Надежда Щепкина - Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.
— Как я тебе завидую, Сережа! Если бы меня полюбила моя дорогая женщина, я все бы готов отдать, все бы ей простил. Но, увы, это невозможно — не любит она меня. У меня нет к ней претензий в супружеском плане — она покорна, внимательна, даже нежна. Но каждый раз, когда я совершаю это святотатство, зная, что она любит другого, я догадываюсь, чего это ей стоит. Я ненавижу себя за то, что я так ее мучаю.
— Ты опять все утрируешь, Коля! Хочешь, я поговорю по душам с Катей?
— Ни в коем случае! — испугался Николай. — Это дело сугубо интимное. Катя будет недовольна, что я разболтал ее секреты.
* * *
В своих терзаниях Николай перебрался из супружеского ложа на многострадальный диван, давнее убежище бездомных сокурсников. Утром Домна Матвеевна, закрыв плотно дверь на кухню, учинила Кате допрос:
— Ты что, в ссоре с мужем?
— Да нет, с чего Вы взяли?
— Как с чего? А почему он не ест, не пьет, злой стал, даже матери грубить начал. И почему это он на диван переехал?
— Не знаю.
— Если ты ему жена, а не сожительница, ты должна знать не только то, что он думает, но и то, что он еще только собирается подумать. А у тебя муж из постели сбежал, а ты не знаешь, почему. Так и до развода недалеко.
— Вы правы, Домна Матвеевна, я сегодня же спрошу у него, в чем дело.
— То-то. Работа работой, а дом блюсти это твоя забота. Это ты берегиня.
Вечером Катя заглянула в комнату мужа. Тот работал за столом. Через некоторое время она повторила попытку. Николай по-прежнему сидел у стола. Наконец, далеко за полночь, Катя застала его лежащим на диване с книгой в руках. Она тихонько вошла и села с краю.
— Я плохая жена? — спросила Катя.
Он отрицательно мотнул головой.
— Я что-то не так делаю?
Тот же эффект.
— Я тебя чем-то обидела?
— Нет, Катя, ты не можешь меня обидеть, — на этот раз ответил он.
— У тебя другая женщина? Ты полюбил другую и не знаешь, как мне сказать об этом? Ты скажи, я пойму, и мы вместе решим, как быть.
Николай вскочил с дивана и возбужденно стал ходить по комнате, забыв надеть тапочки:
— О чем ты говоришь? Ты же знаешь, что для меня на свете есть только одна женщина, других просто не существует.
— Так это же прекрасно! Все остальное — пустяки. Все остальное можно пережить, починить, исправить. Сядь рядом, выкладывай, что случилось.
— Я не хочу досаждать тебе своими ласками, — буркнул он.
— Но я истосковалась по твоим ласкам!
Лицо его хмурое и раздраженное, вдруг прояснилось, на нем изобразилось сначала крайнее удивление, затем радость и, наконец, восторг. Он протянул к ней руки, и горячая пенная волна охватила их, закружила, унесла в поднебесье и рассыпалась, наконец, в бравурном крещендо, источнике новой жизни, дарованному человеку свыше вопреки грехам его.
* * *
Веселый и довольный сидел Николай за столом на кухне, уплетая очередной блинчик, который добавляла ему мать с шипящей сковородки.
— Ишь, как изголодался — одни глаза торчат. Молодец, Екатерина, навела-таки порядок в семье!
Очередной блинчик повис в воздухе, лицо сына вытянулось и окаменело. Уж не с Вашей ли подачи, маменька, мне жена устроила допрос?
Мать многозначительно промолчала.
Эх, маменька, маменька! А я, было, поверил, олух. Уходя на службу, Николай поцеловал жену в лоб со словами:
— Спасибо тебе, моя добрая, за чарующий мираж.
Озадаченная Катя размышляла над странным демаршем мужа, когда вновь хлопнула входная дверь. Решив, что Николай что-то забыл, Катя поспешила навстречу и столкнулась нос к носу с Кириллом.
Он стремительно двигался в глубь комнаты, заставляя Катю синхронно отступать. Этот импровизированный вальс-бостон завершился, когда Катя оказалась припертой к стене.
— Прости, что без приглашения, — начал Шумилов, — но обстоятельства складываются так, что мы с тобой должны незамедлительно определить наши семейные дела. Меня вскоре переводят в Москву. Если я потороплюсь оформить наш брак, то нам выделят комфортабельную квартиру в престижном доме на набережной Москвы-реки. Если же мы затянем с этим, нам придется ютиться где-то на задворках.
— Ты забыл, что я уже замужем, счастлива в браке, и не собираюсь его разрушать.
— Ты не можешь любить этого жалкого мазилу бобиков и хрюшек!
— Жалкого? Николай талантливый иллюстратор, его имя известно и в стране, и за рубежом. И его потенциал далеко не исчерпан. А чем ты можешь похвастать? Ты ведь тоже выпускник академии. Где твои полотна? Чем ты занят, кроме сидения в мягких креслах?
— Я выполняю важную государственную работу, за что получаю соответствующее вознаграждение, и я имею возможность окружать тебя комфортом и выполнить твои желания.
— Даже если бы ты предложил мне не дом на набережной, а хоромы в Грановитой палате с тридцатью серебряниками в придачу, то и тогда я не предала бы свою семью.
— Но ты не любишь Николая! Не может красивая женщина любить человека с такой физиономией!
— Ты ошибаешься по поводу внешности Николая -— у него оригинальная, неординарная внешность. Сейчас Сережа пишет его портрет. А на тебя подуй — и ты улетишь, как пух с одуванчика. Зато с моего Николая Геракла лепить можно.
— В тебе говорят раздражение и обида. Может быть, ты и права, я отчасти виноват перед тобой. Прости меня, пожалуйста, за то горе, которое я невольно причинил тебе.
— Я давно простила тебя, Шумилов! Я даже благодарна тебе: спасибо тебе за дочурку и за то, что ты не женился на мне раньше. Наш брак не мог быть прочным — рано или поздно я распознала бы те черты твоего характера, которые мне отвратительны, и это привело бы к разрыву. Спасибо тебе, что ты не женился на мне, и я смогла связать свою судьбу с достойным человеком, и счастлива с ним. Я тебя давно простила и забыла тебя.
— Неправда! Ты не забыла меня, ты любишь меня, не можешь не любить. А я люблю тебя по-прежнему, нет, больше прежнего! Ты моя жизнь, моя отрада, мое счастье... — и он двинулся к ней с явным намерением доказать действием силу своей любви.
Катя одним прыжком оказалась в углу, прихватив с собой стул. Выставив все четыре ножки стула навстречу атаке, она завизжала, как обычно визжат женщины, видя что-то противное или ядовитое. На этот истошный визг выскочила из кухни перепуганная Домна Матвеевна. Увидев незнакомца, атакующего ее невестку, она бросилась на выручку:
— Ты кто такой? Откуда ты взялся? Убирайся вон, сейчас дворника позову! Впрочем, зачем дворника? Вот я сейчас возьму кочергу и так отметелю, что своих не узнаешь. — И уже во всеоружии она набросилась на агрессора. Кириллу пришлось поспешно удалиться. Заперев входную дверь, Домна Матвеевна вернулась выяснять причину инцидента. — Кто это был? — спросила она.
— Отец Насти.
— Что ему здесь нужно?
— Он хотел, чтобы мы с Настей вернулись к нему.
Лицо Домны Матвеевны стало несчастным.
— А как же мы с Коленькой?
— Домна Матвеевна, драгоценная Вы моя, мы все— одна дружная семья, и я никогда ее не разрушу. И она расцеловала расстроенную даму.
— Давайте-ка мы подумаем, стоит ли говорить Коле о происшествии, -— предложила Катя.
Были взвешены все аргументы «про-» и «контра-». С одной стороны, говорить мужу опасно — сгоряча глупостей может наделать. Но Катя особо настаивала на том, что Николай может узнать стороной о визите Кирилла и неправильно истолковать ее молчание. К тому же, у жены не должно быть секретов от мужа.
В конце концов решили: рассказать в урезанном и причесанном варианте. Николай, как и ожидалось, пришел в бешенство.
Мать, как могла, успокаивала сына:
— Ты не вмешивайся, сынок, а то невзначай зашибить можешь хиляка до смерти. Вон, кулачищи-то скрутил. Мы тут с Катюшей сами управимся: она со сковородой, я с кочергой. Ты только щеколду и глазок нам приладь к двери на всякий случай.
Николай, как будто согласился, но после того, как обе хозяйки занялись на кухне, он незаметно исчез. Обе дамы поняли: пошел объясняться с обидчиком.
— Худо дело, до беды недалеко, — заключила встревоженная мать.
— Хорошо, что ты явился, — так встретил его Шумилов в дверях кабинета. — Я сам хотел послать за тобой. Нам надо поговорить. Я буду здесь занят еще минут тридцать, а ты пока пойди в соседний ресторанчик, займи столик где-нибудь в стороне и закажи что-нибудь щадящее. Там и поговорим по- мужски.
— Не смей досаждать моей жене своим домогательством, — так начал «мужской разговор» Николай.
— Странно. Это я, а не ты должен предъявлять тебе претензии. Это ты отнял у меня любимую женщину, воспользовавшись нашей размолвкой. Это ты похитил у меня мою жену и моего ребенка. Естественно, я делаю и буду делать все возможное, чтобы вернуть их, — возразил Кирилл.
— Ты чуть было не погубил бедную девочку. Ее чудом спасли добрые люди.
— В каждой семье бывают ссоры и неурядицы и, если бы не ты, мы давно были бы вместе. Ты же знаешь, что она не любит тебя. Вижу — знаешь. И знаешь, что она по-прежнему любит меня. Если ты порядочный человек — не мучай ее, отпусти, верни ей слово. Если она и останется с тобой, рано или поздно она возненавидит тебя, все в тебе будет раздражать ее, ваша жизнь превратится в ад. Если же ты отпустишь ее сейчас, то она будет благодарна тебе, ты останешься ее светлым воспоминанием. Докажи, что ты действительно любишь ее, дай ей возможность познать счастье. И делать это нужно сейчас, пока у вас нет общих детей. Когда появятся общие дети, неизбежный развод будет мучительнее, — настаивал Шумилов.
