Наталия Костина - Только ты
– Может, по дороге поговорим?
– Это ты в кабинете весь день сидела, а я сегодня столько километров отмотал, что идти к тебе пешком у меня сил нет. Метро отпадает, там толком не поговоришь. Да и ехать к тебе всего две остановки. Жаль, трамвай по Пушкинской уже не ходит…
– Пошли в сквер, посидим на лавочке. Вечера еще теплые.
– Может, ты есть хочешь? – спросил он таким заботливым тоном, что у Кати внезапно проснулась совесть: что ж она мучает-то его? Да, а если не мучить, что с ним еще прикажете делать? Не заводить же с ним опять роман! Как говорится, снова здорово!
– Хочешь мороженого? «Каштан» в шоколаде?
Надо же, он помнит ее вкусы! Холодное, заиндевевшее мороженое с хрустящим, ломающимся под зубами шоколадом… Рот у Кати наполнился слюной. Она сглотнула и сказала:
– Хочу!
– Стой здесь, я быстро!
– Ладно, не бегай, сейчас по дороге купим.
– Нет, я знаю, где рядом есть.
Действительно, он вернулся очень быстро, неся в пакете четыре «Каштана»:
– По два каждому. Я же помню, как ты его любишь. Можешь даже три съесть.
Он заботливо раскрыл мороженое, забрал ее тяжелую сумку, в которую она сегодня натолкала неизвестно чего.
– Осторожно…
Ну зачем, спрашивается, надевать на работу такие каблуки? Кто ее там увидит? Тот же Лешка? Очень надо… Добро бы еще тротуары в городе были как тротуары – а то яма на яме. Вот для кого она сегодня так вырядилась? Просто красавица! – она ядовито хмыкнула… мысленно, конечно. Но от сарказма, направленного исключительно на собственную личность, не исчезли ни облегающая юбка с разрезом, ни элегантный твидовый пиджачок. Да, она сегодня даже подаренный Натальей черный жемчуг на шею нацепила. Для кого, спрашивается? Для престарелого лектора с курсов, у которого плюс восемь? Или для Бухина, который сидит рядом, но в упор ничего не видит, кроме бесконечных столбцов статистики? Или же ей все-таки хочется нравиться? Кому? Уж не идущему ли с ней рядом Лешке Мищенко? Которого она утром, на курсах, так и не увидела? Хотя вертела во все стороны головой, удивляясь, почему он не пришел и не сел, как она уже привыкла, с ней рядом. Выходит, она хочет нравиться именно ему: предателю, негодяю, который так некрасиво с ней поступил… и подарил ей злосчастный букет, с которого все и началось! И каждый день он таскает для нее маленькие презенты: вчера это было огромное бокастое красное яблоко, которое даже есть жалко было, позавчера – удобный блокнот для записей по новому предмету… и так каждый день. И она уже к этому привыкла и воспринимает как должное – и сегодняшнее мороженое тоже! И даже сумку ему безропотно отдала…
Ладно, допустим, он негодяй, а его подарки она берет исключительно затем, чтобы в один прекрасный момент его продинамить! Прям со свистом! Ух ты, а быть стервой, оказывается, очень приятно! И каблуки, жемчуг, и «Каштан», который она сейчас благосклонно приняла и ест, – все это замечательно вписывается в ее новое амплуа под названием «стерва на работе, дома и в быту». А этот ничего не подозревающий дурачок, помнящий ее тонкой, ранимой девочкой, идет рядом и заглядывает ей в глаза. Когда тебе плохо, одиноко и грустно – самое время стать стервой. Ну, или хотя бы поиграть в нее. Хотя это и не совсем честная игра. «Из области бессознательного», как сказал бы их штатный психолог – да, именно из этой области. Вот на бессознательное и спишем. Потому что если ты ведешь такую игру сознательно, это еще и очень стыдно.
– Осторожно… – повторил он, когда она во второй раз зацепилась каблуком за выбоину. И взял ее под руку.
Катя не возражала. Во-первых, идти, когда тебя одолевают мысли, и иметь рядом надежную опору, было куда удобнее. Во-вторых, он для нее был… ну не мужчина, это точно. Так… поручень в троллейбусе. А в-третьих, призналась она себе, ей очень хотелось, чтобы сейчас хоть кто-нибудь был рядом. Ей надоели одинокие пустые вечера, пустой дом, пустая постель… Стоп, стоп… так можно зайти слишком далеко!
– Слушай, прохладно стало… – она поежилась в своем слишком легком для середины октября костюмчике. Да, осень вступала в свои права, и вечер уже не казался ей таким теплым, как полчаса назад. – Давай все-таки подъедем, а потом посидим у меня?
– Так ты меня приглашаешь?
– Ну… вроде того. Только сразу предупреждаю: просто посидим. Без прелюдий и последствий.
– А ужином накормишь? – как бы в шутку спросил Мищенко, но она совершенно серьезно пообещала:
– Если хочешь есть, то накормлю. Ты же мне мороженое покупал? И яблоко вчера тоже вкусное было… Только у меня почти ничего нет, – спохватилась она.
– Давай я сосисок куплю?
– Нет, только не сосисок! Эту отраву я больше не хочу. Я уже десять лет их ем… с первого курса… почти каждый день. Знаешь, тут есть один неплохой магазинчик, за углом. Там всегда продают лаваш. А зелень и помидоры я сегодня купила на рынке. Угощу тебя горячим лавашом с сыром и кинзой. Готовится за пять минут. Ну, за десять, это точно. Очень вкусно!
Слава богу, цветочных магазинчиков по пути было предостаточно. За последнее время, когда он усиленно отрабатывал версию с покупателями черных роз, он выучил места их расположений почти наизусть. И цветы свежие нашлись, несмотря на поздний час. Он купил ей три снежно-белые розы – бутоны с тонким ароматом, совершенной формы и на длинных стеблях. В белой юбке, кремовом пиджаке и с ними в руках она смотрелась почти невестой. На контрасте с нежно-кремовым ее рыжие волосы, поднятые высоко над затылком, выглядели особенно привлекательно. К тому же ее очень красило оживление – она улыбалась, шутила и болтала с ним. У самого подъезда, в той самой уютной беседке, где он не так давно вел обстоятельные тары-бары с местными старушенциями, сидел какой-то мужчина. Его спутница вдруг напряглась и остановилась как вкопанная.
– Ну так что, мы идем к тебе есть лаваш? – весело спросил он.
Мужчина угрюмо смотрел на них в упор. Кажется, это тот самый черный, с которым она раньше жила. Ну что ж… посмотри… поглотай слюну! Кормить сейчас в этом доме будут меня, а не тебя… а дальше видно будет. Он не против остаться у нее на ночь, но не будет форсировать события. Если она хочет долгих, романтических ухаживаний, она их получит… время у него еще есть.
Как он не понял раньше – ей хочется именно романтических отношений, и именно долгих – на контрасте с этой грязной работой, которой она занимается! Потому что Катя все-таки не огрубела душой, как та же Сорокина, которая не то что коня – паровоз на ходу остановит и рельсы штопором завернет! Да, он не станет торопиться – пусть она получит то, чего так жаждет! Кроме того, он спал с ней раньше и ничего нового не узнает. Он сильнее сжал ее локоть и внезапно почувствовал, что очень хотел бы посмотреть, как изменилось ее тело… наверняка оно стало таким же привлекательным, как и лицо. Ухаживать долго? О нет, черт возьми! Его вдруг захлестнуло непреодолимое желание увидеть всю ее обнаженной: и кожу сливочного цвета, и стройные ноги с изящными щиколотками… тонкую талию… Провести пальцами по шее с завитками волос, а потом – вниз, по упрятанному в желобок спины позвоночнику… прижаться к ее упругим ягодицам сзади, а в ладонях ощутить ее грудь с напрягшимися сосками карминного цвета… Оказывается, он так хорошо все это помнил! Но почему-то тогда это его так не заводило… Он предпочитал блондинок… вернее горячих брюнеток, которые только красились в блондинок. Его возбуждали смуглость и темная курчавая поросль в тех местах, где у Катерины был смешной огненный треугольник. Когда они встречались, она понятия не имела о том, что такое интимная стрижка… а ей бы это пошло, как никому! Нет, не нужно об этом думать сейчас – потому что она и так возбуждает его сверх всякой меры – даже упрятанная, как в футляр, в этот свой элегантный английский костюм.