Лин Ульман - Прежде чем ты уснёшь
На улицах почти никого.
Мы входим в парк. Вокруг темно, фонари не горят. На мгновение мы останавливаемся. Кошка проходит мимо и оборачиватся; увидев, что мы стоим, она садится на землю и начинает облизывать лапки.
— Ой, как здесь темно, — говорит Сандер.
— Боишься темноты?
— Нет, — отвечает он. — Ну, может быть, совсем чуть-чуть.
Сандер нащупывает мою руку, и мы идем дальше. Кошка следует за нами. Мы заходим в глубь парка, из-за снега все вокруг кажется немного светлее. Мы идем и идем, все дальше и дальше, и наконец видим перед собой ель, большую красивую ель, почти рождественскую.
— Здесь! — говорю я. — Здесь и зароем.
— Нет, — возражает Сандер. — Здесь не будем. Давай зайдем подальше.
— Хорошо.
Мы проходим еще немного. Находим новую елку.
— Здесь! — говорит Сандер. — Зароем их здесь.
— Нет, — отвечаю я. — Давай еще немножко пройдем.
Мы углубляемся в парк, темнота окружает нас, но мы идем все дальше и дальше.
— Может, возле этого дерева? — спрашивает Сандер.
Кошка уже уселась на землю.
— Хорошо, — говорю я, еще раз обматывая шарф вокруг шеи. Начинаю копать.
Я всаживаю лопату в промерзшую землю. На конце остается тяжелая горка снега. Я продолжаю копать. Снег вокруг ямки покрывается комьями земли. Я прошу Сандера сказать мне, когда яма будет достаточно глубока. Он не отвечает. Стоит, держа в руках коробку из-под обуви, и смотрит на землю.
— Ну что, хватит? — спрашиваю я, глядя на него. Шея у меня вспотела.
— Нет, давай еще чуть-чуть.
Я копаю дальше.
— А теперь?
— Теперь как раз, — говорит он. — Глубже не надо.
Мы кладем коробку в яму. Смотрим.
— Вот намокнет она там и сгниет, — говорит Сандер.
— У меня есть пакет, — отвечаю я. — Совсем забыла. — Я достаю из кармана куртки пакет. — Может, нам тоже написать какое-нибудь послание? На случай, если сокровища случайно раскопают.
— А что мы там напишем? — спрашивает Сандер.
Я достаю из кармана брюк карандаш.
Мы пишем: «В коробке лежат сокровища. Их нельзя трогать, пока Карин и Сандер не вернутся, чтобы их откопать».
— Идет? — спрашиваю я.
— Идет, — отвечает он.
Я убираю коробку в пакет, Сандер кладет ее в яму, я зарываю.
Мы еще немного стоим, глядя на холмик земли. Потом вырезаем на стволе небольшую метку — на случай, если забудем, где зарыли клад.
На обратном пути Сандер спрашивает:
— Ты не забыла, что мне можно не ложиться, пока мама не позвонит?
— Нет, Сандер, не забыла.
* * *
Мы сидим за кухонным столом и ужинаем. Едим бутерброды с бананом и пьем горячий шоколад. Раздается телефонный звонок, мы оба вздрагиваем. Переглядываемся.
Я встаю. Смотрю на часы. Скоро девять. По-моему, рановато, хотя…
Беру трубку.
Это папа.
— Привет! — говорит он.
— Привет! — отвечаю я.
— Ну что, уехали?
— Да, еще утром.
— А ты чем занимаешься?
— Мы с Сандером ужинаем, а ты?
— А я дурака валяю. Жду, пока фильм начнется.
— Он же в десять начинается. Я тоже его буду смотреть.
— А можно, я у тебя посмотрю? Мне как-то одиноко. Ингеборг не хватает.
— Сандер тоже будет смотреть.
— Да?
— Конечно, приходи.
— Хорошо, я уже выхожу. Через полчаса буду.
— Давай.
Я возвращаюсь на кухню.
— Дедушка звонил, — говорю я. — Он придет в гости. Тоже хочет фильм посмотреть.
Сандер молча доедает свой будетброд.
Папа запыхался. Тяжело дыша, он прислоняется к стене в коридоре. На лбу у него капли пота. Потрепанное серое пальто висит на нем, как на вешалке. Брюки сползают.
— Нет, Карин, четвертый этаж — это чересчур, — говорит он. — Это не для таких стариков, как я.
— Сейчас я тебя пивом угощу, — утешаю я папу.
В коридоре появляется Сандер. Он смотрит на папу. Папа смотрит на Сандера. Оба сутулятся и от этого кажутся ниже ростом. Впечатление такое, что они все время наклоняются, пригибаются, словно хотят пройти через низкий дверной проем.
— О, Сандер, привет! — говорит папа.
— Мне разрешили не спать, пока мама из Италии не позвонит!
— Конечно, конечно. Я и не собирался тебя укладывать, — виновато говорит папа. Он так и стоит в коридоре, не снимая пальто. С пальто капает на пол. Папа смотрит на меня. — Когда они должны позвонить? — спрашивает он.
— Ближе к одиннадцати. Им довольно далеко ехать. Но к одиннадцати они точно доберутся.
— Кто за рулем, не Жюли? Я надеюсь, Александр этого не допустит?
— Не знаю.
Папа переводит взгляд на Сандера, который молча прислушивается к нашему разговору. Потом снимает пальто и направляется в гостиную. Мы с Сандером идем в ванную. Ему надо умыться, почистить зубы и надеть пижаму.
— Когда мама позвонит, я ей скажу, что ты мне разрешила не спать и посмотреть фильм, — говорит Сандер.
— Хорошо.
— Мне нравится смотреть взрослые фильмы.
— Когда я была маленькой, мне тоже так казалось, — говорю я. — И папа — твой дедушка — разрешал мне смотреть такие фильмы, которые маленьким смотреть еще рано. Непонятные фильмы о непонятных вещах.
Я смотрю на Сандера. Сандер — на меня. Мы улыбаемся.
Услышав какой-то шум, мы одновременно оборачиваемся. В дверях стоит папа. Он вопросительно смотрит на нас. Сандер натягивает через голову пижамную куртку.
Папа говорит:
— Вы знаете, что у вас в гостиной кошка сидит?
— Знаем, — говорю я.
— А что она там делает?
— Эта кошка заблудилась, — объясняет Сандер. — Завтра мы развесим везде объявления, и, может быть, за ней придет хозяин. А если не придет, мы позвоним в полицию. По-моему, очень даже правильно звонить в полицию ради кошки, а не только из-за убийства или чего-нибудь такого.
— Она меня увидела и зашипела, — говорит папа.
— Не обращай внимания, — отвечаю я. — Просто она не знает, что, когда шипишь, все думают, что ты злишься. Это немного странная кошка.
— Ага, вот, значит, как.
Папа стоит, глядя на нас. Сандер в белой с синим хлопчатобумажной пижаме. И я с белым полотенцем в руках.
— Никогда не думал, что увижу тебя в такой роли, — говорит он, кивая.
Я кладу полотенце на край ванны.
— Да?
— Мы зарыли в землю сокровища! — вспоминает Сандер.
— Где? — спрашивает папа.
— В парке.
Папа кивает. Мы идем в гостиную. Кошка улеглась на кровати. Она почти уснула. Ей уже надоело фыркать, как только мы появляемся в поле ее зрения. Она лишь тихонько шипит, потом зевает.
— Как ее зовут? — интересуется папа.
— Кошка, — говорит Сандер. — Мы зовем ее просто Кошкой.
— Понятно. А как насчет того, чтобы попросить Кошку переместиться в другое место, чтобы на диване можно было сесть?
Я приношу блюдо с попкорном. Даю Сандеру бутылку лимонада. Папе достается пиво. Себе я наливаю стакан вина. Мы включаем телевизор. Скоро начнется фильм. Мы садимся рядышком на диване.
— Это старый фильм, — говорю я Сандеру. — Его снял Альфред Хичкок. А Хичкок делал довольно страшные фильмы. Хотя «Окно на задний двор» — не очень страшный, разве что чуть-чуть.
Папа говорит:
— Когда-то я мечтал о том, чтобы просто так сидеть у окна круглые сутки и смотреть на людей — как Джимми Стюарт. А теперь мне только это и остается.
— А я когда-то мечтала одеваться в платья Грейс Келли, — отвечаю я, улыбаясь.
— Тебе бы все шутить, — говорит папа. — А у меня теперь и работы нет, и Ингеборг от меня ушла.
Помолчав, он продолжает:
— Думаешь, я не знал о том, что в нашем издательстве всем было наплевать, пришел я на работу или нет? Никто даже не знал, что за книги я выпускаю, а начальство только и ждало, когда я уйду на пенсию, потому что им приходилось мне платить, и это было совершенно некстати. Все это я, конечно, знал. Но к своей работе надо относиться серьезно. Даже если, кроме тебя, к ней никто больше так не относится. Каждый должен выполнять свои обязанности изо дня в день, кроме воскресенья, по выходным можно отдыхать. А когда все пройдет и останется в прошлом, единственное, чем ты по праву сможешь гордиться, — это то, что ты сделал все, от тебя зависящее, и честно выполнил свой долг.
Мы с Сандером сидим молча. Едим попкорн.
Сандер спрашивает:
— Хочешь посмотреть мои футбольные стикерсы?
— Не сейчас, — говорит папа. — Сейчас начнется фильм.
— Только самого любимого стикерса у меня теперь нет, — шепчет Сандер. — Мы его в парке закопали. Там был Деннис Бергкамп.
— Понятно.
Папа, Сандер и я смотрим кино. Несколько раз папа поглядывает на часы. Иногда он смотрит на меня, пытаясь перехватить мой взгляд. Я объясняю Сандеру, что происходит на экране, — конечно, выборочно, не все подряд.
