Нагиб Махфуз - Избранное
Шафеи окинул взглядом мастерскую.
— Посмотри, как хорошо кормит нас наша работа! А что нас ожидает завтра, благодаря тебе?
— Завтра будет еще лучше! — радостно воскликнул Рифаа. — Ведь исцеление больных людей может не понравиться только ифритам!
Лучи заходящего солнца, отразившись в зеркале шкафа, который стоял неподалеку от двери, осветили всю мастерскую.
51.
Тревога поселилась в доме Шафеи. Хотя он очень спокойно рассказал Абде о случившемся и она узнала лишь, что Рифаа слышал голос деда и после этого решил ходить по домам несчастных и изгонять ифритов из их душ, все–таки она очень обеспокоилась и без конца перебирала в уме возможные последствия. Рифаа не было дома. С дальнего конца улицы, не из квартала Габаль, доносился шум свадьбы: звуки бубнов, флейт и радостные возгласы. Абда решила взглянуть правде в глаза.
— Рифаа не лжет, — печально проговорила она. Но Шафеи не согласился с ней.
— У него слишком богатое воображение. Он принял фантазию за действительность.
— А как бы ты истолковал услышанное им?
— Откуда мне знать?
— Но одно несомненно — дед наш жив.
— Горе нам, если все это станет известно кому–либо, кроме нас!
— Мы будем молчать. Возблагодарим Аллаха за то, что нашего сына интересуют души людей, а не имение. Ведь если он никому не вредит, то и ему никто не причинит зла. — В голосе Абды звучала страстная надежда.
— На нашей улице слишком много таких, кому причиняют зло, хотя сами они никого не обидели, — заметил Шафеи.
Тут шум свадьбы был заглушен криком, поднявшимся в коридоре. Абда и Шафеи выглянули в окно и увидели, что в коридоре толпятся мужчины. В свете фонаря, который был у кого–то в руке, они различили лица Хигази, Бархума, Фархата, Ханнуры и других. Все они что–то говорили, кричали, и их голоса слились в общий гул. Кто–то выкрикнул громче всех: «На чашу весов поставлена честь рода Габаль, и мы никому не позволим замарать ее!»
Абда, дрожа всем телом, прошептала на ухо мужу:
— Тайна сына раскрыта!
Шафеи отошел от окна, тяжело вздыхая.
— Сердце мое не обмануло меня!
Не думая об опасности, он выбежал из комнаты. Абда последовала за ним. Пробиваясь сквозь толпу, Шафеи взывал:
— Рифаа! Где ты, Рифаа?
Но лицо его сына не появлялось в свете фонаря, и его голоса не было слышно в общем гуле. К Шафеи сквозь толпу пробился Хигази и, стараясь перекричать шум, спросил:
— Твой сын снова заблудился? А Фархат воскликнул:
— Подойди, послушай, что говорят люди, посмотри, как забавляются шутники позором рода Габаль.
Встревоженная Абда уговаривала собравшихся:
— Уповайте на Аллаха! Не надо ссориться. В ответ послышались гневные голоса:
— Эта женщина сумасшедшая! Она не знает, что такое честь!
Сердце Шафеи затрепетало от страха, и он спросил Хигази:
— Где мой сын?
Хигази пробрался к двери, выходящей на улицу, и громко позвал:
— Рифаа! Иди сюда, Рифаа, поговори со своим отцом! Шафеи, который думал, что его сын схвачен и валяется где–нибудь в углу коридора, еще больше растерялся. Когда Рифаа подошел к нему, Шафеи вцепился в него и потянул в ту сторону, где стояла Абда… Тут показался Шалдам с фонарем в руке, шедший впереди Ханфаса, который шагал следом с мрачным и злым видом. Все взгляды обратились к футувве, наступило молчание. Ханфас грубым голосом спросил:
— Что случилось?
Несколько голосов разом ответили ему:
— Ясмина опорочила нас!
— Пусть говорит тот, кто был свидетелем!
Вперед вышел извозчик Зейтуна. Встав перед Ханфасом, он сказал:
— Не так давно я увидел ее выходящей с черного хода из дома Бейюми. Я последовал за ней сюда и спросил, что она делала в доме футуввы. Она была пьяна. От нее пахло вином на весь коридор. Она убежала от меня и закрыла дверь. А теперь спросите себя, что может делать пьяная женщина в доме футуввы?
При этих словах Шафеи и Абда несколько успокоились. Зато Ханфас несказанно разъярился. Он понял, что его звание футуввы подвергается жестокому испытанию. Если он не накажет Ясмину, то потеряет уважение всего рода Габаль, а если он позволит разгневанным мужчинам расправиться с ней, то окажется в незавидном положении перед Бейюми, главным футуввой улицы. Что делать? Все мужчины рода Габаль покинули свои жилища и собрались во дворе и на улице перед домом Наср. Положение Ханфаса становилось все более затруднительным. Гневные выкрики не смолкали:
— Выгнать ее из квартала Габаль!
— Прежде чем выгнать, надо спустить с нее шкуру!
— Прикончить ее!
Из темноты за окном раздался испуганный крик Ясмины. Все смотрели на Ханфаса. В этот момент Рифаа громко спросил отца:
— Не достойней ли мужчинам изливать свой гнев на Бейюми?
Многие возмутились, услышав эти слова, в первую очередь Зейтуна.
— Она сама пошла к нему домой! — крикнул он. А кто–то напустился на Рифаа:
— Если ты не знаешь, что такое честь, лучше молчи! Отец взглядом приказал сыну умолкнуть, но Рифаа настойчиво продолжал:
— Бейюми сделал то, что все вы делаете! Зейтуна заорал как ужаленный:
— Она из рода Габаль и другим не принадлежит!
— Этот парень просто глуп и не имеет представления о чести, — добавил кто–то.
Шафеи стукнул сына, чтобы тот наконец замолчал, а Бархум воскликнул:
— Теперь слово за муаллимом!
Ханфас задыхался от злобы. Ясмина все кричала и звала на помощь. Разгневанные мужчины вперились взглядами в окно ее комнаты и готовы были в любую минуту ворваться к ней. Рифаа не мог больше выносить криков девушки, он выскользнул из рук отца и стал пробираться к двери Ясмины, крича:
— Пощадите ее! Вы же видите, как она слаба и напугана!
— Баба! — обругал его Зейтуна.
Рифаа, не обращая внимания на уговоры отца, ответил Зейтуне:
— Да простит тебя Аллах! — и продолжал, обращаясь к остальным: — Пощадите ее. Лучше сделайте со мной все что хотите. Неужели мольбы о помощи не трогают ваши сердца?!
— Не слушайте этого идиота! — завопил Зейтуна. — Ханфас, наш муаллим, слово за тобой!
Вдруг Рифаа спросил:
— Вас удовлетворит, если я женюсь на ней?
В ответ раздались гневные или насмешливые возгласы:
— Нам важно, чтобы она была наказана, — заявил Зейтуна.
— Я сам ее накажу! — провозгласил Рифаа.
— Наказание должно исходить ото всех!
Ханфас быстро сообразил, что предложение Рифаа дает ему возможность выпутаться из затруднительного положения. И хотя оно ему не очень–то нравилось, ничего лучше он придумать не мог. Он еще больше нахмурился, скрывая свое бессилие, и сказал:
— Парень пообещал нам жениться на ней, так пусть женится!
Ослепленный яростью, Зейтуна вскричал:
— Трусость взяла верх над честью!
И тут же тяжелый кулак Ханфаса обрушился на его нос. Зейтуна пошатнулся, из носа ручьем полилась кровь. Все понимали, что то же ожидает любого, кто осмелится сказать слово поперек. Ханфас переводил взгляд с одного лица на другое, и в свете фонаря ясно был различим написанный на них страх. Поэтому никто из собравшихся не выразил сочувствия Зейтуне по поводу сломанного носа, а Фархат даже упрекнул его:
— Язык твой — враг твой!
— Если бы не ты, муаллим, — обратился Бархум к Ханфасу, — мы бы не пришли ни к какому решению.
— Гнев твой страшен, футувва! — заметил Ханнура. Затем собравшиеся стали расходиться, и скоро в коридоре остались лишь Ханфас с Шалдамом и Рифаа с родителями. Шафеи подошел к Ханфасу попрощаться и протянул ему руку, но тот со злобой ударил его по руке тыльной стороной ладони, да так, что Шафеи вскрикнул от боли. К нему кинулись жена и сын, а Ханфас отправился восвояси, проклиная мужчин и женщин, и весь род Габаль, и самого Габаля. Дома Шафеи из–за сильной боли сначала даже не вспомнил, в какой переплет попал его сын. Он опустил руку в теплую воду, а Абда принялась ее массировать.
— Наверное, это Закийя настроила мужа против нас, — предположила она. Шафеи, морщась от боли, проговорил:
— Этот трус забыл, что именно наш глупый сын спас его от дубинки Бейюми.
Все свои надежды родители Рифаа связывали с сыном. Можно себе представить, сколь горьким было их разочарование! Женясь на Ясмине, Рифаа становился ничем. Свадьба еще не назначена, а семейство их уже стало предметом сплетен для всей улицы. Абда тайком лила слезы и чуть не ослепла. Шафеи ходил хмурый, как ненастный день. Но в присутствии Рифаа они скрывали свои чувства и не высказывали недовольства. Возможно, их недовольство смягчалось поведением Ясмины, которая сразу после сватовства прибежала в дом Шафеи, бросилась перед ним и его женой на колени, с плачем выражала им свою признательность и горячо заверяла, что она горько раскаивается в своем прошлом. Теперь, после того как юноша во всеуслышание заявил о своем намерении жениться, отказаться от свадьбы было нельзя. Шафеи и Абда покорились судьбе и смирились перед неизбежным. В их сердцах боролись два желания: справить свадьбу пышно, устроить, согласно обычаю, свадебное шествие, и другое желание — ограничиться празднованием дома, чтобы не подвергаться насмешкам со стороны членов рода Габаль, которые и так уже смеялись над предстоящим браком во всех кофейнях. Не в силах скрыть огорчения, Абда пожаловалась Шафеи:
