Вспышки воспоминаний: рассказы - Ли Мунёль

Победа мятежникам далась ценой долгой и упорной борьбы и больших жертв, но, когда, преодолев все преграды, они ворвались в опустевший особняк, рассудок их слегка помутился: им вдруг показалось, что победили они слишком легко, в одночасье. А один из них даже ощутил странную досаду оттого, что не встретил на своем пути должного отпора.

Толпа думала, что все, включая Тираната, погибли под градом метательных снарядов. Но это было не так. Повстанцы продвигались сквозь огромное здание, минуя одно помещение за другим и по привычке сжигая и разрушая все на своем пути, но внезапно увидели Тираната, который держал в руке чашу с ядом. Это случилось, когда они ворвались в его просторные роскошные покои, защищенные толстыми стенами и бронированными дверями. Тиранат уже потерял все, но его облик глубоко погруженного в раздумья человека все еще напоминал о том, что он был первым законно избранным правителем этого города. Странное величие и спокойная печаль окутывали его словно ореол. Своим невозмутимым видом и торжественным голосом, звучавшим так, будто он вовсе и не стоял на пороге смерти, Тиранат подавлял толпу:

— Помолчите! Я прошу вас немного подождать. Лишь до тех пор, пока моя возлюбленная за этими занавесями в последний раз не облачится в свой наряд, пока я не очнусь от своих сладких счастливых воспоминаний. Друзья мои, когда-то верившие в меня и любившие меня, молю вас великодушно позволить мне тихо отойти в мир иной вместе с моей вечной любовью. Сок ядовитой цикуты уже начал свой бег к моему сердцу, и я скоро покину вас, покину этот дом, этот город и исчезну из ваших воспоминаний.

Все это время он с неописуемой любовью пристально смотрел на занавеси, разделявшие комнату надвое. А толпа прониклась его спокойствием и, казалось, готова была ждать сколь угодно. Но тут прозвучал отрезвляющий голос подстрекателя:

— Граждане Атерты, разве вы забыли? Перед вами тот, кто угнетал нас, убивал наших родителей и братьев, сжигал наши дома. Смерть ему! Забросаем его камнями праведного гнева!

С этими словами он пронзил Тираната мечом. Толпу тотчас обуял свирепый гнев, который к тому времени стал для нее привычным. И, словно стыдясь своей минутной слабости, она обрушилась на Тираната, душа которого тут же покинула изрубленную в фарш плоть.

Толпа словно помешалась от вида крови и бросилась к занавесям, за которыми скрывалась наложница Тираната. Тут-то драма и подошла к своей нелепой и жалкой развязке.

Толпа не успела протянуть руки к занавесям, как те открылись и из-за них выступила женщина, одетая невестой. Это была пресловутая наложница Тираната. Без тени страха на лице, без намека на страдание при виде изрубленного любовника, опустив глаза, словно стесняясь, но при этом гордо выпрямившись, она двигалась навстречу толпе.

А толпа пришла в замешательство и, охваченная нестерпимой похотью, подобной позыву к мочеиспусканию, дала ей дорогу. Даже хладнокровный подстрекатель прикусил язык и лишь смотрел на женщину, ошеломленный ее ослепительной красотой. Мягко ступая, словно в такт свадебного марша, она медленно шла сквозь толпу. В этот момент откуда-то из толпы вынырнул мужчина, без колебаний обнял ее и как ни в чем не бывало увлек за собой.

Кем же был тот мужчина, возникший, как показалось толпе, словно из-под земли? Может, это был Софикл, впервые пробудивший спящее сознание граждан и тут же исчезнувший из поля зрения, или другой подобный ему ученый муж? Вовсе нет. Может, один из подстрекателей, превративших смутное недовольство граждан в настоящий бунт толпы? Отнюдь. Может быть, теоретик, красноречиво и блистательно опровергнувший реакционную теорию сторонников власти? Или тактик, преобразовавший мятежную толпу в полноценное войско и возглавивший его? Или снабженец, проявивший невиданную сноровку в вооружении армии? Может, один из людей искусства — провокаторов-сатириков, драматургов, писавших обличительные драмы, от которых кровь стыла в жилах даже у Тираната, или сочинителей маршей, вдохновлявших толпу? Ничего подобного. Этот почти не знакомый толпе и без сомнения величайший гражданин Атерты был автором всех вдохновляющих указаний, спускавшихся руководителям восстания и двигавших непростой процесс реформ.

Разумеется, его появление вызвало определенный протест. Некоторые граждане узнали его и нарекли новым Тиранатом, но их тут же куда-то утащила невидимая рука. Он был лишь старым политическим противником побежденного Тираната, и у него тоже имелись коварные амбициозные планы и непреодолимое стремление претворить их в жизнь. Этого человека сделал великим миф, который сотворили и распространили его последователи, углядевшие в беспорядках возможность повышения своего общественного статуса, и который был принят людьми без критики, поскольку в его основе лежала идея мессианства, частенько ловившая граждан в свои сети.

Впоследствии некоторые из руководителей восстания, ослепленные похотью, в открытую выказали свою симпатию наложнице Тираната, восставшей из мертвых подобно птице феникс, и были сразу же арестованы по подозрению в пособничестве Тиранату. Ключевые фигуры реформ потребовали отдать ее в совместное пользование — и были изгнаны. Призывавших казнить ее и настаивавших на упразднении системы, предполагавшей необходимость существования таких, как она, постигла похожая участь.

Когда в покоях наконец стало совершенно тихо, новый вождь торжественно объявил толпе:

— Уважаемые граждане, мы достигли своей цели. Тиран свергнут, и наш город станет городом свободы, равенства и процветания. Боги благоволят нам. Ненастье, терзавшее нашу любимую Атерту, миновало. Пришло время достойным и благоразумным гражданами возвращаться к своим семьями и честному труду, а нашему городу — цвести под сенью закона и порядка, что установили мы сами.

Затем, обняв гибкий стан наложницы, он исчез за роскошными занавесями, где наверняка располагалась мягкая постель убитого Тираната. Новое серебряное войско выстроилось перед занавесями, и толпа мало-помалу безмолвно рассеялась.

Дальнейшую историю Атерты можно назвать не иначе как печальной. Афины, со стороны наблюдавшие за падением Тираната, неожиданно раскрыли истинную причину своей заинтересованности в смене магистрата. Город должен был внести свою долю в казну расширившегося Делосского союза. Атерта не давала союзу свой флот и своих моряков, выплачивая вместо этого отступные, и хитрый Перикл, воспользовавшись сменой власти, увеличил сумму взноса, а новый магистрат, нуждавшийся в признании Афинами своей легитимности, вынужден был со скрипом на это согласиться.

А потом третировать город начала Спарта. Спартанцы лишь немного помогли Атерте с продовольствием и оружием, но при этом обращалась с новым магистратом как с подчиненным. Они потребовали, чтобы Атерта покинула Делосский союз и вступила в Пелопонесский. Нашумевшие реформы закончились ничем, зато город обзавелся лишним хозяином. В конце концов, Атерта попыталась спастись от притязаний Спарты, вступив в более тесные отношения с Афинами, и это стало ее последней и роковой ошибкой.

Летом 431 года до н. э., когда наконец разразилась Пелопоннесская война, спартанский царь Архидам возглавил самое сильное сухопутное войско Эллады и вторгся в Аттику. В ответ на оборонительную тактику Афин спартанцы срубили под корень все оливковые деревья, и первым из городов Делосского союза Аттики пострадал полис Атерта. Спартанская армия практически сровняла Атерту с землей, а ее уцелевшие жители разбрелись по ближайшим городам Пелопонесского союза — таким, как Коринф.

Здесь хотелось бы добавить следующее. Мятеж в Атерте начался с вопроса и закончился ничем — и все это натворил Софикл. А как так вышло, теперь не узнать: может, он переоценивал свой ум и знания, не обладавшие реальной силой, может, досадовая на несознательность сограждан, а может даже, он, прекрасно все понимая, хотел побудить безрассудных сообщников броситься в бой. Но говорят, что, услышав от одного гражданина окончание этой истории, Софикл пробормотал: «Халепа та кала» (Χαλεπα τα καλα), — что означает «прекрасное — трудно».