Андрей Шляхов - Доктор Данилов в госпитале МВД
— Почему у вас так плохо пахнет? Что, проветрить нельзя? Безобразие!
— Я не могу делать дела в судно — мне больно на нем лежать! Отвезите меня в туалет, или я буду какать на пол!
— Почему вы все время бегаете туда-сюда? Дайте же поспать!
— Когда меня, наконец, переведут в отделение из этого вашего бедлама?
И так далее, до бесконечности…
Данилов терпеливо объяснял, что в реанимации положено лежать без одежды, максимум — в одной рубашке, поскольку одежда затрудняет и, что важнее, — замедляет проведение срочных манипуляций, а также закрывает доступ к катетерам. Объяснял, что плохо пахнет, потому что соседу-«аппаратчику» (то есть находящемуся на искусственной вентиляции легких) меняли памперс. Объяснял (это взрослым людям-то!), что справлять нужду на пол в реанимации нельзя, проще надеть памперс, если уж судно, не имеющее ни одного острого угла, доставляет такие неприятности. Объяснял, что все бегают туда-сюда не из вредности и не из спортивного интереса, а по рабочей необходимости… Роман Константинович посмотрел на все это и разрешил перевести Кострова и Ржеутскую в отделения (одного — в неврологию, другую — в эндокринологию) сегодня, хотя еще с утра планировал задержать их у себя до завтрашнего дня.
— Если они такие активные, то, значит, все у них хорошо, — сказал он, подписывая переводные эпикризы. — Правильно учили старые реаниматологи: «Как только больной пришел в сознание, его надо сразу переводить, чтобы не доставал!» С глаз долой — из сердца вон!
— Роман Константинович, пока вы здесь, можно мне на пять минут отлучиться из отделения? — спросил Данилов.
— Можно! — разрешил начальник, подумав, что Данилов хочет пробежаться до первого этажа хирургического корпуса, где стояли торговые киоски, и купить себе воды с крекерами или газету. — Хоть на десять.
Данилов вышел из отделения, прошелся до лифтов, спустился этажом ниже, прошелся по коридору, осмотрелся, принюхался, затем поднялся на два этажа выше, походил там и вернулся к себе в реанимацию. Рассуждал он так: что-то необычное в отделении явно происходит, ведь просто так, ни с того ни с сего, без всяких явных причин, атмосфера не может быть накаленной уже третьи сутки. У группового «помешательства» непременно должна быть какая-то причина, ведь с ума люди обычно сходят поодиночке. А если в госпитале идет ремонт, то в первую очередь можно заподозрить отравление парами какой-нибудь суперядовитой краски или не менее ядовитого клея. Что еще могло случиться?
Но ни этажом ниже, ни этажом выше никакого ремонта не производилось, здесь вроде как все уже было отремонтировано, включая и те помещения, куда должно было переехать первое реанимационное отделение. Оставалось оснастить будущее отделение всем необходимым, от стульев до мониторов. Роман Константинович как-то обронил, что в новом отделении все будет новым, а старые мониторы и аппараты планируется отправить в загородный филиал, в котором строили дополнительный корпус.
«Наверное, какой-нибудь атмосферный магнетизм», — решил Данилов и со своего смартфона залез в Интернет, чтобы посмотреть свежие новости. Можно было сделать это с компьютера, стоявшего в ординаторской, но за ним сидел Роман Константинович, вчера проливший кофе на клавиатуру своего компьютера и не успевший вечером купить новую. Просить новую клавиатуру у местного завхоза Заневского, официально называвшегося заместителем начальника госпиталя по материально-техническому обеспечению, было бесполезно — не даст, раз срок эксплуатации еще не вышел. Компьютерные клавиатуры и мыши полагалось эксплуатировать в течение трех лет, то есть получить новый казенный девайс можно было не чаще, чем раз в три года, а за свои кровные так хоть каждый день меняй.
— Пульмонология отличилась, — сказал Роман Константинович, не отрывая взора от экрана. — Устроили пациенту пневмоторакс[18] во время плевральной пункции, а пациент оказался не из простых. Будет теперь Иваньковичу на орехи, таких орехов каленых всыплет ему Станислав Маркович, что хорошо, если на своем месте усидит. Маркович лютует, и я его понимаю — обломок катетера в реанимации, пневмоторакс в пульмонологии, а за месяц до вашего прихода в четвертой терапии процедурная медсестра генеральскому сыну постинъекционный абсцесс обеспечила, да так неудачно, что чуть генерализированным сепсисом дело не закончилось. Многовато ЧП для полугода, так мы рискуем Новый год встречать с новым начальником.
— Какая разница, — махнул рукой Данилов и поправился: — Это я со своей колокольни, вам, как начальнику отделения, конечно, есть разница.
— Да мне-то как раз все равно, — усмехнулся Роман Константинович, — я, если что, без работы не останусь. Но смены руководства не хотелось бы, ведь новая метла всегда поднимает много пыли. А у нас еще принято следом за собой перетягивать на новое место большие команды, что крайне отрицательно сказывается на работе. Пока новые притрутся к старым, пока какой-то баланс установится… — Роман Константинович повертел головой, помассировал ладонью затылок и, обернувшись к сидящему на диване Данилову, пожаловался:
— Что-то голова сегодня болит, а давление сто тридцать пять на восемьдесят. А у вас не болит?
— Сегодня нет.
— А обычно что, болит?
— Бывает, — коротко ответил Данилов.
Голова у него действительно не болела, что было немного странно. При такой смутной внутренней нервозности, как сегодня, голове полагалось напомнить о себе.
Из отделения донесся голос старшей медсестры, обычно разговаривающей гораздо тише.
— Ну, что там еще? — скривился Роман Константинович и вышел узнать, в чем дело.
Данилов убрал мобильный в сумку (ничего интересного в новостях не было) и тоже вышел в зал. Не полюбопытствовать, а посмотреть, как чувствуют себя трое оставшихся пациентов. На посту он увидел начальника отделения, старшую сестру и дежурную медсестру. Раскрасневшиеся женщины, демонстративно не смотревшие друг на друга (не иначе как повздорили), слушали Романа Константиновича, который что-то негромко говорил. Слов Данилов не расслышал, но по выражению лица начальника отделения нетрудно было догадаться, что начальник отчитывает своих подчиненных.
Скрягина пришлось растормошить, чтобы убедиться, что он в сознании.
— Что тут у вас делать? — спросил Скрягин и тут же сам ответил: — Только спать.
— Спите на здоровье, — разрешил Данилов и вернулся в ординаторскую.
Вскоре к нему заглянул начальник отделения.
— Только что мне звонил муж Ржеутской, — сказал он, улыбаясь и привычно морща лоб. — Интересовался, чье вмешательство требуется для того, чтобы его жене обеспечили человеческие условия. Тон был такой, будто он запросто вхож не только к министру, но и к президенту.
