Патрик Несс - Жена журавля
— О, папа… — только и выдохнула она, заключая и его в свои закопченные объятия.
Последние силы оставили Джорджа, он больше не мог сдерживаться.
— Она ушла, — простонал он. — Ее больше нет…
— Я знаю, — сказала Аманда. — Знаю.
— Больше нет… — повторил он.
И почувствовал, как правда этих слов пулей впилась в его сердце.
Он плакал, и Аманда сжимала его в объятиях, пока Джей-Пи, нацеловавшийся вдоволь с мамой, громко отплевывался от копоти, а Рэйчел стояла и смотрела на них.
— Спасибо тебе, — прошептала ей Аманда над головой плачущего Джорджа.
Рэйчел непонимающе уставилась на нее. Аманда кивнула на Джея-Пи.
— Ох, — сказала Рэйчел, отворачиваясь, чтобы уставиться на огонь. — Никаких проблем. — И повторила, как будто самой себе: — Вообще никаких проблем.
И тут возникли жуткий грохот, лязг и вой сирен — пожарная команда наконец-то приехала, врубила все свои шланги и принялась расстреливать пламя водой со стороны улицы, поднимая огромные тучи пара за домом в саду. Всполохи огня над крышей тут же исчезли, а дым повалил чуть ли не вдвое гуще.
— Подобраться туда пока не получится, — сказала Аманда, кивая на горящий дом, стена которого плавно обваливалась прямо на их глазах — и прямо на проезжую часть. — Придется подождать, пока они все не потушат…
— Un feu, — повторил Джей-Пи.
Чертов feu на этот момент горел уже так долго, что согрел их всех, и Аманда бережно сняла с Джея-Пи одеяло.
— Давай пока отдадим его grand-père? — предложила она.
— Он же совсем голый! — радостно согласился Джей-Пи.
Она обернула одеяло вокруг Джорджа, скрывая его наготу.
— Все кончено, — сказал он.
— Я знаю, пап, — сказала Аманда. — Знаю.
— Ее больше нет.
— Я знаю.
Он взглянул на нее озадаченно:
— Откуда?
Но прежде чем она успела ответить, Рэйчел встряла:
— Аманда?
— Что?
— Ты можешь сообщить на работе, что я не выйду в понедельник?
— Ты издеваешься?
— Я прошу тебя, Аманда. Как друга.
Глядя на нее, Аманда опять закашлялась.
— Ладно. Пожалуй, сообщу.
— На самом деле, — добавила Рэйчел, поворачиваясь спиной к огню, — ты даже можешь сообщить, что я больше не выйду. Вообще.
Она пожала плечами, словно соглашаясь с собой, и это заставило Аманду на минуту задуматься, почему же Рэйчел теперь выглядела настолько по-другому.
Потому что теперь она выглядела свободной, вот почему.
Глава V
Никто не собирался беспокоить ее в ближайший час, коридор снаружи был временно пуст, и она могла бы легко отмазаться, сказав, что дверь заперла «случайно», так не пошли бы они все? И она повесила подаренную Кумико табличку на стену в своем новеньком кабинете — просто чтобы оценить, как та смотрится со стороны.
Та смотрелась… просто великолепно. Да и как иначе? Гора из слов, вздымающаяся на горизонте, и над нею в ночном небе птица из перьев — до боли прекрасные. Обе в вечной взаимной недосягаемости — и вечно в поле зрения друг друга. Картина и печали, и покоя, и Сотворения мира. Можно созерцать любовь и находить утешение.
По крайней мере, Аманда любила считывать это именно так.
Хотя, конечно, здесь, на этой стене, оставлять табличку никак нельзя. Слишком ценная, это — во-первых. Рыночная стоимость нескольких уцелевших, проданных ранее шедевров Кумико взлетела астрономически после ее смерти, и хотя у Аманды оставался всего лишь еще один, о его существовании она не рассказала никому, кроме Джорджа. Случилось это на поминках Кумико. Аманда беспокоилась, боясь реакции Джорджа на то, что она скрывала от него эту работу, но он сказал, что прекрасно понимает ее желание хранить это в тайне.
Для них обоих в этой табличке было слишком много личного; она была физическим воплощением того перекрестка, на котором их жизни пересеклись с жизнью Кумико. С кем же еще, кроме Джорджа, можно было разделить эту тайну? Кто лучше Джорджа понял бы ее?
Больше ни с кем, думала она, разглядывая «Гору и птицу» до тех пор, пока это можно было себе позволить. Лучше никто.
Наконец она вздохнула, сняла табличку со стены, убрала в мешочек, который подарила ей Кумико, и заперла в ящик стола. А потом опять открыла дверь кабинета, села за стол и посмотрела на пока еще не привычный пейзаж за окном.
Всего лишь грязный городской канал. Но это был ее старт.
После того ночного пожара, вот уже с месяц назад, Рэйчел не только уволилась с работы, но и пропала вообще. Как сообщила Мэй, квартиру свою Рэйчел опустошила, оставив там разве что горку одежды и чемодан, а попрощалась по телефону, очень коротко и только с ней, своей якобы «лучшей подругой».
— Что она сказала? — спросила Аманда у зареванной Мэй за обедом.
— Просто поверить не могу…
— Это я знаю, но что она сказала?
Мэй грустно пожала плечами:
— Сказала, что к ней пришло озарение и что она поверить не может, сколько времени своей жизни угробила понапрасну. Сказала, что хочет увидеть, что же там, за горизонтом, и больше всего на свете желает того же и мне.
— Ну, что ж. Очень мило.
Лицо Мэй перекосило страданием.
— Знаю! Но ты не считаешь, что она получила черепно-мозговую травму?
Похоже, Мэй не очень удивилась (если вообще это заметила), когда Аманде поступило предложение от Фелисити Хартфорд занять должность Рэйчел. Наверняка сама же Рэйчел все это и срежиссировала. Что ж, если так, то принять это предложение было не так противно.
— Как вы понимаете, Аманда, я делаю это лишь потому, что вы женщина, — сказала Фелисити. — Мы просто не можем себе позволить, чтобы у нас было четырнадцать директоров-мужчин, несмотря даже на явные преимущества других кандидатов перед тем, что я иронично называю вашими способностями…
— Я хотела бы свой кабинет, — заявила тогда Аманда.
Фелисити посмотрела на нее так, словно Аманда разделась перед ней до трусов.
— Прошу прощения??
— У Тома Шэнахана есть свой кабинет. У Эрика Кирби есть свой кабинет. У Билли Сингха есть свой…
— Но у большинства директоров их все-таки нет, Аманда. Никто не собирается наделять вас особыми привилегиями просто за то, что вы…
— Вы не ненавидите женщин?
Фелисити заморгала:
— Дорогая, какую необычайно странную вещь вы сейчас произнесли.
— Вы ненавидите всех. Что лично меня, в принципе, устраивает: я и сама не большая фанатка рода человеческого. Но на нас, женщин, вы нападаете чаще, ведь это забавнее, правда? Мы ведь деремся по-другому. Изощреннее.
— Я благодарю вас за смену темы, но…
— Так вот, предлагаю сделку. Вы даете мне отдельный кабинет, и я не подаю на вас в суд — что очень неудобно, так ведь? — и не предъявляю запись каждого слова, что вы произнесли до сих пор. — Аманда вынула из кармана мобильник и продемонстрировала Фелисити, что запись все еще включена. — А в качестве благодарности прошу вас ответить на один вопрос…
Лицо Фелисити окаменело.
— Ты не знаешь, с кем разговариваешь, юная мисс…
— Что вы думаете о мемориале «Животные на войне» в районе Парк-лейн?
— Таких соплячек, как ты, я просто съедаю на завтрак…
— Так что вы об этом думаете? — рубанула Аманда, чувствуя, как от напряжения этого гамбита у нее сжимается желудок.
Но внешне она оставалась абсолютно спокойной. И это было прекрасно.
Фелисити откинулась на спинку кресла в бессильной ярости. И с отвращением фыркнула — так, словно чертыхнулась.
— Я думаю, что это нелепейшее позорище, — сказала она, — которое устроили там богатенькие имбецилы, у которых…
— …денег больше, чем мозгов, — закончила за нее Аманда. — Это омерзительно — приравнивать золотистых ретриверов к павшим солдатам. Я, конечно, не имею ничего против золотистых ретриверов, но они поставили памятник даже сраным голубям! И вся эта пакость занимает больше места, чем австралийский Мемориал павшим, поэтому совершенно очевидно, что мы, как страна, заботимся о голубях гораздо больше, чем австралийцы.
— Да, но… — протянула Фелисити, все еще не придя в себя. — Мы-то в чем виноваты? — Но, взглянув на выражение лица Аманды, удивленно улыбнулась: — Ах, да! Понимаю.
Каждая женщина в их офисе только и отмечала в последнее время, насколько легче — если уж не совсем легко — стало работать с Фелисити. Все, чего Аманде это стоило, — обедать с Фелисити раз в неделю. Конечно, вытеснить сутягу Тома Шэнахана из его кабинета было не просто, но Фелисити блестяще справилась с этим и в то же утро оставила на новеньком столе Аманды пожелание удачи — открытку с эмблемой Восходящего солнца АНЗАК.[24] Как ни ужасно, Аманда стала подозревать, что это начало дружеских отношений.
