Макс Нарышкин - Sто причин убить босса
«Его не было в зале», — зашипело в баре.
— Значит, он отошел!
«Но вы же смотрели в подсобных помещениях!»
— Он может быть где угодно! В баре, к примеру!
Разговор стал напрягать публику. Количество желающих посмотреть в мою сторону увеличивалось в арифметической прогрессии.
«Но в баре вы…»
И тогда прозвучал ответ:
— Тогда просто возьми и проверь списки всех ближайших рейсов во все уголки земного шара, идиот! — в мою сторону посмотрели наконец все.
Меня осенило. Если все в зале смотрят на них, и они понимают, что все смотрят на них, и если Медведев в зале, то он должен быть единственным, кто на них не посмотрит. Лично я так и подумал бы.
Как мне все это не нравится…
Не мешкая, встречая взгляды поддержки, я развернулся вполоборота и посмотрел на двух немолодых янки, тянущих кофе и пускающих дым настоящего «Мальборо».
— Do you believe the problem can be solved?[20]
Видимо, это было что-то вроде юмора их комиков-разговорников, чем в свое время занимался Эдди Мэрфи, чтобы выжить.
Я не претендовал на остроумие, но янки расхохотались.
Через мгновение я почувствовал на своем плече тяжелую женскую ладонь.
— If I were in your place, I would ask him to stay.[21]
— Don’t pay attention to them[22] … — угрюмо поглядывая на ту, что давила мне плечо, проскрипела в мою сторону пожилая американка.
Что и было мне нужно. Чуть приподняв обе руки, словно сдаваясь в плен, я повернулся к преследователям спиной.
После этого диалога шестеро для приличия еще с минуту побродили по залу, уже не скрывая своих намерений, после чего вышли.
— Вы американец? — спросил меня муж той, что посоветовала мне не обращать внимания на наглецов.
— Нет, я из Австралии.
— О, я там был во время Олимпиады! Чудесная страна! Мы с женой путешествуем, — он спохватился и положил руку на руку жены. — Знакомьтесь, это Кэрри.
— Очень приятно, — я приподнял шляпу. — Джек.
«Воробей», — хотелось добавить мне, но вместо этого я подозвал бармена и заказал два мартини для друзей.
— Джек, вы давно в России? — спросила меня американка, когда я, бросая взгляды вниз, в зал, подсел к их столику.
— У меня здесь дела. Я промоутер.
Миссис оживилась.
— Джек, я приезжаю в Россию в четвертый раз, я разговариваю с людьми в надежде найти ответ на один-единственный вопрос. Я поклялась Фрэнку, что будем приезжать сюда снова и снова, пока я не найду ответа…
Я улыбнулся.
— Вы не можете понять, почему русские не хотят, чтобы Буш разместил систему ПРО в Чехии?
— Нет, Джек. Я хочу знать, зачем в русском такси счетчик.
— Я шесть раз был в США, Кэрри. Сколько стоят в супермаркете Нью-Йорка американские окорочка?
— А что такое — окорочка?
— Этот мир полон загадок, Кэрри. Однако мне пора. Был рад познакомиться… — встав, я улыбнулся.
— Послушайте, Джек, — засуетился старик Фрэнк, вынимая рукой, покрытой шагреневой кожей, визитку, — если будете в Нью-Йорке… Мы с Кэрри живем на Мэдисон-авеню, наши окна выходят прямо на Мэдисон-сквер-парк. Мы будем рады видеть вас.
— А чем вы занимаетесь, Фрэнк?
Он шикарно улыбнулся тридцатью двумя фарфоровыми зубами.
— Этот бизнес еще недостаточно развит в России. Я вице-президент международного рейтингового агентства STANDARD&POOR’S. Мы так или иначе участвуем в слиянии компаний в формате M&A, слышали?..
Я поджал губы и виновато покрутил головой.
— Нет… Это не мой профиль.
— Тогда до встречи в Нью-Йорке, Джек!
Только спустившись в зал, я подумал о том, что невежливо было с моей стороны не оставить свою визитку.
Но у меня нет визиток.
Убедившись в том, что и рейс до Ганновера, на который я взял билет, улетел без меня, люди Белан покинули аэропорт.
Меня потеряли. Приглядываясь к толпе, я час за часом убеждался в том, что зал чист от людей Белан и Треера.
И тогда я взял билет на ближайший рейс до Амстердама, но на всякий случай пропустил и его.
И уже утром, перед рассветом, принял решение лететь в Киев.
Сидя в кресле аэробуса и стараясь унять взбесившееся сердце, я думал о том, что могло бы случиться, окажись я во власти двух обезумевших от потери всего компаньонов. Корнеев мне не страшен. Корнеев озабочен другой темой. И пока он не уберет Белан и Треера, я буду в опасности. 80 миллионов долларов — не 80 тысяч. Такие суммы не прощают. Потеряв 80 тысяч, люди все сильнее и сильнее склоняются к той мысли, что вор их растратит и потом с него взять будет нечего. А раз так, то не стоит и марать рук. Но 80 миллионов — сумма особая. Ее не истратишь на кабаки и кокс даже за год. Эти деньги пристраиваются к делу и начинают работать на дело, увеличиваясь и увеличиваясь в цифрах. Раз так, то Белан и Треер будут искать меня, пока не иссякнут их силы. Или пока их не разыщет Корнеев. Разница меж этими вариантами в том, что Треер с Машенькой могут искать меня, не особенно торопясь и все просчитывая. Я не пропью такие бабки, и ничего страшного, если я их приумножу. А вот Корнеев в цейтноте. Эти двое для него — кость в горле. Он должен найти их сейчас.
Трубка зашевелилась в кармане, и я запоздало вспомнил, что забыл ее выключить перед взлетом. Стараясь не нервировать стюардесс, я чуть сполз с кресла, чем заставил немного нервничать принюхивающуюся ко мне с первой минуты соседства, как сука, бабу лет сорока, и увидел на табло до боли знакомое: «Ragulin».
— Ну?
— Женя! — по голосу Рогулина я понимаю, что он испытывает нешуточное облегчение от того, что я понял, кто звонит, но все равно поднял трубку. — Женя, ты где?..
— Ты о чем-то поговорить хотел, Георгий?
— Евгений, тут все с ума посходили! Я сделал анализ ситуации, перепроверил факты… Женя, я видел в милиции видео Белан! Невероятно, такая подлость!.. Женя, нам нужно пересечься и все обсудить. «Вижуэл» больше нет, но теперь, когда «Ребус» загнулся, мы в силах подмять всю Москву!.. Полагаю, ты не отказался бы от партнерства на равных? «Вицер» с доходом в сорок штук — а, неплохо?!
Мне было нехорошо, но теперь я точно знал, что не стошнит. Человек ко всему привыкает.
— Жора…
— Да-да, Евгений, я слушаю тебя!
— Жора, хорошо, что ты позвонил…
— Женя, я знал, что ты меня поймешь!.. Эта паскуда, Белан!.. Ну как, мы — вместе? Сорок и — новая «бэха»? Ну!..
— Жора, пошел на хер.
Отключив телефон, я сунул его в карман.
Кто сказал, что я хороший рекламист, но плохой организатор?.. Но я пошутил. Мне нужна была работа в «Ребусе». А еще больше — работа в «Вижуэл». Сейчас же правду скрывать нечего.
«Боинг» поднялся в воздух, и сердце успокоилось. Мне вдруг захотелось спать. Трое суток без сна и покоя вернулись из Леты, навалились на меня и придавили к креслу…
Глава 31
Первого января 1502 года португалец Андре Гонсалвиш, которому король поручил обследовать земли, недавно открытые Кабралом, заметил бухту. Ошибочно приняв ее за устье большой реки, он дал ей имя «Рио» — река.
Португальцы называли открытые ими острова и материки именем святого, покровительствующего соответствующему дню. У первого января не было своего святого, и они дополнили «Рио» определением «де Жанейро» — января. Получилось название места — Рио-де-Жанейро — река января.
Город делится на две части: север и юг. На юге живут богатые чмыри, светлые здания высятся вдоль золотистых пляжей, где ласково веют пассаты. От северного региона его отделяют холмы Тижука и Педра-Бранка. На севере живут бедные темнокожие — здесь находится большинство фавел и школ самбы. Нет ни китайского квартала, ни итальянского, ни других в этом духе.
Вот, пожалуй, и все, что можно сказать о Рио-де-Жанейро, городе, лежащем под объятиями гигантского Христа, городе, о котором так мечтал великий комбинатор Остап Бендер. Он наивно полагал, что все здесь ходят в белых штанах, но это потому, видимо, что в городе Арбатове, где он оказался по случаю, штанов в продаже не было никаких. Штаны, как показатель уровня жизни, волновали Бендера больше всего. А наличие белых штанов свидетельствовало ему о высоком статусе их владельца. Так вот теперь, находясь в Рио более двух недель, я могу сказать всем совершенно открыто: здесь не все ходят в белых штанах. У некоторых их нет вовсе. Бендер не добрался до города своей мечты, и слава богу. Он был бы разочарован.
В первый же день меня перекосило после сытной трапезы в ресторане отеля Сopacabana Pa-lace. Сама гостиницы потрясла воображение москвича, этот дворец, построенный в 1920 году французским архитектором по подобию дворцов на Лазурном Берегу, словно был специально предназначен для лиц, прибывающих в Бразилию с суммами в семь нулей. Умирая от голода, я спустился вниз и заказал фейжоаду. Так назвал фирменное блюдо официант. Забыв о том, что акклиматизация, как и привыкание к местным блюдам, проходит в рамках непременного воздержания, я сметал тушеную черную фасоль и тушеную смесь свинины и говяжьей солонины, включающей такие компоненты, как бекон, копченые свиные колбасы, свиной язык, уши, ножки, а также ребра и вырезку. Кайпиринья — тростниковая водка с добавлением сахара, тертого дикого лимона и льда — был бесподобен, поэтому я влил в себя не меньше полулитра этого коктейля. С набитым ртом я попросил принести к столу ноутбук, подключенный к сети, и первое же мое письмо на родину было адресовано Щуру. Единственное неудобство, связанное с этим, заключалось в отсутствии русской клавиатуры. Именно поэтому, как мне кажется, Щур тратил много времени на ответы. Он сначала переводил мое видение родной речи в латинской транслитерации и только потом, прокачав текст в русском формате, стучал ответ.
