Сара Миллер - Я знаю все твои мысли
— Спасибо, — отвечает Гид.
— Извини, что я Даниэль сюда притащил, — говорит Джим.
— Ничего, — говорит Гид, — я справлюсь.
Гостиная на втором этаже девчачьего общежития — большая комната, где стоит диван с цветочной обивкой, кофейный столик с парой журналов и три круглых стола. Стены украшены портретами жен покойных директоров школы. За одним из столов сидят Даниэль, Эди и Молли; перед ними поле для игры в «скрэббл», на котором почти не осталось свободных мест. Нахмурившись, они разглядывают оставшиеся фишки. Странно, но ему сразу хочется подойти к Даниэль. Этот импульс сбивает его с толку.
Парней вечно сбивают с толку проявления мягкости и сентиментальности. Дело не в том, что он хочет ее вернуть. Но он забыл о том, что совсем недавно был в нее влюблен.
Гид тихонько подкрадывается сзади и смотрит на ее буквы. У нее остались «А», «С» и «В». Он смотрит на игровое поле. Даниэль на первом месте — у нее 187 очков; за ней идет Эди — 156 очков, и Молли — 109. Молли и Эди решили поддаться Даниэль! Молли быстро смотрит через плечо, берет фишку с буквой «С» и складывает слово «СЛАВА», присоединяя фишку ко слову «ЛАВА».
— Так, одиннадцать очков, — говорит она, записывая результат. — Может, вы пока присядете? Мы сейчас закончим. — Она говорит это, не глядя на них с отцом.
Джим издает короткий и нервный смешок.
— Я надеялся выехать до темноты, — говорит он. Его все игнорируют.
Джим откашливается, усаживается и принимается листать выпуск «Американского наследия» трехлетней давности. Гид тоже садится. Он пытается улыбнуться Даниэль, но та сосредоточилась на игре. Он видит, что она подкрасилась и надела чистую рубашку — он почти уверен, что это рубашка Молли. Настал черед Эди. Она корчит гримаски от сосредоточения. Джим Рейберн постукивает ногой. Наконец, она выкладывает фишки на поле. Гид привстает, чтобы посмотреть, какое слово она составила. «ПРОТРАВКА».
— Что значит это слово? — спрашивает Гид, обрадовавшись, что может задать вопрос в тему.
— Не знаю, — отвечает Эди. — Но такое слово есть. И у меня кончились фишки.
Даниэль все равно выигрывает. Гид видит, как повеселели ее глаза, и понимает, что она рада. Он знает, что должен поговорить с ней еще раз, расставить все точки над i — его мать вечно толкует о том, что надо все доводить до конца, особенно теперь, когда живет в Нью-Мексико и занимается йогой. Даниэль идет в туалет, и Гид с неохотой понимает, что сейчас самое время для последнего разговора.
Однако когда она выходит из ванной, то проходит совсем близко, кладет руку ему на плечо, наклоняется и шепчет:
— Все хорошо. Правда, все хорошо.
Эди собирает фишки. Джим продолжает читать. Гид встречается взглядами с Молли. И спрашивает ее, шепча слова одними губами: «Она не сердится?»
В ответ Молли лишь вскидывает бровь. Что ж, сегодня от нее ничего не добьешься. Чего и стоило ожидать.
Чего и стоило ожидать.
Молли и Эди провожают Гида, Джима и Даниэль на стоянку. По пути Гид с опаской смотрит на Даниэль, но та ведет себя тихо и сдержанно. Она нежно, по- девчачьи, обнимается с Молли и Эди. И неуверенно улыбается Гиду, а потом садится в машину. Гид все ждет, что она выйдет из себя, но она лишь смотрит в зеркальце, притворяясь, что что-то попало ей в глаз, — а на самом деле просто красуется, как все хоть сколько- нибудь симпатичные девчонки, когда перед ними зеркало.
Он вдруг вспоминает их утренний разговор с Пилар, ее устроенное родителями бракосочетание, отца- черепаху и голубые замшевые туфельки. При этом на лице его появляется нежная улыбка, но потом он недоуменно хмурится. Он весь день о ней не вспоминал. Просто рекорд с того дня, как они познакомились. Обычно и десяти минут не проходит, чтобы он о ней не подумал, не говоря уж о десяти часах.
Обнимая отца, он смотрит на Молли через его плечо. Серый дневной свет так хорошо сочетается с ее серьезной, интеллигентной красотой, особенно когда она стоит вот так, отвернувшись от него.
Время на исходе
Наступили настоящие холода. В следующий после родительского дня четверг Гидеон с Николасом идут на спортивную площадку, и утренний холод, поднимаясь от окаменевшей земли, морозит им ноги. Светлеет медленно. Серый туман поднимается от земли и упрямо зависает на верхушках деревьев.
Гид бежит и думает о Молли. На этой неделе они перебросились парой слов, но всегда по делу, и она была сдержанна.
— Черт, — выдыхает он, схватившись за бок, который резануло от боли.
— Продолжай бежать, и все пройдет, — говорит Николас и набирает скорость.
Гид сильнее хватается за бок, скрючившись от боли.
— Издеваешься? — говорит он, но умудряется переставлять ноги. Что поразительно, Молли вела себя сдержанно, но не холодно — чем не повод извиниться? Даже на репетициях она сказала, что у нее простуда на губе, поэтому она не может целоваться. Простуда у нее правда вскочила. Хотя, может, она нарисовала ее сценическим гримом, думает Гид. Он замедляет бег. Ему не хочется бежать, а хочется поразмыслить о том, как… как…
Он даже не знает, как завершить эту фразу. «Как выиграть пари»? Или «как задобрить Молли после то- го, как он бросил ее на лестнице, чтобы поговорить с Пилар?»
— Не останавливайся, — приказывает Николас. — Обещаю, тебе станет лучше.
Постепенно боль утихает, потом проходит совсем. Они переходят на разминочную ходьбу, и Гид смотрит через поле на шоссе, идущее через лес к нижнему краю спортивной площадки. Из тумана появляется двухдверный спортивный автомобиль начала 1970-х — белый, с покрышками с голубой каймой. Гид видел эту машину на вечеринке, на подъездной дорожке. Она останавливается, открывается пассажирская дверь, и оттуда выпрыгивает Пилар.
Это машина Денниса.
На ней голубой спортивный костюм с розовой отделкой. Гиду нравится, когда Пилар носит спортивные костюмы. На голове два хвостика. Гиду кажется, что эту прическу изобрела она. Жаль, что я не могу сказать ему, что это не так: ведь тогда он уже не будет очарован ею до глубины души. Но некоторые вещи все-таки лучше узнавать самому.
— Думай о Пилар как о боли в боку, — приходит на помощь Николас. — Не останавливайся, беги дальше.
Ну почему я до этого не додумалась?
Машина быстро разворачивается, трижды скрипнув тормозами, и уносится прочь. Пилар поднимается по лесистому холму за общежитием «Уайт», проскальзывает меж деревьев и исчезает из виду.
Гид посылает ей телепатическое сообщение через утренний туман: я всегда буду любить тебя. Далеко ты или близко — всегда. Ему это не кажется сентиментальным, ему не стыдно и даже не грустно. Это ощущение… как сказал бы Николас, он чувствует, как в него проникает вселенская истина.
Ну и что, что он не может извиниться перед Молли. Ничего страшного. Все равно он еще успеет переспать с ней до назначенного срока и выиграть пари. Это единственное, что имеет значение, так? Он все время вспоминает ту пустую ступеньку. Что, если он действительно нравится ей? Что, если он ее обидит? Или уже обидел?
И не глупо ли думать, что у него все получится? Позднее он заходит в комнату для писем и видит Молли. Она бледна и хмурится, глаза потемнели. Она во мне разочарована, думает Гид. Из-за меня эти губы больше не улыбаются.
Ему кажется, что он испытывает лишь угрызения совести, но я-то знаю, что вместе с тем ему приятно это видеть. Он имеет над ней власть. С этими эмоциями трудно совладать. И это вовсе не злорадство. Просто… просто если тебя вырастил такой скупой на эмоции отец, невольно будешь гордиться своим умением чувствовать.
— Извини, — выпаливает Гид, не успев сообразить, что же он такое говорит. — Я… не надо было мне сбегать от тебя, чтобы поговорить с Пилар. Это было не- красиво. — Он так стремительно и с таким искренним чувством приближается к ней, что ему кажется, будто он парит.
Молли… мне не хочется ее обижать, но порой у нее такой вид, будто ей тридцать. Она выглядит совсем взрослой.
— Я удивлена, что ты решил извиниться, — говорит она.
Гид понимает, что в этой ситуации нужно действовать осторожно. Потому что дело не просто в том, что он оставил одну девочку, чтобы поговорить с другой. Ведь Молли наверняка осознает, что Пилар Бенитес- Джонс не просто какая-то там «обычная девочка». И он не хочет, чтобы его извинения заставили Молли почувствовать себя обычной.
— Я рада, что ты хоть что-то мне сказал, — говорит Молли. У нее низкий, грудной голос, от которого Гида словно пронизывает электротоком.
Это ощущение похоже на алкогольное опьянение, на укол адреналина.
— Так, значит… — осторожно заговаривает Гид. Ему не хочется спрашивать: «Ты на меня сердишься?» Ведь это бы значило, что Молли слабая, что она…
Она стоит так, что ее глаза на одном уровне с его почтовым ящиком. Ее пальчик касается стеклянной перегородки.
