Михаил Гиголашвили - Чертово колесо
Мимо кладбища они свернули на разбитую дорогу. Анзор скомандовал:
— Стоп! — приоткрыл дверцу и стал вглядываться в ржавые таблички. — Всю жизнь езжу, а каждый раз забываю, какой номер! Все хаты одинаковые... Всюду собаки и решетки... Да, кажется, тут... Дальше немного... Чуть-чуть...— Зорко оглядевшись и заметив, между прочим, что земля сухая, дождя не было, и это хорошо, поскольку дождь смывает пыльцу с конопли, он приказал: — Видишь, в самом конце? Черные ворота! Туда! — а возле чугунных ворот велел посигналить.
Вскоре появился худой длинный плешивый парень в телогрейке и сапогах. Рожа у него была заспанная, небритая, в руке он держал длинную палку, которой гоняют баранов. Это был Байрам. За ним трусил лохматый пес.
— Ну, приехали? — ухмыльнулся он, влезая головой в машину и улыбаясь стальными зубами. Анзора он по старой дружбе похлопал по плечам, а остальным крепко, по-крестьянски, пожал руки и пытливо заглянул в глаза.
— Вот приехали посмотреть, как вы тут на мацанке работаете! — в тон ему ответил Анзор.
— Работаем! — усмехнулся Байрам. — Работать — грех, ты забыл, что ли, зёма? Когда мы с тобой на зоне мыкались, ты это хорошо кнокал.
— Я и сейчас помню. Но время-то другое: не помацаешь — не покуришь. Раньше в Тбилиси хоть купить можно было гашиш, а сейчас — нету, голяк, голый вассер, самим заботиться надо. А ты что это в телогрее? — спросил Анзор.
— А я всегда в нем. Ночи холодные. Кто знает, где ночь застанет. Где догонит — там и лягу, укроюсь. Телогрей — главный дружок человеку, душу греет. Вылезайте, браты!
Все вышли из машины, не спеша завернули за огороды. Дальше — поля и далекие горы. Пошли к косогору. Там оказалось подобие навеса возле кострища.
— Я ждал тебя попозже. Конопель еще не зацвел как следует, — сказал Байрам, усаживаясь на корточки и разминая в пальцах что-то, похожее на черный пластилин. С того момента, как он появился из ворот, все время мял и крутил этот шарик, иногда поднося его к носу, жадно внюхиваясь и закатывая глаза. — Вот поле стоит в Нарткале, мы его ждем, вся Кабарда ждет. Но еще не цветет, падла!
— У нас всего три дня, — сказал Анзор и указал на молчащего Гугу. — В понедельник он должен быть в комендатуре, он на прикреплении. А Ладо тоже... надо... под надзором он... — Анзор знал, какими ложными доводами следует убеждать ленивого Байрама. Байрам мельком взглянул на них:
— Вот как... Всего три дня? Мало. Я, к примеру сказать, отпуск взял, чтобы мацанкой запастись. Конопель, он, родной, всего раз в году цветет... Такое шакальство пошло с этой перестройкой, что не дай аллах! Никто никому шмат плана не дает, все крысами стали, по норам расползлись. А цены? Что сейчас за стольник толкают, я раньше в пять папиросок вколачивал!
— Кто толкает? Есть где купить? — попытался уточнить Анзор.
— Кто-кто... Дед Пихто! Барыги, кто ж еще? Ко мне, поверишь, такие люди приходят, что раньше пуговицы не брали чужой, и говорят: «Байрам, давай пойдем украдем что-нибудь. Научи, как воровать. Жить нечем стало». Вот так жизнь прижучила!.. На все способны, за стольник убьют, за штуку на куски разрежут! Все воровать хотят. Раньше мужичье по колхозам болталось, что-то винтило-паяло, а сейчас того уж нет...
— Покурим? — прервал его Анзор и, довольно бесцеремонно отобрав у него шарик, внюхался в него, а потом раскрутил в жгутик, мелко накрошил ногтем и стал тщательно смешивать с табаком, вынутым из мятой папиросы, которую он вытащил из бесчисленных карманов куртки.
Ладо с нетерпением поглядывал на эти манипуляции. Вдруг он услышал шорох за спиной.
К ним неслышно, по-звериному, подбирались два коротконогих крепыша: невысокие, плотные, курносые, одинаковые, с большими кистями рук и желтыми волосами. Как выяснилось, это были близнецы-украинцы, Витька и Митька, которых в деревне звали «витьки», не разбирая, кто Витек, а кто Митек. Их отец-прапорщик, недавно переведенный на Кавказ, пил запоем, мать гуляла, братья с детства жили сами по себе.
Они степенно поздоровались со всеми за руку и уселись в общий круг, тоже сосредоточенно разминая в руках черные шарики. Анзор шепнул Гуге, что это — главные работяги, которых обязательно надо взять с собой на поле, чтобы они потрудились, как следует, ведь мацанку трудно собирать.
Начали курить. Расспрашивали Байрама, куда безопаснее поехать, где какой сорт и какое поле лучше. Байрам отнекивался, утверждая, что еще рано, нигде ничего не цветет, а «витьки» вторили ему в два голоса:
— В Аргудане полэ хорошэ, головкы здоровенни, но щэ нэ поспили.
— И месни парни нападають, колы з поля йдеш, всэ забирають, бьють!
— В Герменчике вчора дощ шел, полэ мокрэ, собырать нельзя.
— В Череке полэ блызько до шоссэ лэжыть, мусора шастають и актывисты з собакамы появылысь...
— У нас есть джинсы, свитеры, новые сапожки, ботинки, деньги... — вставил Анзор. — Хотим на мацанку поменять.
— О! Цэ друго дело! — вырвалось у одного из «витьков», а Байрам, подняв руку, будто что-то вспомнив, сказал:
— Стойте! Дней пять назад один мой дружок, мы с ним вместе в Ростове сидели, накурил меня клевой отравой. Сказал, что знает, где это поле. Поле, говорит, королевское: конца-края нет. И конопель там царский... Найдем дружка и узнаем, где поле, — заключил он, уверенно расчерчивая воздух папиросой, из которой дугой летели искры.
«Витьки», мявшие мацанку, теперь стали крошить ее большими кусками, желая оказать уважение гостям, что значило, по их понятиям, накурить их до потери сознания. Зная все это и видя, что курение и разговоры грозят затянуться, Анзор решительно встал:
— Значит, пора ехать!
— Куда ехать? Курнуть надо. В натуре! Ты чего? — запротестовал Байрам.
— Потом, потом, — возразил Анзор.
В этот момент где-то застрекотал вертолет. Противные стреляющие хлопки повисли в воздухе. Все вскинули глаза к небу.
— С утра литають, гады...
— Весь угрозыск на ногах.
— Сезон.
— Где он? — спросил Ладо.
— Сейчас покажется... Вон! Вон он, сука летучая! — указал Байрам на желтый милицейский вертолет, а «витьки» спрятали на всякий случай папиросы. — Она, птеродактиль гадючая, на тебя садится, а ты бежать не можешь. К земле гнет, как лопатой. Давление! — пояснил Байрам. А один из «витьков» сообщил:
— 3 нього недавно нашого старшого братана повязалы. Вин, как вертолит увидел, з поля выскочыв и по дорози побиг, а воны на нього сеть набросылы! Как зверя словили...
— Бежать нельзя с поля, если вертолет. Он в конопель сетью не выстрелит. И сесть не может. На открытом месте — да, а в конопели — нет... Надо конопель шалашиком собрать — и сидеть, как божья мышь, может, тогда не увидит... — заключил Байрам.
