почувствовал, что уже почти совсем полюбил ее, и поэтому от нее надо избавляться поскорее. Я подошел к ней. Она лежала на спине, скрестив руки на животе. Я понял, что не смогу ее задушить. Значит, надо уходить самому. Маяк Кукимори снова заглянул в комнату. Лужица на полу почти совсем просохла. Кровь у меня на бедре — тоже. Я натянул брюки — лежащие в кармане ключи от машины больно проехались по свежей ссадине, — пинком распахнул дверь и бросился бежать. Наверное, я вывихнул дверной замок. В этих квартирках вообще хилые замки. Или дверь была не заперта — еще смешнее. Но мне было наплевать. Я бежал вниз по темной лестнице, пешком с сорок девятого этажа. Где-то через десять пролетов, на узкой лестничной площадке, в тоненьком свете двух лежащих на полу окурков, возилась и урчала какая-то парочка. Я так и не понял, парень с девкой это были, или две девки, или хрен знает, и не разглядел, кто что кому и как делал. Но вслед мне пропищали: «Ой, босиком бежит!» Тут только я почувствовал голыми ступнями холодный и грязный бетон лестницы, но мне было наплевать, я же сказал. Внизу я нашел свой раздолбанный «Исудзу» 1989 года, рванул дверь, но на прощание взглянул наверх.

Митцуко медленно летела на меня. В руках у нее были мои кроссовки. Как крылышки ангела были ее растопыренные руки. И белые шнурки развевались, как перья. Восемь секунд — это долго, теперь я это точно знаю. Я успел завести мотор, но не успел отъехать. Она шарахнулась мне на капот, ее лицо приплющилось к ветровому стеклу и продавило его. Разбежались трещинки — лицо Митцуко как будто превратилось в звезду. Я дал задний ход. Митцуко сползла с капота, потом поправила джинсы, харкнула кровью и пошла прочь, швырнув наземь кроссовки. Я выскочил из машины, громко хлопнув дверью.

Она не обернулась и завернула за угол дома. Наверное, она пошла в супермаркет, он тут круглосуточный и всегда можно купить пластырь.

Я подобрал кроссовки, присел на бампер, стряхнул со ступней песок и обулся. На босу ногу. Носки она не вернула. Забыла, наверное.

…мистер Маккарти потом долго дружил с мистером Маккинзи, они играли в крокет и пили виски по четвергам, их поместья были по соседству, и жены их дружили, но все же мистер Маккарти никак не мог позабыть, что мистер Маккинзи перед самой войной присоветовал ему поместить тетушкино наследство в банк «Бразерс энд Партнерс», каковой банк погорел в первые же дни войны, и мистер Маккинзи страшно извинялся и всем рассказывал о неловкости возникшей ситуации, потому что он сам был в совете директоров этого банка, но, хотя мистер Маккарти никак не подозревал мистера Маккинзи в том, что он погрел руки на угольках погоревшего банка в целом и его депозита в частности, о, нет, мистер Маккинзи был истинным джентльменом и уж никак не мошенником, — некий холодок между соседями никак не мог растаять, и единственная наследница мистера Маккарти так и не вышла замуж за племянника бездетного мистера Маккинзи: помолвка была расстроена, ибо мистер Маккарти при гостях чрезвычайно рискованно пошутил о туманной будущей судьбе приданого своей внучки, юной мисс Маккарти-Элсворт, на что мистер Маккинзи, побледнев, заметил, что в Итоне, где он учился, за такие слова били, и довольно крепко; мистер же Маккарти, отойдя к цветущей зеленой изгороди — чаепитие происходило в саду, — взял в руки крокетный молоток и сказал: «Приступайте, сэр».

9 февраля 2010 года мне приснился ворох суперобложек — прямо на полу, в комнате, в углу. А книги на полках стоят просто в переплетах. Как будто их только что раздели, сняли суперобложки.

Я этого не люблю. Книга должна быть в том виде, в каком она издана. Снимать суперобложки — неправильно.

Поэтому я пытаюсь навести порядок. Поднимаю несколько суперобложек с пола, иду к полкам — а там книг целый стеллаж с пола до потолка — и начинаю искать. Глаза болят от пестроты книжных корешков. Неудобно. Тогда я делаю наоборот — беру наугад несколько книг с полки, сажусь на пол и начинаю искать их обложки. Тоже нехорошо — бывают же книги, которые издаются без суперобложек. Непонятно, что делать. В глазах все мелькает и прыгает. Раскрываю первую попавшуюся книгу.

Там какой-то старомодный переводной текст, примерно такой:

…я рано вкусил горечь унижений, ибо отец мой, скромный чиновник в канцелярии государственных доходов, внезапно лишился места по интригам городского советника господина Делароша. Я не знаю, чем это было вызвано: мы были бедны, и никакого имущества, на которое желал бы наложить свою лапу этот алчный крючкотвор, у нас не было, если не считать дома, который мы хоть и называли своим, однако же на самом деле взяли его в пожизненную аренду у доброй госпожи Круасет, крестной матери покойного отцова брата, умершего в 17** году от болотной горячки. Все в городе знали, что этот дом нам не принадлежит. Не было тут и любовной истории, которая заставила бы Делароша так вцепиться в нашу несчастную семью и так упорно вредить моему отцу, словно бы требуя от него чего-то. Моя матушка была немолода и некрасива, страдала излишней полнотою ног, а на левой щеке носила след сильного ожога — нетрезвая кормилица едва не спалила ее в камине, когда ей было менее года. Красавицы сестры, на которую мог бы посягнуть распутный Деларош, у меня не было также: я рос единственным ребенком в семье. Так что причина несчастий моего отца была для меня тайной, которая, однако, наполняла мою жизнь. Припоминая первые впечатления детства, скажу, что самым ранним воспоминанием моим были проводы отца холодным сентябрьским утром. Дело в том, что старый король скончался полгода назад, и новый юный монарх должен был ехать в Реймс свершать обряд коронации железной короной франкских королей, хранящейся в тамошнем соборе. Известно было, что Его Величество проедет через городок N, что в пятнадцати лье от нас, и, возможно, там и заночует. По этой причине отец решил поспеть туда, броситься к стопам молодого монарха и попросить о милости и защите. Помню смутно, как матушка вечером зашивала ему камзол и собирала в сумку печеную курицу и хлеб; помню явственно, как он, ранним утром, уже взобравшись на коня…

Похожие книги на "Окна во двор (сборник)", Денис Драгунский читать полностью, без сокращений.

Харлан Эллисон - Время глаза

А.М. Бэридж - Глаза в глаза

Джек Вэнс - Умирающая Земля.

Денис Драгунский - Ночник.

Игорь Градов - Кладбищенский