Александр Житинский - Лестница. Плывун: Петербургские повести.
— Наденька! Пламенный!.. — обратился Кирилл к Наденьке, оставив Старицкого. — Знакомьтесь, друзья! Это Владимир (при этих словах он огреб своего приятеля в шапке пирожком за шею и смачно поцеловал)… А это… Слушай, Вовтик, как ее зовут? Я забыл.
— Неля ее зовут, — выдавил из себя Вовтик, все еще прижатый щекою к основательно небритой физиономии своего товарища.
— Вот! Неля, — и Кирилл оставил в покое Вовтика и так же шумно поцеловал его приятельницу, причем последняя восприняла это терпеливо. Отпустив и ее, он шагнул к Пирошникову и, хлопнув предварительно того сбоку по плечу, протянул ему руку ладонью кверху. — Кирилл. Кирюха тоже можно.
— Владимир, — сказал наш герой, вкладывая свою руку в ладонь великана и испытывая смущение от того, что он почему-то не может залихватски хлопнуть по ней, как полагалось бы своему парню.
— Слышишь? Тезка твой. Пошли! — скомандовал Кирилл, решительно устремляясь к двери мастерской. — Все за мной!
И все действительно сделали движение вслед за ним, ибо этот шумный человек умел покорять. Он так стремительно ворвался в наше повествование, что я даже не успел описать его наружность. Голова у него была большая, а когда он снял шапку, выяснилось, что коротко постриженная. Полуседой бобрик придавал ему спортивный вид. Он был похож на футбольного тренера лет сорока, а в руках, дополняя впечатление, болталась большая спортивная сумка. Из-под пальто торчал ворот свитера.
Кирилл открыл дверь в мастерскую и свистнул от удивления.
— Народу, что людей, — сказал он. — Ну ничего! Люблю компанию.
Все ввалились в мастерскую, причем последним и не слишком охотно вошел Георгий Романович, спрятавший на всякий случай свою бутылку в карман пальто, чтобы она не мозолила глаза.
— За что же вы так произведение? — спросил Кирилл, указывая на расколотую статую. — Это же шедевр! — И, не ожидая ответа, с размаху поставил на середину комнаты сумку, в которой что-то звякнуло. Расстегнув молнию на сумке, он достал оттуда газету, которую с подчеркнутой тщательностью расстелил на полу. Вслед за этим из сумки стали появляться и занимать свое место на газете бутылки водки и вина.
— Сейчас попьем! Сейчас знатно попьем! — гудел хозяин. — Располагайтесь. Я вчера одну вещичку продал. Купальщица, керамика, потянула полкуска… Эй, дед! — обратился он к дядюшке. — Тащи стаканы!
Дядюшка неожиданно вытянулся по-военному и выразил полную готовность к подчинению. Возникла предпраздничная суматоха, довольно бестолковая, но деятельная. Всем вдруг нашлось занятие, чему способствовали краткие и энергические приказания Кирилла. Были принесены стаканы, вилки, тарелки, а из сумки хозяина комнаты и портфеля тезки Пирошникова появились закуски; раскладушки Пирошникова и дядюшки были придвинуты к расстеленной газете, напоминавшей скатерть-самобранку; поплыли из кухни стулья и табуретки, покачиваясь и перевертываясь в воздухе; Пирошников с Наденькой тоже были втянуты в общий круговорот, лишь Наташа сидела безучастно и пряча взгляд да, пожалуй, Георгий Романович слегка нервничал, ибо были нарушены какие-то его планы.
— Обжили комнатушку, и правильно! — говорил хозяин, весьма профессионально разрезая соленые огурчики и располагая их на тарелке звездочкой. — Пока там Ларка воюет, а вы… Ай да Надюха!
Наташа внезапно поднялась со стула и сделала это так неосторожно, что разговоры смолкли и все невольно оборотились к ней, точно ожидая какого-то заявления. Но бедная девушка сказала только, что ей пора домой, и произнесла сдавленно свое «до свиданья», причем, поскольку оно предназначилось всем, обвела присутствующих взглядом. По всей вероятности, она намеревалась не встретиться глазами с нашим героем, пробежать мимо, не задерживаясь, но по неопытности не смогла, и взгляды их на секунду скрестились. Наташа переменилась в лице и густо покраснела, хотя, ей-богу, причин для этого не было. Отвернувшись, она принялась было искать свою шубку в груде одежды, сваленной в углу гостями, но этому воспрепятствовал Кирилл, который бесцеремонно взял девушку за руку и насильно усадил на тот же стул.
— Никуда! — сказал он, грозя пальцем. — Я здесь хозяин.
И, налив ей первой стакан вина, Кирилл заставил Наташу взять его, а потом наполнил остальные стаканы.
— Не у тех, кто во прах государства поверг, — начал тост хозяин, — лишь у пьяных душа устремляется вверх. Надо пить в понедельник, во вторник, в субботу, в воскресение, в пятницу, в среду, в четверг!
— Правильно! — сказал тезка нашего героя, а его подруга хихикнула. Пирошников выпил свой стакан, сидя рядом с дядюшкой на провалившейся почти до пола раскладушке, отчего он, дядя Миша и сидевший с другой стороны Георгий Романович сползли к середине и оказались тесно прижатыми друг к другу. Странная компания, не правда ли?
Сколько таких странных компаний, читатель, довелось наблюдать автору и, что еще хуже, — участвовать в них! Естественна тяга человека к общению (а общение — дело не простое), но как легко создать его иллюзию, сгрудившись над бутылками, поднимая бокал и улыбаясь каждому, в свою очередь тоже улыбающемуся лицу. Я не говорю здесь о случаях патологического, так сказать, пьянства, меня интересует всеобщее приятие, если можно так выразиться, рожденное над колеблющейся поверхностью вина, отражающей и вашу довольную физиономию, и физиономию вашего врага, который сейчас любит вас липкой любовью, и прочие лица, объединенные в кривом зеркале винного круга, дрожащего внутри стакана. Пейте, родимые! Уважайте друг друга, а я вернусь к своему герою, которому, по правде сказать, что-то мешало предаться общему веселью.
Пирошников обвел глазами присутствующих и заметил, что Наденьки среди них нет. Стул ее был пуст, полный стакан стоял на газете перед ее местом; как она ухитрилась исчезнуть — неизвестно. Только что, когда хозяин разливал, Наденька была тут и даже смеялась и говорила что-то о дрожащих руках Кирилла, а вот теперь ее не было, и никто, кроме нашего героя, этого не замечал. Собственно, оно и понятно. Кирилл следил за Наташей, удерживая ее от побега, Вовтик с Нелей, повесивши руки на плечи друг другу, уже о чем-то тихо договаривались, Георгий Романович поглядывал все на дверь, а дядюшка не сводил преданного взгляда с хозяина комнаты, точно майор с генерала.
Налили снова, и Пирошников, взяв свой стакан, как бы между прочим, подошел сначала к окну, потом прошелся по комнате и, выпив со всеми, закурил. Его примеру последовали другие, кроме Старицкого, комната сразу же утонула в дыму, а наш герой, прикрываясь дымовой завесой, выскользнул в коридор. Там, конечно же, на боевом дежурстве находилась старушка Анна Кондратьевна, которая тщательно поправляя кружевную накидочку на своем комоде.
