Девушка без прошлого. История украденного детства - Даймонд Шерил

Я помню это мгновение невероятно четко: Огайо, шумная толпа, звучит музыка Вивальди для произвольной программы, я стою босыми ногами на холодном бетоне. Фрэнк рядом. Это мгновение растягивается, и в памяти всплывает весь этот день. Тот, когда я отступила и позволила другим решать, потому что боялась, что на меня станут кричать, боялась того, что подумают люди. Я все еще вижу брата, его грустную улыбку и последние слова: «До встречи, Бхаджан».

Впереди вырастает черно-белый силуэт Манхэттена, и тело словно пронзает электрический заряд. Он был здесь, в этом городе, всего несколько лет назад, пытался сделать то же самое, что сейчас пытаюсь сделать я. Вчера я даже прошла мимо того агентства, где работал Фрэнк. За блестящими стеклянными стенами были видны сотрудники, занятые переговорами по телефону. Я всматривалась в них, словно ожидая увидеть его.

Сжав в руке карточку, я смотрю в пыльное окно автобуса и даю обещание городу, в котором все считается возможным: я больше не отойду в сторону и не стану смотреть, как решения принимают другие.

Прошло всего несколько дней с тех пор, как глава отдела «Новых лиц» продекларировала, что всем на нас плевать, и я начинаю понимать, что она имела в виду. Ежедневная череда кастингов сводится к постоянной беготне вверх и вниз по лестницам и бесконечному выслушиванию заявлений, что я недостаточно хороша. Тем, кто смотрит на нас со стороны — длиннющие ноги, портфолио под мышкой, — может показаться, что мы всего добились. Но я-то знаю, что эти невероятно красивые девушки близки к отчаянию. А все их улыбки, вся непринужденность нужны только для того, чтобы скрывать ужас.

На каждом кастинге что-то бывает слишком: слишком высокая, слишком маленькая, слишком светловолосая, слишком толстая. То я не должна улыбаться, чтобы не выглядеть чрезмерно юной, то не должна быть серьезной, чтобы не казаться старше, чем есть. Невозможно понять, что нужно изменить и что станет проблемой завтра. Ясно только одно: всякий раз их что-то разочаровывает во мне — или во всех нас.

Но, знаете, они пожалеют, что так со мной обращались. «Они меня вспомнят, — говорю я себе в номере мотеля, заливая чуть теплой водой лапшу быстрого приготовления. — Вспомнят и скажут, что надо было вести себя по-другому». Пластиковой ложкой я пытаюсь размять слипшуюся массу. Дохлый номер.

Тигра смотрит на меня с кровати, и я поднимаю плечо, криво улыбаясь. Я не знаю, почему я это делаю, почему скрываю от кота, как все плохо. Если бы он знал, что завтра надо платить за жилье, знал, что у нас нет денег, видел бы тетку за стойкой регистрации. Выглядит она так, будто мечтает вышвырнуть нас на обочину. Мама и папа звонят каждый вечер, и я скрываю худшее от них. Иначе они примчатся сюда, потратив последние деньги и наплевав на сделку, которую папа старается заключить, — в результате все станет еще хуже.

Так что когда меня зовут на кастинг, я крашу глаза в ванной, выхожу и иду через дорогу, вдоль которой стоят молоденькие проститутки. Дожидаясь автобуса в город, я смотрю на них, и меня каждый раз поражает, как много между нами общего.

Пока меня одевают или раздевают в очередном небоскребе, отстраненно разглядывают, обсуждая мое тело, я заставляю себя думать о Тигре. Это единственное хорошее, что есть в моей жизни. Забавно, что кот помогает мне пережить день, но я считаю часы до момента, когда открою вечером замызганную дверь мотеля и увижу что-то настоящее. Я должна уже привыкнуть к критическому настрою агентов, но мне все еще больно. Минимум дважды в день хочется спрятаться или разрыдаться, как будто мне шесть лет. Единственное, чему я научилась за последние годы, — превращать боль в топливо для амбиций.

— Пройдись!

Цокая шпильками, я иду по подиуму, как меня учили, и думаю, видна ли решимость в моих глазах. Может, именно ее они ищут. Понять, чего именно хотят эти дизайнеры и редакторы, невероятно сложно, тем более что обычно у них самих нет об этом четкого представления. Законодатели мод легко устают, склонны выбрасывать все подряд по любой причине и не способны функционировать без постоянного притока кофе из «Старбакса». Иногда мне кажется, что миллиардной индустрией моды управляют люди с мышлением и темпераментом младенцев, по брови накачанные ксанаксом. Именно им решать, насколько толстым будет считать себя весь мир в этом месяце.

А потом на очередном кастинге, высоко над Манхэттеном, в красивом ателье, кто-то оглядывает меня. Я жажду одобрения. Удивительно, как быстро исчезает налет цивилизованности, если ты голоден, как скоро на поверхность выходит все темное и злое. Я смотрю на манекенщиц и мне хочется заорать, чтобы все эти красивые девушки выметались отсюда. Убирайтесь! Мне эта работа нужна больше, чем вам. Мне нужны деньги! Признание! Способ доказать, что я чего-то стою! Я заслуживаю этого больше, чем вы! Я буду вкалывать, даже умирая от усталости! Просто отдайте мне эту работу. Пожалуйста!

Но я ее не получаю. Через несколько минут я бреду по Тридцать четвертой улице, опустив голову, и злюсь на себя. Наверняка со мной что-то не так. Может, волнистые волосы. Или я недостаточно тощая. Разумеется, работа достанется хорошенькой девочке из Восточной Европы, с ангельским лицом и сладкой улыбкой. Сучка!

Не успеваю я дойти до мотеля и увидеть открытую дверь номера, как на меня накатывают дурные предчувствия. Старая мымра вытащила мой чемодан наружу и победно смотрит на меня. Она что-то говорит, но я не слушаю, бросаюсь вперед, падаю на пол, заглядываю под кровать, распахиваю дверь в туалет.

Пусто!

Тигры нет.

Я стою у дороги. Мне уже снились такие кошмары: меня выгнали, потому что у меня нет денег заплатить за еще одну ночь. Но даже в этих кошмарах он был со мной. Наверняка кот бросился в лесок за мотелем, как только менеджер вломилась в номер. Он научился этому у меня: никогда не доверять незнакомцам.

В следующую ночь начинается лихорадка. Я чувствую это, проснувшись на жестком стуле в кофейне автобусного вокзала. Все тело ноет. На столе стоит почти пустой стакан остывшего чая. Я медленно прихожу в себя и оцениваю ситуацию. Сумка все еще лежит на коленях, ремешок плотно обмотан вокруг руки. Вчера я оставила чемодан в дешевой камере хранения у дороги и провела вечер, разыскивая Тигру. Мне опять не повезло, как и во всем остальном. Единственное безопасное место для ночлега, которое я придумала за два дня, нашлось здесь, в вокзальной кафешке. Я долго смотрю на пакетик «липтона» и пластиковый стол и раз за разом повторяю обещание, которое дала себе в первый день: «Все изменится. Я изменюсь».

Поднявшись, я иду мимо копов, чувствуя их настороженные взгляды, и выхожу в дождливую ночь. Это один из худших районов Нью-Джерси, а я бездомная — у меня нет денег на комнату. Теплый дождь смешивается с потом. Из темных, чуть освещенных вывесками углов за мной следят наркоманы, сутенеры. Только попробуйте, будто говорю я каждым решительным шагом. Только попробуйте!

Я жду автобуса. Выхожу у мотеля и прижимаюсь к дереву. Дождь затекает под рубашку.

— Тигра! — кричу я в темноту, отвожу ветки, царапающие лицо, чувствую запах земли и гнили. — Тигра!

Через час я уже вся горю в лихорадке и вынуждена признать, что поиски бесполезны. Прошло несколько дней. Он может оказаться где угодно. Скорее всего, Тигра погиб. Я сглатываю комок в горле. Мне хочется растерзать эту темноту, эту несправедливость.

Шуршат листья, и я с надеждой поворачиваю голову.

Белка.

Глядя ей вслед, я вытираю лицо и начинаю выбираться из зарослей. Оказавшись на тропинке, я медленно бреду вниз по холму, сунув руки в карманы. Впереди мелькает вывеска забегаловки с бургерами. Я понимаю, насколько я ослабла.

У дороги стоит одинокая проститутка. Только она решилась выйти на шоссе в такую ночь.

Мяу!

Я останавливаюсь, но боюсь смотреть в ту сторону, чтобы не лишиться последней надежды.

Мяу, мяу!

Тигра несется ко мне сквозь кусты, поджимая левую переднюю лапу. На белом носу краснеет царапина. Я падаю на колени прямо в грязь, тяну к нему руки. Льет дождь, мы сидим на тротуаре, и он громко мурлычет. Я касаюсь его лбом, и Тигра довольно вздыхает. Какое-то время мы не двигаемся, а потом инстинкты берут верх. Я вскакиваю и бегу вниз, на удивление быстро и легко. Во мне больше нет усталости. Я должна найти для нас безопасное место.