Инга Петкевич - Плач по красной суке
Вожделенные эскалопы давно кончились.
Помню еще один зловещий вечер, проведенный в Аллочкином обществе. По дороге со службы я встретила ее в промтоварном магазине. Кажется, мне надо было купить зубную щетку. Аллочка выбирала себе французское пальто с норкой (был завоз). Она тут же вцепилась в меня мертвой хваткой, упросила посмотреть вместе с ней и посоветовать. Она перемерила почти все пальто в этом магазине и, не найдя ничего для себя подходящего, перешла в другой, потом в третий. Я же от усталости совсем очумела. Каждый раз говорила себе, что магазин последний, что мне пора домой, но сил не осталось даже на сопротивление. Так и таскалась следом, пока Аллочка не устала, а такие устают не скоро.
Помнится, тогда мы так и не купили ей пальто.
А вообще ей обычно удавалось приобрести что-либо ценное по дешевке — «перехватить по случаю». Деньги же она отдавала очень неохотно. Все мы это хорошо знали и старались ей ничего не продавать.
Еще хочется рассказать про Аллочкину свадьбу, которая состоялась через пару лет после моего увольнения.
Нет, вы только подумайте, наша кикимора отхватила-таки себе где-то по случаю отличного мужа.
Она не разменивалась по мелочам, не паниковала и не давилась дешевой наживкой — она терпеливо ждала своего часа, того единственного случая, когда надо будет не промахнуться. Робко, исподволь она влезала в любую стоящую компанию, втиралась в доверие к людям, которые ее на дух не выносили, помыкали ею и пренебрегали. Она все терпела, только чтобы состоять в приличном обществе, сидеть за одним столом с избранными мира сего. Так и сидела она в сторонке, с краю, но зорко высматривала из своего угла подходящую жертву. Она не сомневалась, что такая жертва со временем подвернется, она терпеливо выжидала своего шанса. Не пила, не курила, в умные разговоры не встревала, чутко и настороженно вынюхивала, прикидывала и отбирала. И наконец-таки цапнула себе жирный кусок: видного, состоятельного мужика с квартирой, машиной и деньгами.
У него только что умерла жена, и он с горя ничего не соображал. А наша Щучка не растерялась и тут же прибрала его к рукам — цапанула и уволокла в свое уютное гнездышко. Она давно его свила и приготовила для подходящей жертвы.
Чего вдруг она меня пригласила на свадьбу — сказать не берусь. Наверное, из снобизма — все-таки какая ни есть, а писательница. Друзей у нее никогда не было, она якшалась только с нужными людьми, «нужниками», которые преимущественно и собрались за ее свадебным столом.
Не хочу описывать этот сброд — все мы его прекрасно знаем: зубной врач и косметичка, маститый торгаш и нахальный автослесарь, модная портниха и ушлый управдом, сытый мясник и красавица аптекарша. А для куражу — еще несколько представителей богемы вроде меня, да еще какой-то волосатик-гитарист, который все пытался раскурочить свою гитару о головы гостей. Все эти незнакомые между собой люди держались настороженно и дичились, пока не надрались и не распоясались.
Но больше всего потряс мое воображение жених: благодушный красавец-медведь — заветная мечта каждой стоящей бабы. И как только его угораздило залететь в эту гнусную западню! Очевидно, он и сам не мог прийти в себя от изумления. Надо было видеть, как ошеломленно он хлопал своими наивно-близорукими глазами. Он никак не мог взять в толк, что это его женят и его будут теперь кушать по вечерам. До самой свадьбы ему все казалось приблизительным и условным. Он вяло подыгрывал чужой игре — она малость развлекала его травмированное сознание… И вдруг дверца ловушки захлопнулась за ним, его повязали и посадили за свадебный стол. Казалось, он оторопел навсегда. Надо было видеть, с каким пристальным вниманием он изучал свой роскошный хрустальный бокал. Он подносил его к своим близоруким глазам и с изумлением рассматривал со всех сторон. Так же ошеломленно он разглядывал свою серебряную вилку и даже кусочек буженины на ее конце. Потом его рассеянный взгляд случайно падал на вазу с цветами, и он так же внимательно изучал и ее тоже.
Гости кричали: «Горько!» Обалделый жених обнаруживал рядом с собой незнакомую женщину в белом. Ее он разглядывать не решался, опускал оторопелый взгляд и смиренно подставлял щеку для поцелуя.
«Бедняга! — думала я свою бабскую думу. — Схавала тебя Щучка, схавала с потрохами. Никогда тебе уже не выбраться из этого капкана. Терпи, голубчик. Впрочем, на свое счастье, ты, наверное, не заметишь ловушки. Не всем в этом мире нужна свобода, некоторым она даже вредна. А ты, кажется, принадлежишь к домашнему виду животных. Тебе нужны очаг, теплое стойло, уход, забота и покой. Будем надеяться, что ты получишь свое».
Свадьба была пышной. Стол ломился от драгоценной посуды и всевозможных изысканных яств. Вино лилось рекой. Одурелый муж сидел во главе стола, как китайский божок. Несколько старых теток суетились вокруг, предугадывая любое его желание. К моему удивлению, Аллочка обращалась с ним фамильярно и снисходительно. Он был уже неотъемлемой ее собственностью, она придирчиво и плотоядно поглядывала на него, бесцеремонно поправляя галстук, волосы, отбирала рюмку с вином. Серая, убогая кикимора, она распоряжалась этим благодушным красавцем и сама же презирала его за мягкотелость и безволие.
В конце вечера, когда жених совершенно осоловел в своем кресле, Аллочка и вовсе утратила к нему всякий интерес. От счастья и удачи она распалилась, распоясалась и пошла плясать, кокетничала с молодежью и даже демонстрировала свои драгоценности, чего никогда раньше из осторожности себе не позволяла.
Драгоценностей было много, и она увешалась ими, как муляж в витрине. Зрелище получилось просто зловещее. Гости были сражены наповал.
— Откуда столько? — невольно вырвалось у меня.
— А все по случаю, — с ханжеским смирением отвечала Аллочка. Она уже малость отрезвела и в панике старалась натянуть на свою плотоядную морду прежнюю постную маску. Маска не лезла.
— Но деньги откуда? — не унималась я.
— Очень даже просто, — отвечала Аллочка. — Одну вещь заложу, другую покупаю. Потом обе вещи заложу. Деньги что? Вода. Денег никогда нет, а вещь остается. Люблю драгоценности! — с откровенным восторгом закончила она свою исповедь.
Последняя реплика напомнила мне Елку с овощного склада. Но та была откровенная бандитка-уголовница, хамка и нахалка, а эта скромная дипломированная совслужащая. Что же их роднило? Наверное, презрение к нам, нищим, белоручкам, которые не умели устроиться на этой помойке, в этом крысином царстве.
Так вот что стояло за нашей Аллочкой, вот что давало ей возможность презирать нас с нашими вкусами, мнениями и суждениями. Это было золото, все та же извечная сила золота возносила ее над нами.
