Федор Московцев - Конвеер
Так думал Виктор Штрум – карающий огонь, первый обязанный перед Родиной.
Чем ближе к дому, тем больше он задумывался, как быть с Марианной. Он безумно любил её, и теперь в свете того, что должно произойти в ближайшие несколько дней, стал опасаться за её судьбу. Если за ним придут по адресу, несдобровать не только ему, но и ей. Они должны на время расстаться. Но как это ей объяснить? Как это печально, что люди, которые работают для счастья народа, делают своих ближних такими несчастными!
Командир бригады, имевшей пока что лишь некоторую локальную известность, идя по ночным улицам родного района, ощущал себя стоящим на страже отечества, находящегося в опасности; и не замечал несоответствия между огромностью задачи и ничтожностью ресурсов, бывших в его распоряжении, – настолько чувствовал он себя слитым в едином порыве со всеми патриотами, настолько был он нераздельной частью нации, настолько его жизнь растворилась в жизни великого народа.
Придя домой, Штрум застал Марианну на кухне. Устав его ждать, рассматривая репродукции популярного фотохудожника – сорок страниц черно-белой графики и фотографий с изображением птичек, мальчиков и силуэтов деревьев; она стала резать тыкву, чтобы запечь в духовке. На столе была сложена горка из аккуратных кубиков тыквенной мякоти. Рядом лежала книга рецептов – Марианна как раз собиралась посмотреть, как запечь тыкву с медом. На краю стола, подальше от продуктов примостился томик стихов Теймураза о споре вина с устами, о свирели пастуха и гуриях, плещущихся в лазурных водах, – поэма любовной тоски, неизменно увлекающая в мир благоухающих роз.
На ней был золотистый халат, пряди белых волос спускались ей на влажный лоб; от всего её существа исходило очарование домашнего уюта и непринуждённой грации, которое вызывало нежные мысли и не будило чувственности.
Не двигаясь с места, она подняла на своего возлюбленного прекрасные глаза цвета безоблачного летнего неба:
– Тыква, которую привёз дедушка.
Штрум подошёл к ней, поцеловал в щеку, и направился к холодильнику за минералкой. Марианна присела на край стола.
– А давай после свадьбы поедем к нему в деревню… ну, в Великие Луки. Он давно с хозяйством не справляется, мы можем завести ферму…
Штрум сначала не уразумел – так далеко были его устремления от того, что говорила Марианна. Затем, отпивая из бутылки холодную воду, он мысленно представил, как в расписной рубахе медленно бродит по бескрайним полям, срывая былинки и грустно улыбаясь; и горячо заговорил о том, что поставленная им задача столь масштабна, что для её выполнения, возможно, придётся подвергнуть себя отлучению. Он ставит себя вне человечества и никогда не вернется к нему. Великая задача далека от завершения. И ни о каком милосердии не может быть и речи. Разве чурбаны прощают? Черномазых врагов с каждым часом становится всё больше и больше; они стекаются со всех границ и здесь на месте плодятся по тыще зараз, они словно вырастают из-под земли. А когда их казнят, на их месте появляются другие, в ещё большем количестве.
Он еще что-то сбивчиво и туманно говорил о самоотречении, об отказе от любви, от утех, от всякой радости в жизни, от самой жизни; но Марианна его не понимала. По своей природе склонная к мирным наслаждениям, она за последнее время уже не раз с ужасом замечала, что к сладострастным ощущениям, которые она испытывала в объятиях своего трагического любовника, всё чаще примешиваются кровавые картины. Она ничего не ответила. У неё были кое-какие новости для любимого, и, отдавшись мечте, она ничего не слышала. Штрум, как горькую чашу, испил молчание молодой женщины.
– Ты сама видишь, Марьян: мы с головокружительной быстротой стремимся вперёд. Наше дело поглощает нас. Наши дни, наши часы – это годы. Мне скоро исполнится сто лет. Посмотри на меня, разве можно назвать меня любимым муж…
Он осекся: так доверчиво и с такой нежностью она смотрела на него.
– Мой любимый муж! – упрямо сказала она и потянулась к нему. В это мгновение она слабо понимала, что он говорит, она слышала только его голос, заставлявший её дрожать – то не был голос в прямом смысле слова – все звуки издавало Витино тело, это был зов природы.
Отстраниться от неё, чтобы закончить разговор, было выше его сил. Они занялись любовью прямо на кухонном столе, среди тыквенных кубиков и разнообразной кухонной утвари и томиком стихов Теймураза. Как ни старался Штрум, но так и не смог заглушить в своей душе, во имя священного человечества, все человеческие слабости.
Глава 62
– Так… заявление от: Разгон Андрей Александрович, проживающий: город Волгоград, – девушка за конторкой принялась изучать поданный ей документ, который Андрей написал ещё в Волгограде под диктовку Иосифа Григорьевича.
– Отметку поставьте на копии, что приняли заявление, – попросил Андрей.
Девушка поставила штамп на втором экземпляре. Андрей спрятал документ в портфель. Сначала договаривались, что надо разыскать одного человека, на которого выйдут через десятые руки, но потом особист сказал просто придти в Управление собственной безопасности ГУВД и подать дежурному заявление и попросить чтобы поставила отметку о принятии. Далее «будем посмотреть», через начальника УВД в Управление «Э» будет вброшена информация, что на их сотрудника поступила жалоба в УСБ ГУВД. Пусть чешутся. В базе по разыскиваемым лицам Андрей пока не числится (на утро понедельника), поэтому можно смело заходить в УСБ… и больше нигде не показываться, потому что петербургское ОРЧ «Управление Э» пока не давал отмашку, что не собирается задерживать Андрея Разгона. Что же касается руководства УВД, всевышний просветил их сердца к Андрею. Правда, Иосиф Григорьевич пока не определился, сколько это будет стоить.
Было половина десятого. С завода уже звонили, спрашивали, где он есть. Он сказал: «Сейчас подъеду». И вот, когда он уселся в машину, снова раздался звонок. Это был Артур.
– Ты где есть, почему на Стрэндлер пришло три миллиона, а не шесть?!
– Я сейчас подъеду.
– Ты где есть физически?
– В Управление собственной безопасности ГУВД.
– Где?
– Литейный, 6.
– Что за ёбтвоюмать?
– Я подал жалобу на того мента, который тормознул меня на Трефолева – ну помнишь вы с Лёхой подъехали разбираться, заплатили ему 57000 и ты сказал, что «эти деньги у тебя поперёк горла встанут», – горестный голос Андрея прозвучал трагично.
– Чего-чего?! – до Артура медленно доходило, его мысли были заняты платежом за свинец, и пришлось два раза объяснить. Когда он понял, то велел быстрее ехать на завод и отсоединился.
Через полминуты перезвонил Владимир и для начала наехал:
– Так, меня не ебёт твоя проблема с ментами, что там с нашими платежами на Стрэндлер?
Андрей почувствовал себя довольно неуютно.
– Я перевёл двумя платежами – три и три миллиона, с Экоторгсервиса и Техноснаба соответственно.
Он услышал, как Владимир повторяет то же самое Артуру. А тот, в свою очередь оправдывается, видимо, разговаривая по межгороду со Стрэндером: мол, скоро получите оставшиеся три миллиона.
– А когда ты перевёл? – спросил Владимир.
– Э-э… да в пятницу, подъехал в перерыв, к часу.
Тут Владимир снова в сторону повторил услышанное, и добавил от себя: в обед принёс платёжки, пусть деньги ждут завтра утром. И Артур соответственно повторил в трубку представителям Стрэндлера, что деньги будут завтра. После чего Владимир отключился.
Андрей вёл машину на автомате. Жить оставалось ровно сутки.
Пока добирался до Балт-Электро, перебирал в уме (вот уже который раз!) по кругу тех, у кого можно перехватиться. Второв – не даст, перед ним и так большой долг. Быстровы – исключено, чертовски подозрительны и подумают, что это берутся деньги, чтобы закрыть недостачу. Блайвас – сам без денег, сказал же, что сможет дать только через неделю.
Андрей позвонил в Волгоград, поинтересовался, приходили какие-нибудь деньги. Нет, не приходили. Поставив машину на стоянке, он согласно инструкции Иосифа Григорьевича Давиденко, позвонил Смирнову. Абонент ответил сразу, и Андрей бросился в атаку:
– Николай, добрый день. Разгон моя фамилия, помнишь такого?
Прервавшись на секунду, продолжил:
– Послушай, Николай, ты понимаешь, что неспроста я тебе звоню на служебный мобильный телефон, номер которого посторонним неизвестен. Сообщаю для твоей информации: я только что подал заявление в Управление собственной безопасности ГУВД по факту дачи взятки 57000 – тебе и тем двум милиционерам. У меня предложение: я забираю заявление, ты отдаёшь мой товар.
– Да пошёл ты!
– Это первый и самый безобидный шаг. Дальнейшие озвучивать не буду, потому что на войне принято совершать неожиданные действия.
– Ты мне угрожаешь, урод?
– Послушай, Николай: чтобы ты понял, насколько всё серьёзно, скажу что будет через два часа. Тебя вызовет Юрий Пышный, твой начальник…
