Виктор Лихачев - Единственный крест
— Вы еще скажите: купить цветы, шампанское… Повторяю для бестолковых. Светлана Викторовна оригинал. С огромным добрым сердцем, жаждущим творить добрые дела, и четырехкомнатной квартирой на Ленинском проспекте.
— Сколько вы сказали комнат?
Дверь открыла Алиса.
— Какой приятный сюрприз. А мы только собирались ужинать. — Подруги расцеловались.
— Жаль, мы не вовремя! — Глазунова всплеснула руками. — Мы из больницы шли с Сергеем Кирилловичем, — дай, думаем, зайдем.
— И правильно сделали! Заходите. Все вовремя.
— Что, зайдем, Сергей Кириллович? Или в другой раз? — похоже, и в Галине и в Лизе однажды умерли две прекрасные актрисы.
— А может, в другой? — робко спросил Романовский.
— Сергей Кириллович, — зашептала ему на ухо Толстикова, — вы потрясающе выглядите. Это то, что надо! К тому же клиент давно готов, — Лиза показала в сторону комнаты.
Тому, кто проходил процедуру подобных знакомств, не надо подробно объяснять, как начался вечер в доме Толстиковой. Минимум душевности, максимум церемоний, общие, ничего не значащие фразы, охи и ахи. Спиртного явно не хватало, а какое спиртное, если все присутствующие знали, что собрались совершенно случайно. Когда Романовский неожиданно сказал, что не может позволить себе не отметить такое приятное знакомство, а потому обязано сбегать в магазин напротив, Светлана Викторовна оградила его очаровательной улыбкой. Ей сразу вспомнились все ее неумытые гении — и сразу повеяло от Сергея Кирилловича чем-то родным и близким. Заговорщицы поняли, что рыбка заглотнула наживку.
Видимо, наш психотерапевт так спешил, неся в руках заветную бутылку шампанского, так торопился, открывая ее, что почти все содержимое бутылки оказалось на Лизе. Мгновение спустя, совершенно сконфуженный, он проделал тот же фокус в отношении Галины — на нее Сергей Кириллович опрокинул кувшин с компотом. Как говорится, шельм отметили. Тетушка была в совершеннейшем восторге. Пока подруги переодевались, она успела шепнуть, что даже рада исчезновению компота.
— Лично я предпочитаю овсяный кисель или чайный гриб.
— Что вы говорите! — совершенно искренне обрадовался Романовский, почувствовавший в Светлане родственную душу.
Вот, внимание, произнесены два ключевых слова — «родственная душа». Квартира на Ленинском. Чудесно, но, положа руку на сердце, больше всего Сергей Кириллович, как, впрочем, каждый из нас, нуждался именно в этом — в родственной душе. В человеке, который в тот момент, когда ты произносишь начало фразы, знает, как она закончится. В собеседнике, не ждущем паузы в твоем рассказе, чтобы блеснуть своей эрудицией, а слушающим тебя с радостью и интересом…
Когда Глазунова и Толстикова вернулись в комнату, они были потрясены. Глаза в глаза, забыв об остатках шампанского, сидели Светлана Викторовна и Романовский. И не просто сидели — не могли наговориться.
— Утром встаю, не знаю, что и думать — кашель. Вроде и не простужалась.
— Постойте, постойте, сейчас угадаю, — Сергей Кириллович даже закрыл глаза. — Масло с медом?
— Нет! — торжествующе воскликнула тетушка Лизы, — отвар чеснока в сахарном сиропе!
— Что вы говорите! Ну-ка, ну-ка, расскажите, не слышал.
— В стакан горячего сиропа кладете два зубчика чеснока, можно добавить немного крахмала. Одна столовая ложка утром натощак — и все, я готова.
— В смысле, кашля больше нет?
— Разумеется.
— А я напираю на профилактику.
— Правильно.
— И, знаете, открыл для себя настоящее чудо — лук.
— Вот! Сергей Кириллович, дорогой, как мне было больно, я своему… неважно… говорю, ешь лук, ешь, а он…
— Элементарная безграмотность, Светлана Викторовна.
— Согласна с вами! А потом, когда рак свистнет, бежим в больницу, в аптеку…
— Врачей ругаем: плохие, лечение не помогает. А вот всего один пример: принимайте с осени по две таблетки аскорбинки по утрам после завтрака — и не заболеете. Я пью — и не простужаюсь. А если простужаюсь — лук. И здоров.
Лиза и Галина сразу почувствовали себя чужими на этом празднике здорового образа жизни. Им бы пришлось долго думать, чем заняться, но в прихожей раздался звонок. Когда Толстикова открыла дверь, на пороге перед ней стоял Сидорин.
* * *Лиза была растеряна. Она не знала, как вести себя с Асинкритом. Он больше не вызывал раздражения, более того, когда Сидорин стоял на пороге, весь сияющий и даже какой-то светлый, Толстикова обрадовалась ему. Как старому доброму знакомому, которого не видела много лет. А он поцеловал в щеку Галину, пожал руку Лизе, немножко дольше, чем принято — всего на мгновение, но дольше, — задержал ее руку в своей. Присвистнул, изображая удивление: «Однако, как вы легкомысленно одеты». Только пять минут спустя, Толстикова поймала себя на том, что на перебой с Глазуновой объясняет ему все, происходящее здесь. А Сидорин продолжал сиять, как медный грош в посудной лавке.
А еще он был загорелый и пропыленный, пропахший зверобоем и донником. И все время повторял: «Как же я по вас соскучился». И в этом «по вас» не было намека, двусмысленности. Асинкрит просто радовался. Ибо как не прекрасны дороги и встречи на них, нет ничего лучше возвращения домой. Позже Сидорин скажет Лизе: «Ты открыла мне дверь в домашнем халате, и я вдруг понял, что вернулся домой». Но это будет позже, а пока он раскланялся с любителями здорового образа жизни, шепнув Светлане Викторовне и показывая взглядом на Романовского:
— Удивительный, глубокий человек. Горжусь знакомством с ним.
— Вы тоже психотерапевт? — также перешла на шепот Светлана Викторовна.
— Пожалуй, да. Только без «терапевт». Мы с Сергеем Кирилловичем каждое утро на углу Советской и Урицкого сдаем пустые бутылки. — Лизе потом пришлось долго объяснять тетушке, что это была всего лишь шутка.
— Хороши шуточки! — возмущалась Светлана Викторовна. — А ты представляешь мое состояние, когда на мой вопрос: «Какие ваши планы на завтра?» Романовский мне отвечает: «Как всегда, с утра — на угол Советской и Урицкого». Откуда же я знала, что по этому адресу находится городская больница?
…Сидорин вошел на кухню. Неужели когда-то на ней сидел Миша, часами разговаривая по телефону с деловыми партнерами. Лиза смеялась: «У нас все наоборот. Обычно женщины от телефона не отходят». — «Ничего, солнышко, — улыбался он в ответ, — я же не треплюсь, а нам деньги зарабатываю»… И когда она говорила ему, что нужно остановиться, успокоиться, Миша не понимал жену. Не понимал искренне…
После него кухня словно онемела. Никто не шумел, перекрикивая свист кипящего чайника, никто не кричал в трубку: «Все, Николай, по рукам!»
