Имоджен Эдвардс-Джонс - Модный Вавилон
— Мими права, — говорит Ник. — Невероятно удачный вечер. Кто-нибудь знает, из какого она журнала?
16
Половина девятого утра. Из динамиков рвется голос Мадонны. На улице холодно, темно и сыро. Лидия сидит на стуле в крошечных белых трусиках, задрав ноги, — какая-то девушка, назвавшаяся Дэз, натирает их кремом. Я сижу в углу, курю седьмую за утро сигарету и жду, когда займутся моим макияжем.
Все мы торчим здесь с восьми, и за это время я успела съесть три круассана и полбулки с шоколадной начинкой. Макс Дэвис шесть раз назвал меня деткой, пять раз — крошкой, дважды ткнул указательным пальцем и один раз потерся промежностью о спину Лидии.
Я всегда ненавидела сниматься и теперь, сидя с набитым выпечкой и кофе желудком, понимаю почему. Это вечное ожидание! Сейчас я вынуждена дожидаться своего стилиста — и дождусь какой-нибудь двадцатилетней девицы. Она будет предлагать мне нечто совершенно неприемлемое, в чем я буду чувствовать себя толстой, глупой, похожей на цирковую лошадь. Потом мне придется ждать, пока Макс установит освещение. Ждать, пока ассистент зарядит камеру. Затем нас сфотографируют на «Полароид». Кто-нибудь потрет снимок о свою задницу, чтобы согреть его и ускорить процесс проявки. Потом фото вставят в беленькое паспарту. Все соберутся вокруг. И внезапно Лидия поймет, что ей нужно переодеться, переобуться или сменить прическу, потому что «это никуда не годится». Возможно, я последую ее примеру.
Мне скучно, тоскливо — и, если честно, у меня легкое похмелье. Благодаря неимоверным усилиям Александра, Мими и Триш вчерашний вечер прошел успешно. Папка входящих на моем мобильнике переполнена сообщениями, в которых речь идет о том, как все вчера было здорово. Александр позвонил мне из офиса — судя по всему, нас завалили благодарственными букетами и ароматизированными свечами. Он намекнул, что часть послал Нику, и я вынуждена была это одобрить. Его идея была просто потрясающей, и вчерашний ужин действительно может оказаться одним из тех событий, которые будут иметь для нас в Америке очень важные последствия. Если лучшие представители британской прессы на твоей стороне, то уже не важно, пошлет ли тебя style.com ко всем чертям и придет ли на твою презентацию Анна Винтур. Кажется, обилие Moet сделало свое дело.
— С тобой все в порядке? — спрашивает Лидия, подставляя левую ногу рукам Дэз и хихикает. — Я как Наоми! Она всегда стоит на этом самом месте, голая, без единого волоска на теле, и ее, прежде чем выпустить на подиум, натирают кремом.
— Вот почему кожа у нее всегда блестит, как шкура пантеры, — подает голос Макс из другого угла и скребет в воздухе пальцами, изображая когти. — У-у-у, какая она сексуальная крошка!
Черт возьми, он невыносим! Это уже моя третья съемка с его участием, и он неизменно раздражает меня до крайней степени. Не знаю, в чем тут дело — может быть, в его полуамериканской привычке растягивать слова. В мире моды кое у кого это принято, чтоб подчеркнуть, что они, видите ли, настоящие космополиты и сами не знают, в какой точке земного шара проведут следующий день. А может быть, меня коробит оттого, что он щеголяет своим знакомством со знаменитостями и без конца рассказывает, кто с кем развлекался. Скорее всего, он так выпендривается, поскольку мы знаем, из какого захолустья он родом. И всегда что-то из себя строит, сейчас, разумеется, тоже.
В третий раз за утро льется мотив «Королевы диско»; все танцуют и напевают, пока при появлении стилиста и редактора журнала не раздается команда: «Внимание!»
— Так фот, мы пообщались с Флафф. — У костлявого, с лицом подростка стилиста серьезный дефект речи — он говорит «ф» вместо «в». — И решили, что фы будете сногсшибательно фыглядеть ф том знаменитом серебристо-белом платье.
— Хорошо, — говорю я, откладывая журнал и бросая окурок в чашку остывшего кофе. У меня начинается мигрень. — Но дело в том… э… что у меня не та фигура, чтобы я могла его надеть.
— Но ведь вы стали известной благодаря этому платью, — говорит Флафф, которой вообще следовало бы помолчать — с лошадиными ляжками и задом размером с рояль.
— А Лидия не может его надеть? — спрашиваю я, ощущая, что чувство юмора уступает место ярости.
— Лидия снимается в белье, — говорит стилист.
— Боюсь, что я не смогу появиться в этом платье.
— Но, право же, оно отлично бы на вас смотрелось, — возражает Флафф.
— Нет, — говорю я. — Я слишком немолода и со своей комплекцией не втиснусь в платье, которое мне к тому же не идет. Если вы думаете, что сможете меня переубедить, то ошибаетесь, и мне лучше уйти.
— Детки, детки! — Это Макс. Он идет к нам, на ходу приглаживая рукой свои длинные волосы. — О чем спор?
— Я не стану надевать серебристо-белое платье, — повторяю я. — Для него нужно красивое тело, а я в нем буду похожа на старую толстую шлюху. Мне больше подойдет что-нибудь строгое. И с надежно простроченными швами.
— Отлично, — отвечает он. — Надевай что хочешь, крошка. Это твой день. Все ради тебя. Я хочу, чтобы ты наслаждалась жизнью. Чтобы чувствовала себя счастливой и уверенной.
Я улыбаюсь. Совершенно неожиданно его жизненная философия кажется мне не такой уж скверной, а кожаные брюки — вполне уместным атрибутом.
— Это платье может взять Лидия, а ты надевай что вздумается.
Он улыбается, раскланивается, щелкает каблуками и в третий раз за сегодня тычет в меня указательным пальцем. Потом идет к Лидии, чтобы рассказать об изменениях, внесенных в план, и целует ей руку.
— Ты хочешь сказать, что меня зря натирали кремом?! — орет Лидия через всю комнату.
— Прости, — говорю я.
— Ничего страшного, — отзывается она. — Обожаю твое белое платье. Иди сюда, давай поболтаем, пока мне подрисовывают глаза.
Я иду к ней и сажусь рядом. Дэз трудится над ее лицом. Лидия, с приоткрытым ртом и сомкнутыми веками, выглядит потрясающе. У нее небольшой, идеальной формы нос, великолепные высокие брови, пухлые губы. Светлые волосы гладко собраны на затылке. Белое платье, несомненно, ее… Не то что я, свинья в пижаме.
— Так как у тебя дела? — спрашиваю я. — С тех пор как мы не виделись…
— Не так уж долго, — отвечает она.
Все успешные манекенщицы отличаются самоуверенностью. Они вечно разъезжают, в основном за свой счет, и у них редко есть собственное гнездышко. Они обычно легко заводят друзей, но не утруждают себя тем, чтобы поддерживать дружбу. Вот почему всех окружающих они называют «милочка» — просто не запоминают имен.
— Ты нашла себе квартиру в Париже?
— Не уверена, что мне этого хочется. — Глаза у Лидии все еще прикрыты. — Я только что участвовала в двух показах — просто ужас!
— Да?
— Сплошное разочарование. Хоть и высокий класс. Во-первых, я не смогла влезть ни в одно из платьев от Armani, даже, несмотря на то что заблаговременно села на диету. — Она касается своего плоского живота. — Его шестые размеры — это действительно шестые размеры. Я не сумела их надеть. Во-вторых, там были хорошо известные мне личности. Например, тот старый козел, я тебе уже как-то рассказывала.
— Кто?
— Морщинистый старикан, он приезжает в Париж каждый год. Похож на Фредди Крюгера. Ходит в кожаных штанах, коричневом шарфе и ковбойской шляпе. И все время безуспешно заигрывает с моделями. Когда я увидела, как он сидит в отеле Costes, пьет и пытается зазвать к себе какую-то девчонку, меня вдруг страшно потянуло домой.
— Я всегда думала, что ты безоговорочно любишь презентации эксклюзивной одежды.
— В платье за шестьдесят тысяч фунтов я, что удивительно, почувствовала себя не в своей тарелке. Все вдруг показалось мне жутко бессмысленным. В этом платье было просто невозможно ходить. Представь, мне пришлось надорвать его сзади, чтобы пройти по подиуму.
— Быть такого не может!
— Честное слово. Я в нем едва стояла! — Лидия улыбается. — А потом увидела всех этих богачек из стран Персидского залива. Они покупают платья, везут их домой, а показаться на людях им в них нельзя.
— Вы о чем? — спрашивает Дэз.
— Об одной странной закономерности, — отвечает Лидия с неподвижно каменным лицом. Она привыкла так говорить, не напрягая мускулов. — Все эти дамочки, сидящие на показах в первом ряду, приобретают вещи, которые они не станут носить. А иногда они даже не бывают на показе, просто посылают кого-нибудь вместо себя. В любом случае, они покупают платья, которые никогда не наденут на публике, потому что их религия это запрещает, привозят в свои роскошные дворцы и помещают за прозрачные витрины, чтобы на них смотрели, как на произведения искусства. Я полагаю, некоторые платья и есть произведения искусства. Потом к ним в гости приходят подруги, пьют чай… Им интересно, как выглядит платье от Dior за шестьдесят тысяч фунтов.
— И эти женщины их не носят? — Дэз отходит немного назад, чтобы взглянуть на лицо Лидии.
