Виктор Лихачев - Единственный крест
— Асинкрит, разве это важно? Господи, если б вы знали, что сделали для меня.
— Догадываюсь, — скромно ответил Сидорин, — а вот вы еще нет.
— Почему?
— А потому что главный подарок еще впереди. Так, прошу всех отвернуться. Я серьезно.
— Асинкрит, я понимаю, что ты герой, — начала было Глазунова, — но…
— Галя, я не шучу. Отворачивайтесь.
Глава семнадцатая.
Я не волшебник…
Сидорин достал из рюкзака рулон, обернутый в газету.
— Теперь можно открыть.
— Что это? — у Лизы от нетерпения почему-то зачесался нос.
— Разворачивайте и смотрите. Она теперь ваша.
— Да рви ты ее, бумагу эту, — подсказала Галина.
— Асинкрит… Это — Богданов?! Настоящий?
— Самый что ни на есть. — Сидорин никогда не думал, что подарки так приятно делать, даже приятнее, чем получать самому.
— Нет, я не могу принять… Ведь это же…
— Правильно, Николай Петрович Богданов-Бельский. Прочитайте на обороте.
— Зачем? Я и так вижу.
— Нет, все равно, прочитайте.
Лиза перевернула холст и прочитала: «Моей доброй помощнице Агафьюшке на долгую память. Храни тебя Господь. Н.Богданов. 1920 год».
Картина изображала двух девушек, сидевших, взявшись за руки возле террасы большого деревенского дома. Спускается ночь, и только свет луны освещает террасу, касты сирени, милые и грустные лица девушек.
— Помните девочку с балалайкой в руке? Это она, уже повзрослевшая. Аня, Зольникова Аня, дочь местного учителя. Богданов из Островно уехал навсегда в двадцатом, так что все сходится. Если они с женой Агафье подарили корову, то почему ему было не подарить картину?
— Асинкрит, повторяю, я не смогу ее принять, — Лиза положила картину на стол.
— Ну почему, Алиса? — Глазунова расправила рулон. — Я в этом не очень понимаю, но если ты художника изучаешь, любишь его творчество… Нет, не понимаю.
— Ему место в музее, — тихо, но решительно возразила Толстикова. — Слишком дорогой для меня подарок.
— Чудо ты в перьях, Алиса, — вздохнула Галина, — я бы на твоем месте…
— Стоп, девушки, — поднял руку Сидорин, взывая к тишине, — не будем препираться. Еще раз по порядку. Я рассказал Агафье Ниловне, кто и почему интересуется Николаем Петровичем Богдановым. Когда мы прощались, она вышла и протянула мне рулон. Знаете, что мне сказала эта мудрая женщина? Берите, говорит и подарите той девочке. Раз ей в душу Николай Петрович со своими картинами запал, значит, хороший она человек. Так ей и передайте. Честное слово, — продолжал Асинкрит, — я тоже отказываться начал, что-то про родственников говорить, про ценность картины. Улыбнулась Агафья Ниловна, она вообще — удивительная: ум ясный, душа светлая, хотя и физически немощна. Кажется, она совершенно лишена чувства злобы, ненависти… Так вот, улыбнулась Агафья Ниловна в ответ и молвит, тихо так: «Сынок, для меня ценность картины — в том, человеке, что ее рисовал, в том, что я на ней молодая, с подругой сердечной своей. Николая Петровича больше нет, Анечки тоже, скоро и меня не станет. А родственники… Много их у меня — дети, внуки, правнуки. Кому-то одному подарю — другие обижаться будут. Нет уж, бери картину и вези той девушке». Что я и сделал, Елизавета Михайловна. Захотите в музей картину отдать — воля ваша. Захотите продать — тоже право имеете. Ну что, Галина, — уже обращаясь к Глазуновой спросил, закончив свою речь, Асинкрит, — убедительно?
— Сильно, — похвалила та. — Вот что значит мужская логика.
— Если она сама… — было видно, что внутри Толстиковой еще идет борьба, — это другое дело… Асинкрит, спасибо вам.
— Да уж ладно…
— Нет, правда, я думала, что больше никогда не смогу радоваться, а тут такая радость…
— А ты думала, почему он так сиял, когда пришел? — Галина была счастлива за подругу. Она хотела предложить Алисе поцеловать Сидорина в щеку, но решила все-таки смолчать. А Толстикова продолжала благодарить:
— Только не смейтесь, Асинкрит, но я чувствую себя как маленькая девочка, к которой пришел Дед Мороз.
Но Сидорин был сама скромность, хотя глаза выдавали его состояние:
— Что вы, я не волшебник, а только учусь…
— Учись, Асинкрит, учись, — похлопала друга по плечу Галина, — может, и ко мне заглянешь… с подарочком.
— Ребята, так у меня теперь цель в жизни появилась, — по-детски простодушно сказала Лиза.
— Правильно, у тебя раньше коровы не было, потому ты и была такая…
— Галка, я серьезно. Да ну тебя. Ведь Богданова надо людям возвратить. Он… он замечательный и совершенно несправедливо забытый.
— Правильно, — посерьезнела Глазунова, — Любаша из больницы выйдет — статью про находку напишет…
— Она в больнице? — удивился Сидорин. — Что-то серьезное?
— Увы, да.
— А с кем же Оля?
— Пойдем, Асинкрит, по дороге все расскажу. Только сначала жениха с собой прихватим…
Тут только Лиза и Сидорин вспомнили о том, что в соседней комнате находятся двое голубков.
Сергей Кириллович в эти мгновения излучал любовь ко всему миру.
— Светлана Викторовна, надеюсь, мы еще увидимся!
— Непременно, — отвечала та, — и, уверена, очень скоро.
Но затем ее взгляд упал на Сидорина и помрачнел. Асинкрит, в свою очередь, пристально, и слегка сощурясь, посмотрел на тетушку Лизы.
— Мне кажется, Светлана Викторовна, вы в самом начале. Но еще можно все поправить.
— В самом начале чего?
— Гипертонии. Проверьте давление, хотя не стоит, и так скажу. Сто пятьдесят на сто.
— И как же вы это определили? — попыталась ехидно улыбнуться Светлана Викторовна, но внутри у нее что-то екнуло: последний раз у нее давление было именно таким, но она связала это со своими треволнениями. — А, я забыла, вы же врач, психо.
— Завтра, если хотите, я отвезу вас к хорошему кардиологу, — вступил в разговор Романовский.
— Не помешает, — задумчиво ответил за Светлану Викторовну Сидорин, — но у меня есть один рецепт. Правда, странный очень. Всем кому советую, помогает. Впрочем, я не настаиваю…
— Какой рецепт? Я обязательно попробую. Лиза, — скомандовала тетя, — неси ручку и листок.
Толстикова все это время внимательно смотрела на Асинкрита: шутит он или нет? А может, он просто хитрец — решил сломать недоверие к себе тетушки?
— Лиза, ты что, не слышишь?
— Да, тетя, иду.
— Значит так. Светлана Викторовна, с вечера приготовьте два стакана — один пустой, в другой налейте обыкновенную питьевую воду. Утром, еще не вставая с постели, помассируйте голову…
