Алексей Леснянский - Ломка
— Нет, — ответили бы мы ему, предварительно согласовавшись с политической картой мира, — это не пуп, а пупок, обрезанный как и у всех при рождении. И вообще тут должно располагаться пресноводное озеро Байкал, а не пещеристая выемка после пересохшей лужицы.
— Привет, папа. У нас с Санькой к тебе дело, — без предисловий сказал Андрей.
— На мильён рублей? — улыбнувшись, спросил отец.
— Нет, всего лишь на двести тысяч, дядя Антон, — сказал Санька.
— Ну и шутники вы, ребята. У меня итак проблем хватает, да ещё вы тут лезете с дурными просьбами.
— Нам действительно нужна эта сумма — позарез. Хотим открыть собственный бизнес. Мы всё просчитали, — уверенно произнёс Андрей.
Он стал туманно распространяться о том, как они хотят поставить дело. Округляя затраты до минимума, он возносил до небес ожидаемые барыши, с самой выгодной стороны расписывал ребят, с которыми предполагал заняться бизнесом и, в конце концов, так увлёкся, что переключился на сельское хозяйство, которое вот-вот, через годик другой, словно ртутный столбик в градуснике, начнёт подниматься и достигнет таких высот, что получится кризис перепроизводства, и надо будет выходить на глобальные рынки. Воображаемые вагоны и зачем-то именно белые теплоходы, украшенные разноцветными треугольными флажками, устремлялись во все уголки света. Слаборазвитые страны, бойкотировав продукцию Штатов, с распростёртыми объятьями принимали у себя наших предпринимателей и, апробировав картошку российского производства, сразу же находили её более качественной по сравнению с аналогичными образцами конкурентов с Запада. Успеху не мешало даже то обстоятельство, что русский картофель почти сплошь приходил с сухой гнилью под кожурой — зато, как не безосновательно утверждали наши, она практически не пахнет и не имеет никаких сатанинских биодобавок внутри.
— Не получишь и рубля, — сказал отец.
— Если не дашь, уйду из дому, — парировал Андрей.
— Скатертью дорога, дитятя. Можешь идти на все четыре стороны. Никто не держит.
Андрей побелел как полотно. От волнения в его глазах полопались сосуды. Вновь, растопырив свои мерзкие щупальца, зашевелилась в душе гордыня; захотелось нагрубить отцу, но титаническим усилием воли он удержал себя от необдуманного шага. Таким образом, в запасе ещё оставалось несколько шансов. Он решил бороться до конца, даже если придётся унижаться, выклянчивать деньги, так как его мимолётные амбиции могли приостановить развитие и становление, как минимум, десятка людей его поколения и подставить под удар намечающуюся кампанию. Единственное, с чем он не мог согласиться, так это с тем, что свидетелем его позора может стать брат:
— Саня, выйди. Мне надо поговорить с отцом один на один.
— Я понял, — сказал Санька и вышел.
— Посмотри на меня, папа. Внимательно посмотри на своего сына. Мне девятнадцать лет, но я ни разу не подвёл тебя. Я благодарен тебе за то, что ты воспитал меня, но молодому птенцу пришло время пробовать крылья. Знаешь, для чего ты копил свои капиталы?.. Для того, папа, чтобы на двадцатом году жизни к тебе зашёл сын, и ты не отказал ему, потому что за ним стоят силы, способные сотрясать империи до основания. Не вставай у них на пути, иначе ты погубишь сыновей своих правнуков, и род Спасских придёт в запустение. Ты думаешь, что Бог простил нам цареубийство? Нет, он не простил! В наших с тобой жилах, хоть и разбавленная, но всё ещё течёт кровь захудалого дворянства, примкнувшего к большевикам. Наш прадед Юзеф, достопочтенный польский шляхтич, продал Россию, а нам с тобой её выкупать. Белая эмиграция, спустя 86 лет со дня кровавых событий, никакой ответственности за страну не несёт, потому что древние фамилии — вот всё, что от неё осталось. Мы же с тобой разговариваем на русском языке, и, значит, нам восстанавливать попранную честь замаранных в грязи родов. Гражданская война, развязавшая братоубийственную резню, схрумкала табель о рангах, перемешала в своём поганом рту целые сословия. Чафкая от ненасытности, она проглотила, переварила и извергла из себя тех, кто когда-то гордился тем, что он дворянин; и тех, кто корил судьбу за то, что он крестьянин. Великая Октябрьская Социалистическая Революция удобрила русскую землю человеческим навозом, в перегнивающей жиже которого страна копошилась семьдесят лет, не зная роздыху, наваливая новые кучи на старые… А 41-ый должен был принести России не смерть, а спасение. Страшная, чудовищная трактовка, но это так. Трусливые рабы, загнанные в угол тридцатыми сталинскими, ушли на войну, чтобы за четыре года, ежеминутно сталкиваясь со смертью, вернуться смелыми решительными людьми и выступить единым фронтом против ненавистного диктаторского режима. Только не говори мне, что мы по-пластунски доползли до Берлина, благодаря примостившимся за спинами войнов освободителей заградотрядам. Это ложь! Не говори, что всех сколько-нибудь достойных загнали в лагеря, потому что при демократическом строе недовольны сотни, а при тоталитарном — все. Разве не видели наши солдаты и офицеры, как живут в Европе? Прикрывая грудью друзей от вражеских пуль, они показывали спины, когда горстка негодяев сажала за решётку побывавших в плену; боялись протянуть руку помощи семьям отверженных; устало кряхтели, но подчинялись, когда чекисты врывались в их дома, и целые народы, оставляя нажитое добро, теряя детей, запихивались в вагоны и перевозились за тысячи вёрст на необжитые места. Мы — мужественный, но рабский народ! Это страшно! Это позор! — Голос Андрея достиг высшей степени накала. — И после всего сказанного, папа — я прошу всего лишь двести тысяч вместо того, кто обязан был бы заплатить по счетам, но уже умер.
— Над тобой хочется посмеяться, но на глаза почему-то наворачиваются слёзы. Возьми деньги в сейфе. Как видишь, твой отец вовсе не каменный.
Антон Владимирович увидел, как розовые пачки, перевитые крест-накрест банковской бумагой, стали неряшливо рассовываться сыном по карманам. Он устало улыбнулся и мысленно попрощался с деньгами. Потом Антон подумал, что страна, должно быть, дошла, если молодые люди, игнорируя радости, которые дарует легкомысленная юность, пускаются в невообразимые предприятия, чтобы хоть как-то заглушить муки даже и не своей совести.
— Андрей, ты полагаешь, что ребята, о которых ты говорил — оценят тебя, полюбят за то, что ты хочешь для них сделать?.. Или нет, не так выразился. Будут ли они хотя бы тебя уважать?
— С недавних пор я перестал нуждаться в их уважении, понимании, а тем более любви… Я, папа, Честь имею… До последнего времени я играл по правилам, заставлял себя думать по правилам, не говоря уже о том, что поступал по правилам. Совсем недавно один старик сказал мне, что наступили последние дни. Он, безусловно, не далёк от истины, так как в его словах мне послышалась воля самого Господа, уставшего от нескончаемых распрей между людьми, озлобленного на нас за жутко неверное истолкование свободы, которую Он дал народам… Но я не разочаровался в людях, и Господь теперь подождёт. Он будет наблюдать за тем, чьё подточенное червями сомнений нутро, станет возобновлять законы, записанные первыми христианами со слов самого Богочеловека. Как ты думаешь — это нарушение промысла Божьего?
В глазах отца застыл ужас. Слушая сына, он часто глотал слюну. Казалось, что адамово яблоко, скорее обычного перекатывавшееся по горлу, должно было вырваться из-под кожного покрова и раздробить массивную челюсть отца.
— Ты давно к этому пришёл, Андрей?
— Нет. С каждым часом я понимаю всё больше и больше. Зло ведёт к краху человечества, и это осознаёт даже само зло. Оно понимает, что, растлевая души, подминая под себя континенты, порабощая сомневающиеся или чистые умы — нарушает баланс, взятый за основу существования нашей планеты. Следовательно, подводит итог и своему пребыванию на земле. Таким исходом осталось бы довольно уставшее от борьбы добро, но не хитрое, полное сил, цветущее зло. Сегодня в подземельях ада, в зловонных клоаках, где на медленном огне поджариваются человеческие души, — идёт повышение квалификации злых сил. И верховодит сим действом сам дьявол, штампуя завуалированную нечисть, а затем выпуская её в мир под видом сектантов, лжепророков, чародеев и прорицателей. Сатана хочет сохранить равновесие во что бы то ни стало. Господь уничтожит землю в одну секунду, как только увидит, что большинство людей подпало под влияние мнимых спасителей. Но чтобы сохранилась планета в том виде, к которому мы привыкли, надо без помощи Всевышнего самим изгнать прислужников сатаны.
— Кем же ты себя видишь? — спросил отец.
— Пограничником.
— В чём же твоё новаторство?
— Любовь к ближнему, любовь к Богу, любовь к земле.
— Не нахожу в твоём уставе ничего нового. Сам же знаешь, откуда взяты эти слова. Библия называет их заповедями.
— А как же любовь к земле? Неужели ты не обострился на этом пункте?
