Дафна Дю Морье - Полет сокола
— Никаких розыгрышей, — сказал Альдо. — Здесь распоряжаюсь я.
Никто не шелохнулся. Студент поправил воротник рубашки и галстук, сбившиеся во время потасовки, которую он затеял, чтобы избежать ареста.
— Что значит — распоряжаетесь? — злобно спросил он. — Уж не думаете ли вы, что, напялив эти дурацкие костюмы, можете меня напугать? Мое имя Марелли, Стефано Марелли, и мой отец — владелец сети ресторанов и отелей на побережье.
— Твой отец нас не интересует, — сказал Альдо. — Расскажи нам о себе.
Вкрадчивый тон Альдо обманул студента, и он попался в расставленные ему сети. Он обвел всех снисходительным взглядом.
— Экономика и коммерция, третий курс, — сказал он, — и плевать мне, если меня исключат. Чтобы получить работу, диплом мне не нужен: буду управлять одним из отцовских ресторанов. Кстати, он еще и член синдиката, который владеет «Панорамой», и всякий, кто меня выгонит под каким-нибудь вшивым предлогом, испортит отношения со многими влиятельными людьми.
— Какое несчастье, — пробормотал Альдо. Затем повернулся к Джорджо: — Он числится в списке добровольцев?
Когда прозвучал этот вопрос, Джорджо как раз просматривал список. Он покачал головой.
Студент Марелли рассмеялся.
— Если вы имеете в виду кутерьму, которую коммунисты устроили в театре в понедельник вечером, то меня там не было, — сказал он. — У меня было занятие поинтересней. В Римини у меня есть девушка, да и машина у меня что надо. Ну а выводы делайте сами.
Несмотря на сильную неприязнь к нему, от его внешности до попытки искупать меня в фонтане, во мне проснулось что-то вроде сочувствия. Каждым словом он усугублял свою и без того незавидную участь.
— В таком случае ты не будешь участвовать в фестивале? — спросил Альдо.
— В фестивале? — отозвался студент. — В этой клоунаде? Вот уж нет! На выходные я отправлюсь домой. Отец закатывает для меня шикарную вечеринку.
— Жаль, — сказал Альдо. — Мы могли бы устроить для тебя неплохое развлечение. Впрочем, нам ничто не мешает предложить его тебе авансом. Федерико!
К нему подошел один из телохранителей. В масках они все были похожи друг на друга, но по гибкой фигуре и светлым волосам я догадался, что это один из субботних дуэлянтов.
— В нашей книге найдется такое, что подошло бы для Стефано?
Федерико взглянул на меня.
— Об этом лучше посоветоваться с Армино, — ответил он. — Ведь он у нас эксперт.
— Федерико — мой переводчик, — объяснил Альдо. — Он отмечает для нас разные фрагменты из немецкой истории. Родился в концентрационном лагере и очень способен к языкам.
Тревога, которую я испытывал с самого появления пойманного студента, возросла еще больше. Я покачал головой.
— Я ничего не запомнил, — сказал я.
Альдо снова повернулся к Федерико. Тот справлялся с бумагами, которые вынул из кармана колета. Мы ждали, пока он молча читал их.
— Паж, — наконец, сказал он. — Для Стефано отлично подойдет эпизод с пажом.
— Ах да, паж, — пробормотал Альдо. — Наказание пажа, который забыл про освещение. Горящие угли на голову тому, кто окунает в фонтан тех, кто ниже его ростом. Достойный венец карьеры хвастуна. Позаботься об этом, хорошо?
Увидев, что к нему приближаются два стражника и Федерико, студент Марелли отшатнулся.
— Нет, послушайте, — сказал он, — если вы собираетесь испробовать на мне один из ваших фокусов, то предупреждаю, что…
Но ему не дали закончить. Стражники схватили его за руки. Федерико, казалось, задумался, поглаживая подбородок.
— Старая жаровня, — сказал он, — которая вместе с другим железом хранится в одной из комнат верхнего этажа. Она подойдет вместо короны. Но, может быть, сначала я прочту ему отрывок из книги? — Он снова вытащил свои бумаги. Это были копии записей, которые в воскресенье я дал Альдо. — «Однажды, — прочел он, — паж забыл зажечь свечи для вечерней трапезы герцога. Стражники герцога схватили несчастного юношу, завернули его в пропитанную горючей смесью ткань, подожгли ему голову, протащили по комнатам герцогского дворца, и он умер в страшных муках». — Он снова засунул бумагу в колет и дал знак стражникам. — За дело, — сказал он.
Студент Марелли, который всего две минуты назад хвастался своим богатством и влиянием, скорчился между стражниками. Его лицо вдруг посерело, и он стал кричать.
Крики не смолкали, пока его выволакивали из комнаты, громким эхом отзывались под сводами галереи, летели над лестницей, ведущей на верхний этаж дворца. Никто не проронил ни слова.
— Альдо, — сказал я, — Альдо…
Брат посмотрел на меня. Крики замерли, и наступила тишина.
— Человек Возрождения не знал сострадания. Чем мы лучше его? — спросил Альдо.
Внезапно меня охватил ужас. Во рту у меня пересохло. Я не мог сглотнуть. Альдо снял маску, остальные тоже. Их молодые лица были устрашающе серьезны.
— Человек Возрождения пытал и убивал, не испытывая при этом угрызений совести, — продолжал Альдо, — но обычно у него была на то причина. Кто-то несправедливо поступил с ним, и он был движим чувством мести. Причина, возможно, сомнительная, но об этом можно поспорить. В наше время люди убивали и пытали для собственного развлечения и ради опыта. Крики, которые ты только что слышал, вызваны единственно трусостью, а не болью, крики же истинного страдания и боли день за днем, месяц за месяцем звучали в Аушвитце и других лагерях военнопленных. Например, в лагере, где родился Серджо. Романо слышал их в горах, когда враг хватал и подвергал пыткам его друзей-партизан. Слышал их Антонио, слышал Роберто. Ты, Бео, тоже мог бы слышать их, если бы тебя бросили. Но тебе повезло, победители тебя пощадили, твоя жизнь не подвергалась опасности.
Я сорвал с себя маску. Я вглядывался в их серьезные, без тени улыбки лица и одновременно прислушивался к звукам с верхнего этажа. Но там было тихо.
— Это далеко не одно и то же, — сказал я. — Ты не можешь подвергать студента пыткам на том основании, что такое случалось в прошлом.
— Никто и не собирается подвергать его пыткам, — сказал Альдо. — Самое большее, что сделает с ним Федерико, так это устроит на его голове фейерверк и выгонит отсюда. Неприятно, но полезно. Урок пойдет Марелли на пользу, и он призадумается, прежде чем купать в фонтане тех, кто меньше его ростом. — Кивком головы он подозвал к себе Джорджо. — Расскажи Бео подлинную историю нападения на синьорину Риццио.
Джорджо был одним из телохранителей, которого я запомнил еще с субботы. Это он родился в окрестностях Монте-Кассино, это его родители погибли под бомбами. Крупный, широкоплечий парень с копной непослушных волос и в маске выглядел очень внушительно.
— Все было очень просто, — сказал он. — Девушки, которых мы заперли по комнатам, были разочарованы, во всяком случае, нам так показалось, ведь мы ничего им не сделали. Мы впятером подошли к комнате синьорины Риццио и постучали в дверь. Она открыла в халате, думая, что это одна из ее девочек. Увидела нас — в масках и, конечно, очень опасных — и сразу сказала, что ценностей при ней нет, она в общежитии их просто не держит. «Синьорина Риццио, — сказал я, — самая ценная вещь в общежитии — это вы. Мы пришли за вами». Из моих слов она наверняка заключила, что я собираюсь ее похитить, и тут же смекнула, с какой целью. Не моргнув глазом она сказала, что если мы хотим «этого», то нам следует идти к девушкам. Девушки будут в восторге. Если мы оставим ее в покое, то можем делать с ними все, что нам заблагорассудится. Я повторил: «Синьорина Риццио, мы пришли за вами». После чего она, к счастью, — по крайней мере, для нас — упала в обморок. Мы отнесли ее в комнату, положили на кровать и ждали, пока она не пришла в себя. Когда минут через десять она очнулась, мы все пятеро стояли у двери. Мы поблагодарили ее за щедрость и ушли. Вот так, Армино, свершилось поругание синьорины Риццио. Все остальное — дело ее рук.
Лицо Джорджо утратило всю свою серьезность, он смеялся. Остальные его поддержали. Я понимал смех, мог оценить розыгрыш, и все же…
— Эпизод с профессором Элиа тоже был частью этого представления? — спросил я.
Джорджо взглянул на Альдо. Тот кивнул.
— Не мой выход, — ответил Джорджо. — За него отвечал Лоренцо.
Лоренцо, такой же миланец, как и декан факультета экономики и коммерции, был раза в два меньше человека, которого он помог раздеть донага. В его манере держаться чувствовалась неуверенность, а глаза походили на глаза невинного младенца.
— Некоторые мои друзья с факультета экономики и коммерции, — пробормотал он, — время от времени испытывали неудобства от излишнего внимания профессора Элиа. Как мужского, так и женского пола. Поэтому мы посоветовались с Альдо и разработали план кампании. Проникнуть в дом не составило труда: профессор Элиа сперва подумал, что студенты в масках — это забавная игра перед обедом в «Панораме». Но вскоре убедился в обратном.
