Анатолий Рыбаков - Екатерина Воронина
– Я только хочу, папка, чтобы она тебя любила и была преданна тебе. Так много неискренних людей.
– Тебе она кажется неискренней?
– Я не про нее говорю, а вообще. Она, наоборот, кажется мне чересчур прямолинейной. Но мне будет неприятно, если она станет тебя огорчать.
– Огорчать я себя не позволю, – засмеялся Леднев. – Ты говоришь так, будто я уже решил. Ничего я еще не решил. Она хороший человек, я хочу, чтобы ты с ней подружилась. Она будет к нам приходить в гости, и тогда мы все обдумаем.
– Нет, папка… – Ирина снова прижалась лицом к его ладони. – Ты уже все решил.
Глава двадцать вторая
Клара пришла к Ермаковым с Алешей: знала, что Ермаковы постесняются при ребенке говорить плохое о ней, а сама она сможет говорить о Сутырине что угодно.
– Отпустила бы Алешу погулять. Ни к чему ему взрослые разговоры слушать, – сказала Мария Спиридоновна.
– Ничего, – вызывающим тоном ответила Клара, с нарочитой заботливостью поправляя на Алеше воротничок, – он ужо большой, все понимает, пусть знает, какой у него отец.
Клара располнела, обрюзгла. Выражение подозрительности, которое было на ее лице и раньше, теперь дополнялось выражением обиды – точно все были виноваты в ее неудачах. Клару сняли с работы и отдали под суд. Сообщить об этом она и пришла к Ермаковым.
– Запутали меня. Женщину легко запутать. Кругом завистники одни. Вот посадят меня, что с Алешей будет? Отец бросил, любовницу завел, ему и дела нет до собственного ребенка.
– Это ты зря! – возразил Николай. – Сергей Алешу никогда не бросит.
– Бросил уже! – отрубила Клара. – Бросил! Подумаешь, отделался тремя сотнями в месяц. А ребенка одеть, обуть надо, накормить.
– Ты же сама не хотела с ним жить, – сказал Николай.
– Когда это было? Разве я от него ушла? Он сам ушел. Когда не хотят семью бросать, из дому не уходят. Мало ли что бывает между мужем и женой! Поругались – помирились. A он ведь ушел. Подумаешь, шоколадки сыну покупал! Шоколадками отделывался! Ребенку есть нечего, а он шоколадки покупал… И все этой своей… квартиру снял в Ведерникове… – Лицо Клары исказилось злобой. – Думал, наверно, я ничего не знаю. Нет, дорогой, я все знаю, все!
Алеша сидел, не поднимая глаз, Соне стало жаль мальчика.
– Знаешь что, Клара, – сказала она, – отпусти-ка Алешу во двор. Пусть поиграет.
– Сказала уж, кажется, – ответила Клара, – некуда ему ходить, пусть с матерью будет. У него теперь, кроме матери, никого нет. Да и матери, может быть, скоро лишится. – Она заплакала. Потом, перестав плакать, злобно проговорила: – Только ничего, отольются ему мои слезы!
– Вот что, Клара Петровна, – объявила Мария Спиридоновна, – или отпусти Алешу, или конец нашему разговору.
И, не дожидаясь ответа, обратилась к мальчику:
– Иди, сынок, во двор, поиграй с Васяткой.
Дело было ясное, акты ревизии неопровержимы, оправдываться не имело смысла. Но адвокат подал надежду: ей могут сделать снисхождение как матери несовершеннолетнего ребенка. Клара это истолковала по-своему – она брошенная мужем жена и мать, без средств, неопытная, потому и совершила преступление. Значит, надо очернить Сутырина как человека, толкнувшего ее на этот путь. Она рассчитывала в разговоре с Ермаковым услышать о Сутырине нечто такое, что могла бы обернуть в свою пользу. Надеялась разжалобить Ермаковых и упросить их засвидетельствовать на суде, что ее действительно бросил муж и что она честный человек.
– Все это так, – сказал Николай. – Ну, а по делу-то? Виновата?
Клара поджала губы.
– Ни в чем я не виновата. Запутали меня.
Николай видел, что она врет. Нахмурился.
– Раз не виновата, оправдают. Чего ты волнуешься? А если есть какая вина, признайся на суде.
– Только Сережу не трогай, – сказала Соня. – Разошлись вы давно, мириться ты сама не захотела. Теперь надо думать, как из беды вылезть, а не порочить человека.
– Уж это мое дело, – злобно ответила Клара. – Ничего! Я его разрисую, где надо.
– Вот беда-то, – вздохнула Соня, когда за Кларой закрылась дверь, – одно расстройство.
– По делам вору и мука, – возразила Мария Спиридоновна, – не лезь в чужой карман.
– А все-таки жалко, – опять вздохнула Соня. – Алешу жалко.
– Неприятности, конечно, большие, – мрачно произнес Николай. – А тут еще Дуська эта навязалась.
Соня всплеснула руками.
– При чем тут Дуся?!
– При том! Порочит она его, понимаешь! С семьей неладно, а тут еще связался черт знает с кем.
– Дуся здесь ни при чем, – решительно сказала Соня, – и не припутывай ее, пожалуйста! С Сережей лучше поговори – будет суд, ему же неприятность, Алеше тем более. Может, как-нибудь и сумеет уладить дело.
* * *Сутырин пришел к Ермаковым на день рождения их детей. Разница между этими днями была всего в месяц, что и давало родителям основание их объединить.
Кроме Сутырина и Алеши, пришел Сонин отец Максим Федорович, приятели Ермаковых – Кошелевы с двумя детьми и, наконец, сестра Марии Спиридоновны – Прасковья Спиридоновна – тетя Паша, колхозница из Сергачского района, приехавшая в город к врачу. Не было Дуси, работавшей в вечернюю смену, и Кати.
Сутырин сначала посадил Алешу возле себя, но затем мальчик перебрался на другой конец стола, где сидели дети. Посматривая на пего, Сутырин думал, что Алеша выглядит много старше Васи.
Чуть сгорбившись и морща лоб, Алеша прислушивался к разговорам взрослых.
Знает ли он о том, что случилось с матерью? На лице мальчика ничего нельзя было прочесть – он был такой же тихий и стеснительный, как всегда.
Кошелева рассказывала о том, как Соня еще в девушках была влюблена в Николая.
– Нет, ей тогда другой нравился, глаз с него не сводила, – заметил Николай.
– Было дело, – кокетливо улыбнулась Соня. – Ну, – сказала она, поднимая рюмку, – под столом встретимся!
Но, убедившись, что все выпили, поставила рюмку на стол и, наклонившись к Сутырину, прошептала:
– Сроду ее не пила.
Сутырин хмыкнул в ответ.
– Скучаешь, Сережа?
– По ком это?
– Известно, по ком, – многозначительно произнесла Соня и, откинув назад голову, высоким голосом запела:
Волга-матушка глубока,
Всю пройду – промеряю.
Недалеко моя милка —
Вечерком я сбегаю.
И Кошелева, полная, грудастая женщина с круглым добрым лицом, тоже поглядывая на Сутырина, подхватила:
На дорожке стоит столбик —
Верстовой, нельзя рубить.
На примете есть мальчишка
Занятой, нельзя любить.
– Заголосили девки, – недовольно проговорила Мария Спиридоновна. – Дайте послушать, чего люди говорят.
