Аллен Курцвейл - Часы зла
Я изучал бесчисленные школы изображения карпа, богов реки, восходов солнца, молний и лотосовых тронов, и занятие это напомнило мне Джессона и тот день, когда он заставил меня сравнивать шкафчик и гравюру с его изображением. И мне удалось обнаружить железный гвоздь, который затем помог вычислить «Королеву» и заставил пуститься на ее поиски. Теперь же я старался найти рисунок, похожий на тот, что видел у Куко на спине. К сожалению, единственная татуировка с изображением огнедышащего дракона, змей и воинов красовалась на теле, принадлежавшем женщине.
Чтобы убить время в ожидании Донателло, я просмотрел тонкую стопку журналов на столике, а затем принялся читать перепечатку из «Журнала дерматологической хирургии и онкологии». И вскоре понял, что лучше бы не притрагивался к ней вообще, учитывая свое нынешнее состояние. В статье описывались многочисленные осложнения, вызванные татуировкой, проведенной неправильно или в антисанитарных условиях. И она вряд ли могла служить рекламой заведению, несмотря на все уверения Донателло в любви к санитарии. Страшные снимки сопровождались не совсем понятными непосвященному подписями: «Воспаленный пенис, татуированный изображением штопора. (Сомневаемся, чтобы это тату помогло его обладателю.)» Или: «Дизайн на лобке женщины с легендарной надписью „Вход 50 центов“. (Следует отметить, что татуировка сделана в самый разгар Великой депрессии.)»
Я хотел было достать записную книжку, чтобы увековечить в ней эти перлы, но тут мной снова овладел приступ головокружения и тошноты. Пришлось пригнуть голову к коленям и сделать два глубоких вдоха и выдоха. В этот момент дверь в соседнее помещение отворилась.
— С вами все в порядке?
Я пробормотал нечто нечленораздельное.
— Господи, да с вас просто пот градом льет. Может, перенесем на следующий раз?
— Нет, я в полном порядке, просто прекрасно, правда. Уверен, что…
И тут в глазах у меня потемнело, и я вырубился, как немного раньше, в метро.
Глава 47
Я очнулся и увидел, что лежу лицом вниз, на полу, рядом с глобусом на лапках.
— Александр?
— Что-то мне нехорошо, — пробормотал я и стал подтаскивать неподатливое тело к шезлонгу.
— Это я уже понял, — сказал Джессон. — Таксисту пришлось помочь вам войти в дом. Мне не следовало посылать вас в Бруклин. Просто какое-то затмение нашло. Что случилось?
— Помню только, как меня вырвало на автобусной остановке, когда я ловил такси. Где книга, мистер Джессон?
— Какая еще книга?
— Та, которую я взял из хранилища Гроута. Когда я вырубился в первый раз, еще по дороге в Бруклин, мне примерещился кошмар. Меня приговорили к повешению за кражу книги из лаборатории.
— На мой взгляд, слишком суровое наказание.
— Если вдруг обнаружат, что она пропала…
— Попробуйте расслабиться, Александр. Книга в полном порядке, цела и невредима.
— Но это может стоить мне работы!
— Чепуха! — отрезал Джессон. — Просто сказывается лихорадка. — Он приложил ладонь к моему лбу. — Так я и думал. У вас ужасный жар. Сейчас позову Эндрю, он проводит вас наверх.
— Да я и пальцем пошевелить не в силах.
Тут на меня накатил озноб, и единственное, что я успел заметить, так это как дворецкий подтаскивает к камину большой угловатый сундук. Сундук открылся, внутри находилось нечто вроде застланной брезентом кройки. Джессон пытался отвлечь и утешить меня разговорами об использовании таких постелей еще во время наполеоновской кампании, но я был слишком слаб и утомлен, чтобы прислушиваться. Пару раз он пытался спросить меня о визите к Донателло.
Я улегся на бок и натянул на себя одеяло.
— Может, поговорим позже, когда мне станет лучше?
— Вы правы. Это может и подождать. Что вам принести? Еще одно одеяло? Или ячменного отвара?
— Все, что мне надо, — это поспать… и еще — «Часослов».
* * *Той же ночью наступил кризис. Я был слаб и мучился жаждой, но лихорадка, похоже, немного отпустила. Меня все еще преследовала навязчивая идея вернуть книгу, и вот я откинул одеяло и спустил ноги с койки. Потом доковылял до камина, снял с полки фонарь «молнию», стоявший среди полусгнивших яблок. Потом зажег фитиль, что не составило труда — Джессон был просто помешан на длиннющих деревянных спичках для разжигания камина, — и принялся за дело.
Естественно, что поиски я начал с библиотеки. Проверив секретер, где Джессон обычно хранил этот томик, я приступил к полкам. Перебрав содержимое шкафа, вдруг почувствовал в голове странный звон — такие звуки издает обычно пишущая машинка, когда передвигают каретку, — и вдруг понял, что мне вовсе не обязательно читать все названия на корешках, можно просто смотреть по тематическим наклейкам. Это несколько ускорило процесс, но к нужным результатам не привело.
В библиотеке Джессона царил образцовый порядок: по ранжиру выстроились огромные, как киты, трактаты, каталоги, переплетенные в телячью кожу сборники уличных виршей, томики справочной литературы, отдельная полка для незаконченных трудов. Все эти тома были расставлены столь аккуратно, что я просто не мог представить, куда он воткнул «Часослов». И тут меня осенило: Джессон мог нарочно поместить его в совершенно неподходящее место. И я начал спрашивать себя: где он может прятать предмет, если не хочет, чтобы его нашли?
На ум пришел вполне подходящий вариант: на полках с надписью «СЕКРЕТЫ И ТАЙНЫ». Несколько минут тщательных поисков ни к чему не привели. «Часослова» там не оказалось, хотя одно любопытное открытие я все же сделал. За очередной шкатулкой с двойным дном я обнаружил одно из первых изданий книги «Искусство делать записи, или Элементы стенографии» Линдсея. Тот самый справочник, по которому некогда учился я.
Нетрудно было догадаться, почему у Джессона оказалась эта книга и почему он так прятал ее от посторонних глаз. Ему понадобился Линдсей, чтобы расшифровать записи в моей книжке.
Что ж, ничего страшного! Вот и все, что тут можно сказать. Учитывая, как я переработал словесные символы и соединения букв (не говоря уж о крючках и загогулинах, венчающих эти самые буквы), он вряд ли далеко продвинулся в своих изысканиях.
Но внешне не связанные факты начали складываться в довольно неприглядную, даже тревожную картину. Тот факт, что кто-то трогал мои записные книжки, а также бесконечные расспросы Джессона о моих методах аннотирования, не говоря уж о найденном справочнике, подсказывали, что я явно недооценивал его любопытство. А оно было связано прежде всего с моей персоной.
Я прикинул, стоит ли сейчас ворваться к моему спящему хозяину и потребовать объяснений, но подавил это искушение, поскольку счел, что тогда вернуть «Часослов» будет еще сложнее. Положив труд Линдсея на место, я продолжил поиски «Часослова» уже в салоне.
«Он где-то здесь, — твердил я себе. — Должен быть здесь».
Я осторожно ощупывал плинтусы, стенные панели, столы, опасаясь случайно задеть какую-нибудь потайную кнопку. Пошарил под диванными подушками, открыл несколько секретных ящичков — в старинном бюро немецкой работы, в кресле и шахматном столике. Но обнаружил лишь носовой платок с монограммой, несколько недоеденных леденцов и ручку с золотым пером.
И никакого «Часослова».
Уже подумывал продолжить поиски во дворике, но затем усомнился, чтобы Джессон стал прятать книгу под открытым небом. И перешел в галерею механических чудес. Прочесав футов десять, вдруг наткнулся на предмет, которого не замечал прежде: школьные часы с эмалевым циферблатом. Выглядели они довольно прозаично, и это показалось странным — к чему понадобилось Джессону держать столь непримечательный предмет в своей коллекции? И я присмотрелся к часам повнимательнее.
Крышка была заперта, а потому я начал искать ключик. К задней стороне была приклеена аннотация.
Краткое описание валикового фонографа
В истории великих изобретений мало фигур, сравнимых с М. Д. Кальвокореззи, создателем одного из механических приспособлений, основные принципы которого дожили до наших дней. Изобретатель скрипичного колка (патент № 473.347), а также аппарата для производства газа (патент № 473.350), профессор Кальвокореззи потерял в Первой мировой обоих своих сыновей и с тех пор решил посвятить всю свою жизнь усовершенствованию протезов и других приспособлений с целью облегчить и разнообразить жизнь инвалидов войны и прочих калек.
Он создал две модели валикового фонографа — для левшей и правшей. Планируется создание фонографа на электричестве, хотя в данный момент такой модели еще не существует.
Механизм в никелированном корпусе и легкодоступные сменные валики делают фонограф не просто «шкатулкой с сюрпризом». Они превращают его в элегантный и эффективный механизм, приспособленный для нужд калек, тех, кто прошел через ампутацию.