Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон
— И эти женщины их не носят? — Дэз отходит немного назад, чтобы взглянуть на лицо Лидии.
— Нет. Чаще всего они покупают стендовый образец, в который вообще никто не влезет. Особенно — я. — Она смеется. — В том случае, если это платье от Armani, черт его побери.
— Как странно, — говорит Дэз.
— Знаете, мне очень нравилось, когда меня одевали Клеопатрой, или Жанной д'Арк, или с ног до головы раскрашивали в синий цвет, как это было у Пат Мак-Грет.
— Мне нравится Пат, — откликается Дэз. — Она — лучший стилист в мире. Ее работа — просто фантастика! Лицо совершенно меняется.
— Да, — отвечает Лидия. — В этом все и дело. Кейт не участвует в показах одежды от-кутюр, потому что она сама по себе — слишком яркая индивидуальность. А они хотят девушек-хамелеонов. Должна сказать, что мне самой слегка надоело выходить на подиум неузнаваемой. Я хочу заключить такой контракт, как Синди.
— Обожаю Синди, — тут же подхватывает Дэз. — Для меня она — образец супермодели. Вы обратили внимание на то, что ее знаменитая родинка то появляется на снимках, то исчезает в зависимости от того, что хотят заказчики? Если организаторам шоу нужна Синди как она есть, то вы видите родинку, а если им требуется всего-навсего красивое, всем знакомое лицо, то они обрабатывают фото на компьютере.
— Никогда не замечала, — говорю я.
— Правда? — изумляется Лидия. — Ты меня удивляешь! Я надеюсь, что наши фотографии тоже обработают на компьютере. — Она открывает глаза и наклоняется к зеркалу, окруженному маленькими яркими лампочками. — Кожа выглядит ужасно. Я такая усталая.
— Не смотри туда, — советует Дэз. — Ненавижу это зеркало. Честно говоря, ненавижу эту студию. В этом освещении все выглядят плохо. Там, где я обычно работаю — в Айлингтоне, — кормят жареными цыплятами, иногда — с потрясающим зеленым карри. А здесь нам дают всего-навсего дурацкого вареного лосося. Ненавижу лососину. То есть не то чтобы ненавижу. Она мне надоела. Я сказала своему агенту: «Больше не пойду работать в студию, где кормят рыбой». Но она же никогда меня не слушает. «Дэз, работа есть работа», — и все тут. А я пекусь и о правильном питании!
— Конечно, — отвечает Лидия, не слушая.
Просто уму непостижимо, как Дэз — худенькая и очень привлекательная полуангличанка-полуиндуска, с короткими черными волосами и смуглой кожей — вообще может питаться чем-нибудь, кроме супа. На кончике языка у нее металлическая заклепка, на губах — два колечка, еще одна сережка — в правом верхнем углу рта, как некая ультрасовременная мушка.
В другом конце студии Макс сражается с огромным рулоном белой бумаги, которая послужит фоном во время съемки. Он прижимает ее к полу огромными черными штангами, но, кажется, обеспокоен тем, что на полу видны темные залысины, и теперь спорит с Флафф и стилистом.
— Скоро вы там? — кричит он нам.
— Скоро! — отвечает Дэз. — Осталась прическа. Где Деннис?
— Я тут, — откликается симпатичный чернокожий парень. Он лежит на диване возле подноса с булочками и читает Vogue. На нем штаны, как у скейтбордиста, очки в темной оправе, волосы заплетены в короткие косички — Деннис выглядит очень стильно.
— Когда вам будет угодно, — говорит он. — Бигуди греются. Я готов.
— Через две минуты.
— Ради Бога.
Проходит пятнадцать минут, и я, наконец, сижу в кресле и рассматриваю в зеркале свою незатейливую, измученную, распаренную физиономию. Лидия сидит рядом, задрав ноги на подставку трюмо, и, перекрикивая шум, требует фен. Деннис приглаживает ей волосы огромной щеткой. От его одежды ощутимо пахнет марихуаной.
— Так ты видел новую экспозицию Марио Тестино?! — кричит Лидия.
— Ходил туда с приятелем, — говорит Деннис. — Мне понравилось.
— Да-да, — оживляется Лидия. — Мне кажется, ее можно было бы назвать «всеохватной». Там столько знаменитостей! Я пошла, чтобы взглянуть, нет ли там меня. Но я, очевидно, недостаточно крута для Марио. Он не то чтобы такой уж замечательный фотограф. Просто он такой славный, что все хотят ему попозировать. Когда он в последний раз меня снимал, все время повторял: «Девочки, вы не на прогулке!» И сам смеялся. Главное в нем — обаяние. Девушки на его снимках все как одна просто красавицы. Он, кстати, дружит с Кейт. Когда я в последний раз их видела, она привезла ему свежие цветы из собственного сада!
— Это в ее духе, — кивает Деннис.
— Знаю. А ты слышал историю о том, как какие-то девицы встретили ее на Оксфорд-стрит и начали приставать: каково это — быть олицетворением стиля?
— Не слышал.
— Кейт была такой любезной, раздала им автографы, спросила, любят ли они моду. Они сказали «да», и тогда она повела их в бутик и каждой купила по обновке.
— Восхитительно, — говорит Деннис. — Странно, что такие истории никогда не рассказывают о Наоми.
— Да, — соглашается Лидия.
— Готово. — Он треплет рукой ее длинные светлые волосы, чтобы они разметались по плечам. — Вот так.
Лидия смотрится в зеркало, поворачиваясь то правым, то левым боком.
— Потрясающе. Спасибо, ребята.
Она действительно выглядит фантастически. Вся сияет и блестит, как будто только что вышла из душа. Макияж светлый, волосы отливают золотом. Я смотрю на свое собственное лицо, одутловатое после вчерашней попойки и измученное после нескольких месяцев непрерывной работы. Как будто у меня повторяется период полового созревания. Единственная женщина на планете, у которой морщинки сочетаются с подростковыми прыщами.
— Сейчас попробуем замаскировать дефекты, — говорит Дэз, выжимая чудовищное количество тонального крема на тыльную сторону ладони. — И надо убрать мешочки под глазами.
Макс уходит, чтобы доплатить за парковку, а Лидия направляется к вешалкам, на ходу стягивая с себя футболку и шорты. Я наблюдаю в зеркало за тем, как она снимает белье и начинает перебирать платья — полностью обнаженная, если не считать туфель.
— По-моему, здесь не предполагается трусов, как ты думаешь? — кричит она мне и, видимо, совершенно не заботится о том, что ее тщательно выстриженный золотистый лобок выставлен на всеобщее обозрение.
— Кажется, да, — отвечаю я.
— Ладно. — Она снова пересекает комнату, садится и объявляет: — Я проголодалась.
Берет круассан и смахивает с живота крошки.
Я оглядываюсь. Кажется, кроме меня, никто на нее не смотрит. Помню, как одна знакомая рассказывала мне о фотосессии, на которой Надя Ауэрман, обладательница самых длинных в мире ног, в течение часа бродила голышом, в одних туфлях. Моя приятельница сказала, что была единственным человеком, который обращал на нее внимание, потому что все мужчины там были геями и флиртовали только друг с другом. Сейчас я склонна ей верить.
К несчастью для Макса, у которого, как мне кажется, традиционная ориентация, Лидия уже успевает надеть платье к тому моменту, как он возвращается со стоянки.
— Ух, ты, детка… — вздыхает он. — Выглядишь потрясающе!
— Надеюсь, ты отредактируешь фото, — говорит она, стоя с поднятыми руками, в то время как стилист застегивает на ней платье.
— Крошка, не волнуйся, — подмигивает Макс. — Я тебя отредактирую, подмажу и отретуширую так, что ты будешь сиять и переливаться.
— Однажды меня снимали Мерти Маркус. На их фото кожа у меня была такая гладкая, словно у меня вообще нет пор.
— Их снимки — на восемьдесят процентов компьютерная графика, — отвечает Макс. — Они увеличивают глаза, раздувают губы и делают кожу белее снега.
— Мне они не очень нравятся, — говорит Лидия. — Они наряжают моделей, а потом поднимают их на смех. Если верить девушке, с которой мы там работали, они пририсовали мне на снимке жутко напыщенное выражение лица. Боюсь, я не сочла бы это смешным.
Дэз сообщает, что сделала все возможное, дабы придать мне соответствующий вид, и Деннис, вооружившись бигуди и лаком для волос, приступает к работе. Минут двадцать уходит на завивку и укладку, и в результате я превращаюсь в нетрезвую Ширли Темпл. Голова у меня вся в тугих кудряшках. Похоже, на то, как если бы я вышла из дешевого салона. Но я молчу. Какой смысл спорить? Хочется, чтобы все это поскорее закончилось.
Я отправляюсь к стойке с платьями и понимаю, что все это — стендовые образцы. Сердце у меня останавливается. Какой-то кошмар. Несколько минут я мечусь туда-сюда и наконец, обнаруживаю себя рядом с неотразимой Лидией. Она в белом платье, перехваченном в талии; на мне — наспех подколотая юбка (молния сзади не застегивается) и до умопомрачения тесный жакет моего собственного изготовления.
Макс и осветители начинают суетиться. Мы в четвертый раз прослушиваем альбом Мадонны. Все собираются вокруг, чтобы понаблюдать за тем, как гадко проходит съемка. Ассистент Макса в очередной раз трет моментальный снимок о ляжку, и мы тянемся посмотреть.
