Федор Московцев - Конвеер
Теперь Штрум удивился всерьез.
– Со мной? Поговорить?
Блайвас отвёл взгляд и хрюкнул:
– Ты сам спрашивал: политическое движение, штурмовые бригады, охранные агентства.
Радько продолжил объяснение:
– Но надо показать работу. На Исаакиевской площади будет мероприятие, посвященное футбольному матчу, на этом мероприятии соберутся фанаты…
Запнувшись, он мгновение смотрел в глаза Штруму, затем сказал: «Сейчас… мы не волокём по этой теме, позову специалиста, он специально из Москвы…»
Радько бросился к Форду, озадаченный Штрум вопросительно ждал. Наконец, Радько привёл невысокого белесого мужчину средних лет в сером спортивном костюме, представившегося Раймондом. Он говорил с вязким прибалтийским акцентом, и Штрум подумал, что прибалты – те же гуки, которых давно пора отправить к шайтану на шампур. Слушая его речь, командир Фольксштурма ещё раз мысленно проверил список людей, которым можно верить – Радько и Блайваса там не оказалось.
– …на матч Зенит-Терек приедут больше двух тысяч московских фанатов, из которых больше тысячи – не чтобы смотреть матч, а чтобы его сорвать, – говорил Раймонд. – Они плохо относятся к кавказской команде Терек и намерены сделать всё возможное, чтобы выбросить её из чемпионата России. В моём распоряжении около сотни заводил, как мы их называем «хаоты». Это опытные ребята, которые помогут завести толпу и погнать её на Невский проспект, а оттуда – на Петровский стадион.
Штруму показалось, что он соприкоснулся с каким-то параллельным миром – хотя он прекрасно знал, что такое футбол и околофутбол, и участвовал в совместных с фанатами акциях.
– Но при чём тут я?
– А-а-а… – Раймонд повернулся к Блайвасу. – Господин Коршунов, с которым я как бы…
– Раймонд работает на Хозяина, – заговорил Блайвас с гораздо большим убеждением, чем несколько минут назад. – Взыскание долгов, в основном по регионам, наказать непослушных, устроить заварушку…
– Как мы раньше, только мы отошли от этого, находимся на хозяйстве, – прибавил Радько.
Раймонд докончил:
– Не наша задача понимать, зачем это нужно господину Коршунову, наша задача устроить потасовку на Исаакиевской площади во время проведения концерта. А ваша задача – понравиться господину Коршунову, чтобы он взял вас на работу, или решил для вас какие-то вопросы.
До Штрума, наконец, дошло. Коршунову нужны в Питере серьёзные бойцы, посерьёзнее, чем сдувшиеся бычары Блайвас и Радько, и он поручил им найти таких бойцов. Но Блайвас и Радько, занятые своим мелкотравчатым бизнесом, продинамили Хозяина – отсюда их виноватый вид. Возможно, они, как обычно, растратили выделенные на это средства. И сейчас они боятся, что их крысятничество вскроется.
Раймонду он поверил – как веришь хирургу, дающему урок трепанации черепа. Воодушевлённый внезапно открывшимися перспективами, Штрум приступил к обсуждению предстоящей акции:
– Но если ты хочешь сорвать матч, почему Исаакиевская площадь? Надо устраивать кипиш на стадионе, или рядом. Толпа физически не дойдёт от Исаакия и до Петровского стадиона – их десять раз остановят менты.
Раймонд вступил в полемику:
– Да, но на Исаакиевской площади запланирован концерт – департамент культуры пригласил несколько рок-групп, гарантированно соберутся фанаты и активная до беспорядков молодёжь, там будет трибуна для выступления. Это произойдет в первой половине дня, и мы в крайнем случае успеваем перебросить основных участников моба к стадиону на микроавтобусах…
Они углубились в обсуждение акции. Отойдя в сторону, Радько и Блайвас молча наблюдали. Боевые соратники Штрума, из-за деревьев – тоже. По окончанию встречи Блайвас сказал, что Хозяин не определился, где примет, скорее всего в Талион-клубе, либо в доме на углу Кирпичного переулка и Большой Морской улицы, в котором живёт его любовница. Штрум кивнул: ему известны оба адреса, когда-то и ему приходилось слоняться вокруг в оцеплении, охраняя покой и безопасность Хозяина.
Когда всё было вырешено, Раймонд сказал, что господину Коршунову очень важно, чтобы демонстранты вышли на Невский проспект и устроили там беспорядки. И от того, как Штрум проявит себя в этой акции, сколько народу привлечет, будет зависеть расположение господина Коршунова.
Попрощавшись, Штрум вернулся к своим товарищам.
– Левая хуйня, ботва какая-то, – сказал Змей, едва дослушав подробности предстоящей акции.
Штрум потребовал обосновать. Змей спросил, сколько заплатят за участие. Услышав, что всё это делается, чтобы выслужиться перед Коршуновым, чтобы в дальнейшем брать подряды на серьёзную работу, Змей повторил, что считает всё это левой ботвой. Потому что...
– … это Центр, мы там ни разу не работали и не отработали отступление – раз; работа за уважуху чтобы выслужиться перед богатеями – левая хуйня, уже проходили – это два; сотрудничество с мутными москвичами – это три. Достаточно?
Штрум не унимался, он был уверен, что двух минут общения с САМИМ Хозяином будет достаточно, чтобы магнат понял, каких козлов держит, и какие толковые ребята прозябают в безвестности. Потому-то Радько и Блайвас оттягивали эту встречу – тряслись за свои рабочие места. Штруму во что бы то ни стало нужно было убедить Змея, потому что его слово являлось последним при выборе момента к отступлению или даже отмене акции. Он физически чувствовал опасность и если у него оставались хоть малейшие сомнения, Штрум командовал отбой. И оттого, что их бригада ещё нигде не спалилась (в коллективной работе), вокруг Змея образовался какой-то мистический ореол джедая неуязвимости. А последний эпизод с прыжком из окна общаги и вовсе сделал из неприметного юноши ходячую легенду.
– Ладно, – сдался Штрум, когда вернулись к костру, вокруг которого собралась вся компания. – Если ты приедешь на площадь и опять скажешь, что всё это левая ботва, мы свистаем обратно всех наших людей и едем сюда в парк бухать. А фанаты пускай сами устраивают на стадионе кипиш. Окей?!
Змей нехотя согласился: «Оке».
Глава 60
Около полуночи в дежурной части милиции раздался звонок. Женский голос прошептал: «Убийство… нацисты… Фольксштурм». По определившемуся адресу – представительство Чечни на улице Марата – выехала оперативная группа. Глазам милиционеров предстала картина резни, напоминающей дикий языческий ритуал. В доме было обнаружено восемь изуродованных ножами и топорами трупов – на каждом по меньшей мере 10–15 колотых, резаных и рубленых ран, у большинства перерезано горло. Помимо главы чеченской диаспоры, Асланбека Яндарбиева, среди убитых оказались его гости – другие чечены, а также охранник здания.
Море крови, и никаких вещественных доказательств, никаких следов и отпечатков пальцев. Милиционеры сделали вывод: работали профессионалы. Впрочем, в этом пришлось усомниться, когда в доме нашли в полубессознательном состоянии исколотую ножом секретаршу Яндарбиева Альбику Делимханову. Сбившиеся показания уцелевшей женщины повергли всех в шок. Из её путаного рассказа и предварительной судебно-медицинской экспертизы вырисовалась следующая картина преступления.
Киллеров было не менее десяти. Они проникли в здание через черный ход, убив сторожа. Затем без лишнего шума зарезали встретившегося по пути в апартаменты эконома (пожилой чечен, присматривавший за хозяйством). Потом расправились, как им казалось, с Делимхановой, но просчитались: она была только ранена.
В гостиной убийцы обнаружили Яндарбиева и его гостей, собравшихся по случаю мусульманского праздника. По словам Делимхановой, которая спряталась за портьерой в соседней комнате, до неё доносились обрывки криков: «Смерть чуркам, месть, кровь за кровь, слава России, Фольксштурм».
Когда киллеры, отправив в вечность восьмерых чеченов, покинули залитый лужами крови дом, забытая ими Делимханова выбралась из укрытия и позвонила в милицию.
Глава 61
Ночью, дышавшей могильным холодом вечности, Штрум возвращался домой после акции на Марата. Он проходил по плохо освещенным улицам, и ему казалось, что сквозь каждое темное квартирное окно на него таращатся оскаленные физиономии гуков; за ярко освещенными окнами ресторанов ему чудились загулявшие чурбаны, обсуждающие за бутылкой дорогого вина, как довести страну до гибели; в переулках он видел гулящх девок, готовых под улюлюканье абреков втоптать в грязь национальную гордость; на каждом шагу от встречал расово неполноценных чурок. И он думал: «Россия! Против стольких врагов, тайных и явных, у тебя одно только средство. Святой террор, спаси отечество!»
«Еще много злодеев на нашем пути, зачистки необходимы как воздух, нужно ещё проливать потоками нечистую кровь. Нужно усилить террор, чтобы чурки боялись выходить на питерские улицы, полные кровавых теней, а те, кто планировал сюда приехать, отменили бы поездку. Ежедневно, ежечасно, надо заниматься изничтожением чурко-гуков, которые, как гидра, угрожают поглотить город».
