Василь Ткачев - Дом коммуны
Хозяева поинтересовались, был ли когда у старухи муж.
— Ушел, — призналась Степанида. — Давно ушел. В белый свет. Детей не было по его вине, я упрекать стала, он не выдержал и ушел. Говорят, где-то в Сибири... А зачем он туда съехал? Когда же и его, Лисовца моего, винить не надо было из-за детей. На тракторе работал и все время бочку с ядохимикатами таскал. Все он да он. И поразился. Не способен стал. А тогда ту бочку никто из трактористов не брал — боялись. Вот не помню, уговорили кого или нет. Видимо, нет.
Тот, которого Сергеем зовут, допытывается, как же она, Степанида, жила без мужа, а старуха только смеется своим беззубым ртом и хитро отвечает:
— Жила...
— А был ли у тебя, бабка, милый? — смеясь, спрашивают милиционеры.
Первый милиционер — для Степаниды они все одинаковы — наконец посмотрел на часы, приказал старухе:
— Иди, тетка, домой. А через два дня приходи. Может, деньги нам выдадут. — И он подмигнул Сергею. — А то начальник приедет, всыплет нам. Начальник у нас стро-о-гий.
Степанида топает в деревню, на самой окраине встречается с Отроховым — тот ходил по старому кладбищу (еще при Петре I, говорят, там хоронили солдат после боя со шведами, а теперь на тех едва заметных холмиках растут редкие деревья — несколько березок и елей) и искал, по-видимому, грибы. Степанида поздоровалась с ним, ей также интересно стало, что это он делает там, Павлович. Подошла, спросила. Секрета не было, как не было здесь и грибов, которые он искал... Когда Степанида выслушала ответ и собралась уже идти дальше, Отрохов попросил ее задержаться, долго смотрел в глаза — Степанида аж моргать начала, часто-часто, — и сказал чистосердечно и проникновенно:
— Больше яйца на пост не носи, Никаноровна. Лучше сама съешь. А про пост тот я письмо, куда надо, написал...
Степанида испугалась даже, услышав о яйцах, прикинулась чудачкой:
— А кто вам сказал, Павлович, об этом?
— Люди всё, слава Богу, знают. Не слепые. Так что послушайся меня. Не носи больше яйца. Не надо. А то понесешь, а их уже нет... Береги обувь.
4
В вагончике их было двое: сержанты Филончук и Костя. Третий милиционер, любитель пить чужие куриные яйца, фамилия которого была Халиков, потащился в лес, но не грибы собирать...
То ли местные шоферы знали про тропки-дорожки и объезжали этот пост, а таких возможностей у них было немало, или что другое, но с самого утра никакого движения на дороге не было, и постовые скучали. Филончук изредка выходил на дорогу, ждал хоть какую-нибудь автомашину, но прогрохотал только старичок на телеге. Сержант хотел сделать ему замечание, чтобы придерживался правой стороны, но передумал, махнул рукой и вернулся к вагончику. Костя лежал на топчане, дремал.
— Спишь? — спросил Филончук.
Костя не ответил — не хватало, видимо, сил: на него наваливался, вероятно, самый что ни есть сон, и он боялся, пошевелив губами, спугнуть его.
— Спи, — разрешил Филончук, посидел немного на табуретке, полистал книгу стихов, небольшую и тонкую, и предложил Косте, который, наверно, и не слышал его: — Хочешь, я тебе стихи прочитаю? Нет? Не буду, если не хочешь... Не зудит, так зачем чесаться? У меня сосед — поэт. Его раньше по телевизору показывали, а потом перестали: что-то не то, говорят, ляпнул. Прогнали. А он может! В газете работал, и когда один завалил его своими опусами, то мой сосед не выдержал, швырнул те стихи ему в рожу и выгнал из кабинета: лучше пей водку, только не пиши! Может так сказать сосед мой? Или придумали? А я считаю, что может. Я, правда, с ним не в дружеских отношениях, но иногда здороваемся. Он по-белорусски разговаривает... — Филончук полистал книжку, посмотрел на Костю, который дремал и пыхтел, будто чайник. — Захрапел! Хорошо, похрапи, а я на дороге буду...
Филончук почему-то снова, как перед Отроховым, вытащил из кобуры пистолет, вертел его на указательном пальце, наводил на вагончик, на вывеску, которая запрещала идти в лес грибникам и ягодникам, и ему не терпелось пострелять. Он хотел даже, чтобы кто-то попытался напасть на этот пост, и тогда бы Филончук показал, где раки зимуют...
Однако желающих напасть на пост не находилось, и это обстоятельство начинало раздражать Филончука, так как сильно зудели руки, а как почесать их — он, бедолага, не знал.
5
Водитель Сиротюк приехал в свою деревню Антоновка с фиктивным путевым листом. Хорошо, что на посту сержанту нужен был бензин, поэтому особенно не придирался. И теперь вот в кузове «газона» лежала пустая канистра на двадцать литров, и Сиротюк, кровь из носу, должен был постараться обязательно наполнить ее топливом, иначе... Он даже не хотел представлять, что тогда ему будет, — страшно подумать. Те ребята шутить не любят. Но и не так просто раздобыть в Антоновке бензин: дефицит. На колхозной заправке работает, правда, родственница Катя, но она боится потерять свое место: председатель пригрозил, если хоть одну каплю пустит налево, отвернет голову. Председателя понимаешь — на топливо нет денег, колхозу многие должны за мясо и молоко, но долг возвращать никто и не думает, а здесь заканчивается уборочная, она сожрала все, что только можно было, далеко вперед. Так что на родственницу Сиротюк не рассчитывал. А еще ведь надо было и в свою машину что-то залить — не вода же колеса крутит. И почему, спрашивается, не заехал на заправочную, которая на выезде из города? Это теперь легко упрекать себя, а тогда просто пожалел денег, захотел сэкономить — в деревне, посчитал, можно у местных шоферов купить топливо значительно дешевле, как он зачастую и делал. И на тебе: колхоз впервые остался без топлива, которое в прежние годы лилось рекой. А бензин необходим — для того и приехал на машине, чтобы сделать пару рейсов в лес по дрова, так как старикам помочь надо, чтобы зимой было им тепло в хате. На машине или без нее, но дрова — его забота, так уже сталось. А здесь не то что вернуться назад в город проблема, в лес не съездишь. Да еще эти наглые милиционеры ждут свою же канистру, и не пустую, конечно. Сиротюк думал-гадал, что это там за постовые такие — гаишники, похоже. А может, какой экологический пост или еще там что. Теперь и не разберешься, но в одном был убежден: школа у них одна, поэтому экзамен надо все же сдавать, не увильнешь. Если б еще хоть эту канистру не подсунули...
У кого ни спрашивал насчет бензина Сиротюк, слышал одно короткое, но жгучее, как со сковороды снятое, слово: нет! Не мог выручить и отец, только пожимал плечами и чесал затылок. Но не было бы счастья, да несчастье помогло. Приехал в Антоновку ближе к вечеру, тоже на служебном «газоне», сосед Валик Семченко, в одном городе живут и работают, и серье-зно «сломался»: полетела ходовая. А бак был полный. Договорились слить бензин, а пока Семченко будет ремонтироваться, что-либо придумают. Сиротюк съездит в лес и поможет ему. Может и так получиться, что придется ехать в город за топливом, однако же пропуском туда должна стать полная канистра. Хотя можно было и объехать. Можно — другим, тому же Семченко, только не Сиротюку, так как попал в сети. Нет чтобы объехать, как другие. Дурак! Тьфу!..
В лес решили ехать на грузовике, сразу пилить и загружать дрова, да там хватает и готового валежника, а потом одна бригада повезет дрова в деревню, а другая будет заготавливать. Поехать в лес вызвались несколько мужчин, которые сидели без дела, поэтому рабочих рук хватало.
И поехали.
6
Можно сказать так про этот пост: он создан для того, чтобы люди видели, что есть милиция, что она работает... чтобы, как говорят, карась не дремал. Да, братцы, да. Даже дед Михей, собираясь в больницу к своей бабке, посмотрел, есть ли затычки в колесах телеги, проверил, все ли спицы. Одной, правда, не было, однако старик махнул рукой: а может, и не обратят внимания на посту, не грузовик же! А когда приближался Михей к вагончику, почувствовал, что волнуется. Вот, черт побери, как человек этот устроен! Ну кто он милиции? Пенсионер, беззубый и худой, как щепка, в чем только душа держится, здесь и жить осталось... А как увидел милиционера возле вагончика, поджилки затряслись. Старик посочувствовал шоферам: тем и в самом деле не позавидуешь. Это же надо иметь такую силу той милиции, что боишься ее больше смерти. И правда же, скажи, что завтра Богу душу отдашь, только и плечами пожмешь, вздохнешь-выдохнешь: пора так пора. И всего. А здесь — поджилки трясутся!..
Когда дед Михей приблизился к посту, сержант Филончук сделал знак: стоп! Старик послушался, а сам подумал: «Что ему, антихристу, надо?» Милиционер приказал подъехать ближе. Подъехал. Ни слова, ни полслова не сказав, сержант осмотрел телегу, на которой сидел, подложив под мягкое место охапку сена, Михей.
— Твой транспорт нужен, — сказал сержант, взяв у старика вожжи. — Отдохни пока, дед.
Михей заупрямился:
