Патрик Несс - Жена журавля
Джей-Пи вырвался из рук Рэйчел и подбежал к Джорджу.
— Мама пошла в дом! — выпалил он с широко распахнутыми глазами.
— Мама… что?! — переспросил Джордж и оглянулся на пылающее инферно, откуда бы уже не выбрался никто и никогда. Он повернулся к Кумико и закричал: — Аманда там! Аманда в доме!
Но мир уже остановился.
Вулкан несется к леди через все поле их битвы, и за ним полыхает земля. Леди все еще страдает от раны — он видит, как кровь сочится из ее распахнутого крыла. Его радует, что она мучается, но это же и разбивает ему сердце.
— Ты не сделаешь этого! — говорит он ей. — Здесь решаю я, а не ты.
— Ты знаешь, что это неправда, — отвечает леди. — Что я отдала этот выбор ему. — Она хмурится. — Как бы ты ни старался убедить его делать по-твоему.
Вулкан ухмыляется.
— Это тело, — говорит он, показывая на свою униформу, — сопротивляется очень странными способами. Я вселился в него задолго до его рождения, но оно… — вулкан сверкает глазами почти в восторге, — поразительно сильное!
— Разве не пора освободить ее? — спрашивает леди.
— Разве не пора освободить его? — отвечает вулкан.
Леди смотрит сверху на Джорджа, застывшего в этом миге времени, со ртом, распахнутым в отчаянной мольбе — на которую, она знает, ей придется чем-то ответить.
— Он любит меня, — говорит леди, зная, что это правда.
— Это я признаю, — соглашается вулкан, и глаза его полыхают. — Хотя у него и была прекрасная возможность погубить любовь, которую ты вернула ему. Они великие разрушители, эти создания.
— И это говорит вулкан.
— Мы строим так же умело, как разрушаем.
— Ты не смог между нами встать. Хотя пытался.
— Но это неизбежно, госпожа. Узнав тебя, он влез в нашу историю, и мне стало гораздо легче навредить ему.
— Ты уверен? Думаешь, это так легко?
— Я уже начал. — Он указывает рукой на пожар, бушующий у него за спиной. — Мы с моим телом подожгли твой мир. Его мир. И это только начало того, что мы сделаем с тобой, госпожа.
— Ты уверен, что этот пожар устроили вы? Что все эти разрушения — ваших рук дело?
Вулкан хмурится:
— Я не хочу выслушивать твои загадки, госпожа. — Он смотрит на Джорджа. — Наша история заканчивается не так. Ты знаешь это.
— Истории не заканчиваются.
— Ах, ну ты права, но также и не права. Они заканчиваются и начинаются каждое мгновение. Все дело в том, когда ты перестаешь рассказывать.
Он настигает ее. Теперь они ближе, чем в каких-либо вечностях до сих пор, — так, как и были близки всегда. Пожимая плечами, вулкан выходит из тела Рэйчел, сверкая зелеными глазами, и она падает на траву, покидая поле их битвы. Вулкан поднимает руку к груди и распахивает ее, обнажая гранитное сердце с кратером расплавленного свинца.
Пуля все еще там.
— Я хочу покончить с этим, госпожа, — торжественно объявляет он. — Ты победила меня. И, как я вижу теперь, побеждала всегда.
Он встает перед ней на колени.
— Победы не бывает, — возражает она. — Я никого не побеждала.
— Я только прошу у тебя того же, что ты просила у него, госпожа. Освободи меня. И прости меня наконец.
— Но тогда кто останется, чтобы простить меня? Не думаю, что он готов меня отпустить.
— Это вечный парадокс, госпожа. Те единственные, кто может освободить нас, вечно слишком добры, чтобы это сделать. — Он отводит назад голову, закрывает глаза и подставляет ей свое бьющееся сердце. — Ну же. Прошу тебя.
Она знает: ей можно не торопиться. Она могла бы растягивать их историю до бесконечности, но она также знает, что ей не выбраться из этого застывшего мгновения, пока их история не закончится раз и навсегда. Вулкан прав, финал здесь может быть лишь один. Как и было всегда.
И поэтому леди рыдает, скорбя глубже, чем могут скорбеть небеса, и ее слезами наполняются океаны.
Вулкан молча ждет.
В конце концов, это совсем несложно. Она протягивает руку и для начала удаляет свою пулю из его сердца. Когда та выходит из него, он заходится воплем от невыносимой боли. Она сжимает пулю в кулаке, а когда опять разжимает руку — пули там больше нет. Он горько оплакивает эту потерю. Она вытирает ему слезы и ждет, чтобы он взял себя в руки, возвращая ему всю любезность терпения, которую он выказал ей только что.
— Госпожа, — шепчет он.
Затем она снова протягивает к нему руку и со вздохом, полным древнейшей скорби, пронзает пальцами его сердце. В ее руке оно тут же превращается в пепел, который уносит ветром.
— Благодарю, — говорит вулкан с облегчением гаснущего огня и умирающей лавы. — Спасибо тебе, госпожа.
— Кто же теперь возьмет мое сердце? — спрашивает она, глядя, как он поднимается и застывает, сливаясь с горизонтом и становясь обычной горой.
Возможно, он и ответил бы ей, но он уже камень.
Рэйчел упала на землю под ноги Джорджу. Он стиснул в объятиях Джея-Пи, оглянулся на Кумико, застывшую, словно камень. И опять прокричал ее имя. А потом еще раз.
Наконец она словно очнулась:
— Джордж?
— Аманда в доме! Она пошла нас спасать!
Кумико оглянулась на бушующее пламя.
— Да, — сказала она. — Да, понимаю.
На какую-то секунду она словно расплылась у него перед глазами. Никакого другого слова для этого Джордж подобрать не смог. Он предпочел бы отмотать время назад, нажать на паузу и проверить, нельзя ли назвать это ощущение как-либо точнее, поскольку он ощутил совершенно ясно, что с ней произошло что-то очень важное. Он не понял и никогда уже не смог бы понять, что это было, но именно это секундное расплывание, когда она была одновременно и здесь и где-то еще, и показалось ему финальной точкой их с Кумико истории. И длилась эта секунда, наверное, целую вечность, не меньше.
Но она прошла, не успел он и глазом моргнуть. Кумико вновь стала отчетливой — так же внезапно, как и расплылась, но когда она опустилась перед ним на колени, он почувствовал, что она стала какой-то другой — менее конкретной, словно никакие границы больше не отделяли ее от этого мира.
— Что это было? — спросил он. — Только что…
— Она в безопасности, Джордж, — сказала Кумико. — Аманда цела.
— Что? Откуда ты знаешь? Как ты вообще можешь…
Но она уже поднимала руку — и снова проводила ногтем по коже у себя на груди. Надрез разошелся, рана расползлась…
— Кумико, нет! — прошептал Джордж. — Что же ты натворила?!
Она взяла его голову в ладони. Из ее золотистых глаз струились слезы.
— Однажды ты спас меня, Джордж. А своей любовью спас еще раз.
Она приложила губы к его губам. Ее поцелуй был вкуса шампанского, полета, цветов, заново рожденного мира и мига, когда он впервые увидел ее, а она произнесла свое имя, и все это горело ярко, словно раскаленное солнце, так ярко, что он не выдержал и закрыл глаза.
А когда вновь открыл, ее уже не было.
— Почему ты плачешь, grand-père? — спросил Джей-Пи секунду и еще целую жизнь спустя. — И почему ты голый?
— Она ушла, — не смог не произнести это он.
— Кто?
Джордж вытер слезы:
— Госпожа, которая только что здесь была. Ей нужно было идти. — Он откашлялся. — И твой grand-père из-за этого очень, очень расстроился.
Джей-Пи заморгал:
— Какая госпожа?
— Ни хрен-н-нассе, — пробормотала Рэйчел, сидя на траве и явно пытаясь понять, как и за каким чертом ее сюда занесло.
Посмотрела на горящий дом, потом на Джорджа с Джеем-Пи — и, похоже, окончательно потеряла дар речи.
— Как самочувствие? — спросил ее Джордж.
Рэйчел восприняла этот вопрос очень серьезно и даже прижала подбородок к груди, словно проверяя, бьется ли до сих пор ее сердце.
— Ты знаешь, — наконец сказала она, — по-моему, оно еще есть. — Она встала, чуть покачиваясь, но успешно. — Мое самочувствие пока никуда не делось.
Она хихикнула. Потом еще раз.
— MAMAN! — заорал вдруг Джей-Пи, вырвался из объятий Джорджа и ринулся к шатающейся фигурке, вдруг каким-то чудом появившейся из черного хода полыхающей кухни.
(Из ЗАПЕРТОГО черного хода полыхающей кухни, подумал Джордж уже в следующую секунду.)
Аманда.
Ее лицо и одежда почернели от дыма и сажи, и лишь глаза отчаянно и комично белели из-под толстого слоя копоти. Она кашляла в кулак, себя не помня, но ковыляла прочь от горящего дома, похоже, целая и невредимая.
— Джей-Пи! — закричала она, перешла на бег и в безумном порыве подхватила ребенка на руки посередине лужайки. И, не выпуская его, тут же заковыляла к Джорджу. — Папа!
— Я не могу встать, — сказал он. — Мои ноги…
— О, папа… — только и выдохнула она, заключая и его в свои закопченные объятия.
Последние силы оставили Джорджа, он больше не мог сдерживаться.
