Юля Панькова - Война не Мир
Итого, год за годом я жила с ощущением того, что прав кто-то еще, но не я.
Общее сознание, как давно говорил мне художник, ― чистое, и потому там все понятно и просто. Нужно только немного равняться. Каждый может проверить и скоррелировать твою адекватность, подсказать, куда двигать, и, если попросишь, подтвердить: да, шпион повесился. Почему? Хм. Наверное, предал родину. Да, какой-то производитель колбасы валял дурака и закапывал свою продукцию за Можайском. Должно быть, он хотел уйти от налогов. Да, издатель вывела на чистую воду подонка, который просил соточку за свою же идею. Но это случилось просто потому, что его все ненавидят.
Все, что я могла сказать себе о текущем моменте: этого не должно быть в реальности. И, наверное, мне захотелось хоть что-то исправить…
― Ну где ты носишься, ― обиженно воскликнула Рената, едва я распахнула дверь. Она стояла в пеньюаре поверх майки и джинсов и держала в руках хлебницу с тостами.
― Твоя любимая еда? ― буркнула я. Рената растерянно отступила. Я убрала ее с дороги и ломанулась к нашему телевизору.
Мысленно оглянувшись назад, я увидела, что Рената изо всех сил хлопает недоуменно ресницами, за моей спиной. Мне даже показалось, что она слегка не похожа на себя, будто стала еще красивее. Но это особенности освещения при взгляде со стороны да еще на секунду в прошлое …
Я включила канал новостей.
― Столичные мародеры выламывают пластиковые окна, ― энергично вещала диктор, ― сотрудники органов безопасности предполагают, что нападения на частные квартиры связаны с недавней разборкой между конкурирующими фирмами «Московские Рамы» и «Волька»…
― Ты видишь, ― не отрываясь от экрана, спросила я, ― глянец закончился.
― Популярная английская молодежная группа разгромила студию в Лондоне, ― продолжал телевизор, ― в числе жертв: продюсер группы Алан Фаркер, звукорежиссеры и фанат, который зашел попросить автограф. Лидер группы, получив многочисленные ранения, госпитализирован. По словам очевидцев, при виде фаната, входящего в студию, музыкант пытался раздавить себе горло снятым с ноги кованным сапогом…
Я повернулась к Ренате.
― Ты можешь себе это представить?
― Могу, ― она хрустнула тостом и сделала несколько быстрых шагов по комнате, ― я к тебе когда, бля, пришла?
― Да иди ты!
Мы едва не подрались.
― Ну, довольно, ― крепко держа меня за запястья, сказала она, ― давай за работу.
Она заправила белые пряди за уши и стащила с себя дурацкий пеньюар. Потом она присела и извлекала из-под кресла тот самый компьютер ― дизайн для брюнеток, который я не так давно хотела себе заказать. От восторга я ойкнула. Рената откинула крышечку и провела по кнопкам. Комп мгновенно вспыхнул экраном и издал преданно-сдержанный звук. Я подтащила его к себе. На ощупь он был вроде мраморной столешницы в лобби дорогого отеля. Между клавой и крышкой в панели было круглое углубление, очевидно, для чашки кофе.
― Составляй план, ― велела Рената.
Виндоуз на брюнетке не стоял, зато посреди экрана анимировано ворочалась вокруг своей оси жирная красная кнопка. На боку кнопки было написано «Жми». Я нажала. Экран рассыпался звездами, потом звезды собрались в небольшие галактики. Между ними возникло пустое черное место. Оно инфернально подрагивало очертаниями, напоминая не то зловещий треугольник, не то жерло унитаза. Я сообразила, что это выход или спящий режим.
Вордом на брюнетке работала какая-то очень похожая программа с благородным интерфейсом и желтоватыми страницами под Moleskine. Вместо опции «Открыть файл» в программе была функция «Ляпнуть слово». Вместо «Сохранить как» ― «Обос-ться, какой шедевр». Я быстро разобралась.
Я «ляпнула», потом тут же обос-лась и быстро напечатала список вопросов. Я подумала, что перед составлением какого угодно плана целесообразно хотя бы сформулировать, что тебя гнетет. Я озаглавила вопросы «К представителю дружественной планеты. Re: Homo Peace». Первым риторическим пунктом в списке шло «Что происходит». Последним ― «Что делать?».
― А я знаю? ― покачала головой Рената, прочитав. Она смутилась.
― Чего ты не знаешь?
― Да всего. Сначала у меня был план, но когда подгорели тосты…
Я нахмурилась.
― И что? Где ты, кстати, была? Ты обещала мне не смываться без предупреждения! ― я не без раздражения вспомнила, как она умотала. За минуту до ее исчезновения мы говорили про психов и планету Ка-Пэкс, потом она убежала за тостами и пропала с кухни.
― Медиа-планера увольняла, ― Рената шмыгнула, ― халявщик недоскриненный. Он оказался беглым!.. Но я же не могла нанять легального иммигранта!
Она в чем-то оправдывалась.
― Зачем тебе вообще нужен был медиа-планнер? ― спросила я. Я представила нелегального гастарбайтера со знанием PR, GR и медиа планирования ― и все это на фоне общей космополитической канители. Рената мотнула челкой.
― А кто, по-твоему, разрабатывал эту придурочную стратегию? По-твоему я должна с рождения понимать обычаи каждой вселенной? Знаешь, каждого в учебке учат своей специальности…
У меня закружилась голова.
― Рената! Ты кто? Нет, ну на самом деле…
Брюнетка ушла в заставку. Рената отбросила волосы и кивнула.
― Посмотри на меня, ― пригласила она, ― кто я?
Я на секунду задумалась и вспомнила свое первое впечатление.
― Девушка с рекламы.
Рената вдруг завизжала от счастья и бросилась меня обнимать.
― Правда, ты правда так думаешь? ― в ее голосе были все оттенки модели, которой надели на голову диадему мисс Мира. Все-таки, медиа-планнер хорошо поработал.
Отстав от меня, Рената посерьезнела.
― Ты угадала, ― сказала она, хмурясь, ― в этом-то вся проблема.
― Господи! Какая проблема? У нас тут полстолицы таких! Ничего! ― кажется я говорила не то, что думала, как обычно и бывает, когда надо кого-то утешить.
― Давай попьем кофе, ― попросила она, ― и я тебе все расскажу.
Мы так и сделали. Пока целлюлитный напиток булькал в кофеварке, Рената подготовила дидактический материал. В программе, очень похожей на Фотошоп, только с небольшим аккуратным мужским половым органом вместо кисти, Рената нарисовала что-то напоминающее молекулу. Такая молекула стоит на одном из верхних этажей МГУ. Когда линия получалась недостаточно изящной и округлой, орган сникал.
― Что это? ― спросила я.
― Это ― я, ― любуясь, сказала Рената.
Приехали. Я отобрала у нее мышку и нарисовала сбоку молекулы разъяренного бегемота в очках. Вышло похоже на бухгалтера Аль Капоне в фильме Неприкасаемые.
― А это ― я.
Рената наградила меня невеселым взглядом.
― Думаешь, почему я никогда не моюсь? ― спросила она.
― А ты не моешься? Еееее..
Она стукнула меня по лбу, слегка, и скорбно сказала:
― Я нарисованная.
― Да, я вижу, ― я поводила членом по бегемоту. Ластик в программе изображала задница. Я стерла бегемотику половину очков. Он, как бы ослеп. И тут до меня дошло, что по крайне мере, половине слов Ренаты до сих пор приходилось верить.
― Как нарисованная? ― осторожно спросила я, бросив мышь.
― Красками. А каркас из пластилина Джой. Он отличный, яркий и не липнет к рукам.
Я невольно осмотрела ее грудь.
― А мне это самое, подлепить чуть-чуть можно?.. ― меня заворожила эта идея. Наверное, я постепенно начала поддаваться массовой истерии разрушать то, что до сих пор приносило пользу и удовольствие. Рената вдруг пихнула мне в ладонь телефон. Он уже набирал номер. По ходу, мы собирались потревожить кого-то из моей телефонной книжки. Я приложила трубку к уху. Пошли гудки.
― Спроси… ― Рената запнулась, ― скажи: «что ты рисовал в выходные»?
В трубке послышался голос.
― Давай! ― шепнула она. Мне оставалось послушаться.
― Эээ… Привет! ― мажорно крикнула я неизвестно кому и растянула рот в улыбке.
― Эээй! А я хотел тебе набирать!.. ― ответили мне, ― ну что, может привезешь гонорар?
Я опешила. Рената подбадривала меня обеими руками. Я плюнула на приличия и честно спросила:
― Ты кто?
На другом конце трубки не удивились. Неизвестный шмыгнул и просто ответил:
― Я ― Русланя, художник. Как там наши мемуары про советскую армию, пригодились?
Я схватилась за голову. Мои мысли закрутились, как осенние листья. Я вспомнила, что моя издательша, действительно, должна художнику гонорар. Я даже вспомнила точную сумму и вид подписанной ведомости. Месяц назад художник рисовал для нас большой и красочный эротический комикс.
― И что дальше? ― шепотом спросила я Ренату, зажав микрофон.
― Ты спроси, спроси! ― она гнала меня назад в разговор.
― Ээээ, ― опять сказала я, обращаясь к художнику, ― вот, звоню спросить, когда ты можешь подъехать. И… говорят, в выходные у тебя был крупный заказ.
Художник снова не удивился. Это в его манере. Мало ли, кто мог мне сказать. Если ему захочется знать, он спросит.
― Ага. А откуда ты знаешь?
― Да у меня заказчица тут сидит. Хвалит.
