Бен Элтон - Два брата
— Тут вот еще что… — Пауль замялся.
— Что?
— Такая штука…
— Какая?
Пауль тоже стал пунцовый, что с ним, от природы смуглым, бывало нечасто. Носком ботинка он ковырнул сухую траву и сунул свободную руку в карман.
— Ты знаешь… настанет день…
— Ну? — Дагмар вновь просияла. — Какой день?
— Когда ты выйдешь за меня, вот какой.
— В смысле, за меня, — поправил Отто.
— Ладно, — уступил Пауль. — Когда-нибудь ты выйдешь за меня или Отто. То есть за кого-то из нас. Мы это обсудили. Если честно, много раз, и все решили.
— Да, — подхватил Отто. — Мы решили. Чтоб все было ясно.
Дагмар расплылась в широченной улыбке и плюхнулась под дерево, увлекая за собой ребят. Юбка ее вспузырилась. Дагмар обхватила руками колени. Сквозь прорези сандалий сияли ногти в ярком лаке.
— Паули, Оттси! Какие же вы глупые! Конечно, я за вас выйду. Если угодно, сразу за обоих! Вы навеки мои лучшие друзья. На тамошних парней я даже не взгляну, обещаю!
— Ну ладно, — пробурчали братья.
— За исключением Кларка Гейбла. Вы видели «Красную пыль»?[51] Он такой шикарный! Клянусь смотреть лишь на Кларка Гейбла!
Братья повеселели. Они высказались, принцип установлен.
Фишеры задают вечер
Берлин, 1933 г.
Такси подвезло семейство Штенгель ко входу знаменитого старого отеля «Кемпински». В прошлом это величественное здание привечало королевских особ и глав государств, перевидало самых богатых и элегантных берлинцев.
За последние месяцы антисемитские лозунги сильно изгадили фасад еврейской собственности, однако нынче, к радости Вольфганга и Фриды, отель не осаждали пикеты штурмовиков. Прежде Фишеры объявили бы о рауте в газетах, а сейчас единственным свидетельством того, что полиция знает о приеме, были две фигуры в черных кожаных плащах и хомбургах, с блокнотами и карандашами в руках маячившие за спиной швейцара.
К сожалению, не только штурмовики не почтили своим присутствием званый вечер.
Гостей тоже не было. Дагмар говорила о несметном числе приглашенных, и Штенгели ожидали увидеть столпотворение машин и веселую толчею в дверях, однако в полном одиночестве вышагивали по красной дорожке, расстеленной на тротуаре.
— Видимо, народ подъедет позже, — весело сказала Фрида. — Мы-то приехали вовремя, а это, как известно, дурной тон. Наверняка потом будет не протолкнуться. Ладно, зато не надо маяться в очереди за напитками.
В вестибюле Штенгелей учтиво направили в большой танцзал в глубине. Семейство зашагало по коридорам, устланным толстыми коврами.
— Все понятно! — просветлела Фрида. — Ну конечно, я вспомнила — у танцзала отдельный вход. Давно-давно здесь была какая-то врачебная вечеринка и мы входили прямо с улицы.
Пусть они зашли не с того входа, но и перед золочеными дверями зала толчеи не наблюдалось. Там стояли только Фишеры, встречавшие гостей.
Все трое выглядели великолепно. Даже изумительно.
Ну прямо сливки богатого берлинского общества.
Подтянутый герр Фишер в смокинге, на груди памятная медаль, через плечо лента берлинской Торговой палаты. Фрау Фишер в сильно декольтированном вечернем платье и сказочном бриллиантовом колье стоимостью в целое состояние.
И Дагмар.
Челюсти оробевших восхищенных братьев отвисли до пола. Дагмар вдруг превратилась в юную женщину, тогда как они остались мальчишками. Неуклюжими и косноязычными, оглушенными плохо скрытым желанием. Дагмар была в длинном шелковом платье без бретелек, не оставлявшем сомнений в том, что выпуклости, которые однажды Зильке заклеймила подложными, самые что ни на есть натуральные. Близнецы были напрочь сражены.
Завороженные красотой, поначалу они не заметили, что возлюбленная их слегка напряжена и опечалена.
Тринадцатилетние подростки, смятые вожделением, они не особо вглядывались в ее лицо.
— Милости просим, герр и фрау Штенгель, — сказал Фишер. — С женой моей вы уже знакомы. Мы вместе забирали Дагмар из вашей квартиры в тот ужасный день, когда эти прекрасные юноши ее спасли. Благодарность наша вечна и неизменна. Добро пожаловать. Прошу в зал. — Он взглянул на дочь: — Дагмар, поприветствуй своих гостей.
Дагмар будто очнулась:
— Конечно, папа. Здравствуй, Пауль. Здравствуй, Отто.
— Ух ты! — выговорил Пауль.
— Ух ты! — эхом откликнулся Отто.
— Ты выглядишь… — Пауль пытался удержать взгляд на лице Дагмар, но тот упорно съезжал ниже.
— У тебя такие… — Отто даже не пытался.
— Классные…
— Совсем как…
Дагмар покраснела.
— Хорош пялиться! — прошипела она.
— Я не смотрю! — зарделся Пауль.
— Я тоже! — соврал Отто.
— Смотрите! — гневно прошептала Дагмар. — Можно подумать, никогда меня не видели!
— Столько тебя не видели, — сказал Отто.
Пауль лягнул брата.
— Так пялиться — просто хамство, но мне все равно, потому что творится кошмар! Ступайте в зал и ешьте мороженое, вам, наверное, больше ничего и не надо, а я пойду к родителям, хотя лучше бы мне умереть!
Дагмар отвернулась, громко шмыгнула носом и промокнула глаза.
Пауль и Отто слегка растерялись, однако вместе с родителями послушно проследовали в зал. Братья в жизни не видели ничего подобного, но смекнули: что-то пошло не так.
Кроме семейства Штенгель и двадцати официантов в зале не было ни души.
— Улыбайтесь, — прошептала Фрида и сама натянуто растянула губы. — Кажется, мы первые.
Только Вольфганг расплылся в неподдельной улыбке. Курьезно! Они одни в огромном зале с десятью громадными хрустальными люстрами, и на каждого — по пять официантов.
— Какой красивый ковер, правда? — Фрида отважно пыталась светской болтовней заполнить пустоту. — Чтоб такой соткать, нужна целая вечность. Шампанское восхитительное! Как вам фруктовый салат, мальчики? Вот уж лакомство!
Шло время, подтянулись и другие гости; в хоромах, легко вмещавших двести персон, набралось человек сорок.
Приглашенные растерянно слонялись по залу. Слышались реплики:
— Говорят, свирепствует грипп… Наверное, многие свалились…
Когда стало ясно, что дальнейшее ожидание совершенно бессмысленно, в зале появились хозяева. Возросшая числом обслуга внесла канапе и десятиметровый стол под белоснежной скатертью, уставленный снедью на двести персон.
Пауль и Отто ели в три горла.
Беспрестанно наведываясь к волшебной самобранке, они съели мяса больше, чем за последние три месяца. Затем приступили к десертам, твердо решив перепробовать абсолютно все.