Олег Рой - Сценарий собственных ошибок
Кажется, она бледнела, когда рассматривала эту коллекцию, потому что Волк ободряюще похлопывал ее по плечу. Рука крепкая, теплая. Надежная рука, на которую не страшно опереться.
– Ты начитанная гимназисточка, моя черная королева. Из книжек ты должна знать, что, если люди плохо себя ведут, их наказывают. Так велит общественная мораль. Но у меня кардинально иные принципы. Я никогда не причиняю людям боль ради того, чтобы их чему-то научить или от чего-то отвратить – это можно сделать совсем легко, без боли, одними словами…
Валерий – преподаватель в одном из столичных вузов. Алина никогда не спрашивала, в каком именно. Не то чтобы эта тема была запретна – просто не стоит допытываться о том, чего он сам не сказал. «Всему свое время», – один из основных принципов в их отношениях.
– Боль имеет право на существование, когда она доставляет удовольствие двоим. При таком раскладе, королева моя неопытная, боль – не наказание, а награда. Ее нужно еще заслужить. О ней нужно просить…
– И я буду просить? – спрашивала она, замирая от ужаса и восторга.
– Обязательно. Когда ты узнаешь, как это приятно, непременно попросишь. Я буду очень ласков и терпелив.
По спине Алины пробегал электрический холодок. Вдруг мерещилось, что так ей и суждено остаться навеки здесь, в этой сумрачной квартире, с ее специально оборудованной комнатой… Уходя в свой институт, Волк будет запирать ее здесь, и ее единственными собеседниками останутся книги – и арсенал на стене… Бр-р-р-р! И в то же время это так… так увлекательно! Чувствовать себя совсем-совсем беспомощной, совсем-совсем жертвой, с широко раскрытыми молящими глазами… Она будет ждать его возвращения, как любимая пленница ждет своего господина… Что сказала бы мама? Что сказал бы папа? Но она уже взрослая и разрешения у родителей спрашивать не станет.
Такие недетские мысли разыгрывались в Алининой голове, по которой Валерий гладит ее, как маленькую.
– Моя королева, я чувствую, мы будем прекрасно проводить время, когда ты вырастешь. Но пока я займусь твоим воспитанием. А ты будешь воспитывать меня. Кроме шуток, мои студенты только этим и занимаются. Правда, сами того не понимают. Пожалуй, это к лучшему. И без того профессор жалуется, что я их распустил…
Может быть, Алина просто маленькая пока, может, она не готова – но ей становилось спокойнее, когда Волк уводил ее из этой комнаты, подальше от всего этого будущего, к которому она пока не знала, как отнестись. Гораздо больше этой комнаты ей нравится другая – полностью облепленная по периметру книжными полками, которые забиты книгами в два, в три ряда. Настоящая домашняя библиотека! Алина такие видела только в фильмах, изображающих жизнь аристократов. До верхних рядов можно добираться только по специальной лесенке с удобной площадкой наверху, и вот так сидеть, подогнув ноги, вынимая наугад то одну книгу, то другую, просматривая содержание, любуясь иллюстрациями. Здесь много дореволюционных изданий – с толстыми пожелтевшими страницами, переложенными папиросной бумагой картинками, с жесткими вставками – приложениями или картами. Алина моментально влюблялась в такие книги – в самый запах уютной затхлости, который они источали, в то теплое тяжелое ощущение, которое они оставляли на коленях: словно подержала живое существо, например, кошку. Изрядную часть собрания Валерия составляли книги на иностранных языках, в основном на французском. В таких Алина, изучавшая всю жизнь английский, ничего не могла понять. Но тем более ей нравилось медленно и благоговейно их перелистывать, пытаясь по иллюстрациям – в основном это были гравюры, – догадаться о содержании.
Если какая-либо книга на французском уж очень очаровывала Алину, всегда можно было спросить о ней Валерия. Пока гостья была занята набегом на библиотеку, он всегда сидел тут же на небольшом диванчике и что-то набрасывал на карманном компьютере, готовился к лекциям или писал статьи. Но непременно время от времени посматривал на Алину, и от этого на его губы часто прокрадывалась улыбка.
– Я смешная? – шутливо негодовала Алина.
– Ничуть. Королевы не бывают смешными, даже если им случается перепачкать горностаевую мантию в книжной пыли. Улыбаюсь я потому, что мне нравится твой аппетит к чтению. Мужчине всегда приятно, когда женщина с аппетитом ест, но вот женщина, которая с аппетитом читает – птица более редкая и прекрасная… Кстати об аппетите: пойду заварю чай. Тебе с мелиссой или с жасмином?
– С жасмином. А у тебя еще остался тот клубничный мармелад?
– Для вас – всегда пожалуйста!
Потом они сидели, поджав ноги, на жестковатых колющихся циновках и пили зеленый чай из крошечных, терракотового цвета, чашечек. А еще они обсуждали книги – как любимые Алиной, так и те, о которых она даже не слыхала. А еще он тщательно разбирал и анализировал ее стихи, заставляя Алину, в которой мигом вспыхивало авторское самолюбие, забыть обо всем на свете.
Забыть даже тот вопрос, который она постоянно задавала себе: есть ли у Валерия сейчас женщина? Он – взрослый мужчина, а между ними нет секса, так что это более чем вероятно… Но если это так, кто – или что – она для него? Просто собеседник? Спарринг-партнер по филологическим беседам? Забавная игрушка? Или все-таки что-то большее?
Что бы там ни было, Алина чувствовала, что не может уже обойтись без этой квартиры с ее прекрасной библиотекой и страшным арсеналом. Не может обойтись без Валерия. К чему бы это ни привело.
* * *Молоденькая красавица с падающими на лицо волосами, от природы вьющимися, но сейчас немытыми и слипшимися, кормит грудью младенца, сидя на железной кровати с шишечками на спинке, возле печки, так памятной Игорю. Ее лицо полно недоумения и упрека – точно она девочка, которую незаслуженно поставили в угол. По комнате ходит взад-вперед человек, чье лицо Игорь ежедневно видит, когда бреется. Только Игорь никогда не носил телогрейки и таких грубых высоких сапог. И еще – он не имеет привычки фальшиво насвистывать советские песни.
«Сережа, – умоляюще обращается к этому мужчине молодая мать, – ну как же ты так можешь, Сережа… Ну скажи хотя бы: за что?»
Мужчина прекращает насвистывание «Лизаветы»:
«А за то, что мамаша мне в деревне невесту справную нашла. Перестарок, на рожу не смазлива, зато дом с огородом, четыре ангорских козы и тесть молочным хозяйством в колхозе заведует. А если ты мне чего, дык мы не расписаны. И ты меня закабалять не пытайся. Не царский режим».
«Сережа, ну сам подумай, при чем здесь – расписаны, не расписаны… У нас сын, ты посмотри на Игоречка, ведь это же твой сын! Вылитый: и глазки в тебя, и носик, и ушки. Ты же у него в метрике как отец значишься…»
![Ульяна Соболева - Пусть меня осудят...[СИ]](/uploads/posts/books/124/124.jpg)
