Нагиб Махфуз - Избранное
— Как я мечтала увидеть свадьбу Рифаа, своего единственного сына! А теперь стыжусь ее.
— Ни один из членов рода Габаль не согласится участвовать в ней, — угрюмо сказал Шафеи.
— Лучше уж нам вернуться на Мукаттам, чем жить среди людей, которые нас не любят.
Рифаа сидел у окна, вытянув ноги и грея их на солнце.
— Мы не уйдем отсюда, мама! — сказал он.
— Лучше бы нам не возвращаться сюда! — воскликнул Шафеи. — А ты разве забыл, как грустил в день нашего возвращения?
— Сегодняшний день — не вчерашний, — улыбнулся Рифаа. — Если мы уйдем, то кто же избавит род Габаль от ифритов?
Плюнув, Шафеи воскликнул:
— Да пропади они пропадом со своими ифритами! Затем, помолчав немного, спросил:
— Ты сам приведешь в наш дом эту?.. Рифаа не дал ему договорить:
— Никого я в наш дом не приведу. Я сам уйду жить в другое место.
— Отец имеет в виду совсем не это, — поспешила вмешаться Абда.
— А я имею в виду именно это! Новый мой дом недалеко, и каждое утром мы сможем здороваться за руку из окна.
Несмотря на недовольство Шафеи, день свадьбы было решено отпраздновать, пусть и скромно. Коридор дома и двери двух жилищ были нарядно украшены. Пригласили певца и повара и всех самых близких друзей и знакомых. Но на приглашение откликнулись лишь дядюшка Гаввад, Умм Бахатырха, Хигази с семьей да несколько бедняков, которые рассчитывали на угощение. Рифаа был первым юношей, чья свадьба праздновалась без свадебной процессии. Собравшиеся перешли по коридору в дом невесты. Певец пел без вдохновения, так как было мало гостей. Во время застолья дядюшка Гаввад сказал слово, в котором восхвалял мужество Рифаа и его благородство, и сказал, что он умный и чистый юноша, но вынужден жить на улице, где в почете лишь жулики и дубинки.
В это время мальчишки, собравшиеся у дома, хором запели:
Рифаа, видно, ты сбесился, Раз на распутнице женился…
Пение они сопровождали гримасами и прыжками. Рифаа потупил взор, Шафеи побледнел, а дядюшка Хигази, разозленный, крикнул:
— Собаки! Собачьи дети!
Однако дядюшка Гаввад примирительно сказал:
— Да, на нашей улице много грязи, но и хорошее никогда не забывается. Сколько футувв на ней властвовали, а добром она вспоминает лишь Адхама и Габаля. Певец поспешил своим пением заглушить голоса разбуянившихся мальчишек. Свадьба продолжалась, но веселья не было. Наконец гости разошлись. Рифаа остался наедине с Ясминой. Девушка в свадебном наряде была чудом красоты. Хорош был и Рифаа в шелковой галабее, с пестрой повязкой на голове, в ярко — желтых сапогах. Они сидели на диване напротив украшенной розами кровати. В зеркале шкафа отражались стоявшие под кроватью кувшин с водой и таз. По — видимому, девушка ждала действий со стороны Рифаа или по крайней мере подготовки к действиям, но он сидел молча и глядел то на фонарь под потолком, то на цветную циновку на полу. Когда молчание слишком затянулось, Ясмина мягко сказала:
— Я никогда не забуду того, что ты для меня сделал. Я обязана тебе жизнью.
Рифаа ласково посмотрел на нее и сказал тоном человека, который не желает снова возвращаться к этой теме:
— Все мы обязаны жизнью кому–то другому.
Как великодушен Рифаа! В тот день, когда он ее спас, он не хотел, чтобы она целовала ему руку. А сейчас не хочет вспоминать о добре, которое сделал. С его великодушием может сравниться только его терпение. Но о чем он думает? Может быть, он огорчен тем, что из–за своей доброты был вынужден жениться на такой, как она?
— Я не так плоха, как думают обо мне люди. Они любят и ненавидят меня за одно и то же.
— Я знаю это, — утешал девушку Рифаа, — на нашей улице часто ошибаются.
Ясмина вдруг разозлилась:
— Они постоянно хвастают тем, что их род идет от Адхама, и в то же время хвалятся своими грехами.
— Пока мы не освободимся от ифритов, нам не видать счастья. Ясмина не поняла, что он имеет в виду, но вдруг ощутила всю нелепость положения и рассмеялась.
— Какой странный разговор мы ведем в свадебную ночь!
Она гордо вскинула голову и, казалось, уже забыла о своей благодарности Рифаа. Сняв шаль, накинутую на плечи, она кокетливо глядела на мужа.
— Ты станешь счастливой — первой на нашей улице! — пообещал он.
— Правда? А у меня есть вино.
— Я выпил немного за столом, и с меня достаточно. Ясмина в растерянности замолчала, затем предложила:
— Еще у меня есть хороший гашиш.
— Я пробовал, но мне не нравится.
— А твой отец заядлый курильщик. Я видела однажды, как он выходил от Шалдама в таком состоянии, что вряд ли мог отличить день от ночи, — с удовлетворением сообщила Ясмина.
Рифаа улыбнулся, но ничего не ответил. Она же отвернулась от него и сделала вид, что сердится. Потом встала, прошлась до двери, повернулась, сделала несколько шагов и остановилась под фонарем. Сквозь ее тонкое платье просвечивало прекрасное тело. Она смотрела в его спокойные глаза, и отчаяние заполняло ее душу.
— Зачем ты спас меня? — спросила она.
— Я не выношу, когда кто–нибудь страдает.
— Поэтому ты и женился на мне? Только поэтому? — с вызовом спросила она.
— Не надо сердиться.
— Я думала, ты любишь меня.
— Я действительно тебя люблю, — искренне и просто ответил Рифаа.
— Правда? — удивилась Ясмина.
— Нет такого человека на нашей улице, которого бы я не любил.
Разочарованно вздохнув и глядя с подозрением на Рифаа, она сказала:
— Я поняла. Ты проживешь со мной несколько месяцев, а потом разведешься.
Глаза его расширились от удивления.
— Откуда у тебя такие мысли?
— Но я совсем растерялась. Чего же ты хочешь?
— Чтобы ты была по–настоящему счастлива.
— Я иногда бывала счастлива, пока не встретила тебя.
— Человек без достоинства не может быть счастлив. Ясмина невольно рассмеялась.
— Но мы не можем быть счастливы одним лишь достоинством.
— Еще никто из нашего квартала не знал настоящего счастья, — печально заметил он.
Ясмина, тяжело ступая, подошла к кровати и с поникшим видом села на краешек. Рифаа подошел к ней и нежно сказал:
— Ты, как и все жители нашего квартала, думаешь лишь о потерянном времени.
— Ты говоришь какими–то загадками, — недовольно откликнулась Ясмина.
— Они разрешатся сами собой, когда ты освободишься от своего ифрита.
— Я и так себе нравлюсь!
— То же самое говорят Ханфас и другие! — сокрушенно проговорил Рифаа.
Теряя терпение, она спросила:
— Мы так и будем беседовать до самого утра?
— Ложись и усни, пусть тебе приснится хороший сон. Девушка подвинулась и легла на спину, глядя то на свободное место возле себя, то в глаза Рифаа.
— Ложись поудобней. Я перейду на диван.
Ее разобрал смех, но она быстро справилась с собой и язвительно сказала:
— Боюсь, что завтра придет твоя мать предостеречь тебя от излишеств.
Она надеялась увидеть смущение на лице Рифаа, но тот по–прежнему смотрел чистыми, спокойными глазами.
— Я очень хочу освободить тебя от ифрита.
— Оставь женские дела женщинам! — гневно воскликнула она.
С этими словами она отвернулась к стене. Ей было одновременно и досадно, и тревожно. Рифаа подошел к фонарю, прикрутил фитиль и задул огонь. Комната погрузилась в темноту.
52.
Сразу после свадьбы Рифаа решительно приступил к осуществлению своих планов. Он почти перестал бывать в мастерской, и, если бы не любовь и доброта отца, ему не на что было бы жить. Каждому встреченному на улице жителя квартала Габаль Рифаа приказывал довериться ему и согласиться, чтобы он освободил его от ифрита, обещая, что тогда он узнает настоящее счастье. Члены рода Габаль шептались между собой, что Рифаа, сын Шафеи, тронулся умом и ведет себя как настоящий сумасшедший. Некоторые вспоминали, что он и раньше отличался странностями. Другие объясняли его состояние женитьбой на такой женщине, как Ясмина. Разговоры эти велись всюду: в кофейнях, в домах, на улице, возле ручных тележек, в курильнях. А как была удивлена Умм Бахатырха, когда, склонившись к ее уху, Рифаа со своей обычной мягкостью предложил ей:
— Позволь мне освободить тебя от ифрита.
— Откуда ты взял, что мой ифрит злой? Так–то ты думаешь о женщине, которая полюбила тебя как сына?!
Рифаа серьезно ответил:
— Я предлагаю свои услуги только тем, кого люблю и уважаю. Ты очень добрая и славная, однако ты не свободна от алчности, которая заставляет тебя торговаться с больными. Если же ты освободишься от ифрита, то будешь делать добро бесплатно.
Умм Бахатырха долго смеялась, а успокоившись, сказала:
— Ты хочешь пустить меня по миру? Да простит тебя Аллах, Рифаа!
