Макар Троичанин - Да пошли вы все!.. Повесть
Но не так-то просто! С шумом и грохотом выскочила из-за перегородки Жанна Александровна, ожгла хитреца синим пламенем и отчеканила, глядя на него в упор:
- Тогда тебе придётся вкалывать не только за меня, но и за Михаила.
Урабатываться за троих Викентию Алексеевичу не хотелось, и он попятился назад:
- Так я не про тебя… я так… вообще…
- Ну, а если вообще, - распалилась обиженная женщина, - то почему бы тебе не присмотреться к некоторым, в частности, не обременённым семьёй? – прозрачно намекнула в свою очередь на недруга Азаряна.
Но за него вступился сам претендент:
- Азаряна не отдам, и не надейтесь.
Все затаились, не глядя друг на друга.
- М-да! – высказался, наконец, и Божий. – Ситуация патовая – сокращать некого.
Тогда нашёл выход Шматко:
- А Колю? Он тоже не женат.
Брызглов недовольно сморщился, покачавшись взад-вперёд.
- Мало ли, что не женат! – Мыши не было ни слышно, ни видно. – Зато он – сын академика.
- Ну и что? – возмутился демократ Иван Ильич. – У нас все равны.
Прожженный политик скептически посмотрел на него.
- Естественно, - подтвердил мнение народа. – Все академики равны, все генералы равны, все трудяги равны и все директора равны. Но работяги и директора уже не равны. Так было испокон веку и так будет всегда. Вспомни, как было до революции.
Иван Ильич, сколько ни напрягался, вспомнить не смог.
- Нашёл, что вспоминать, - нервно засмеялся Шматко. – Это когда ещё было!
- Так мы всей страной туда идём, - объяснил знаток истории не помнящим её. – Оттого всё чаще встречаются пронафталиненные дворяне. Как дойдём, так повернём обратно и – вприпрыжку за всем миром. - Божий хмыкнул и заинтересованно посмотрел на политика-демагога, представив, наверное, как они все, упираясь, бегут задом наперёд. – Тогда и представить нельзя было, чтобы все были равны, и директором вдруг стал чернорабочий, а академиком – какой-нибудь мелкопоместный инженеришка.
- А Ломоносов? – неотразимо выстрелила Жанна Александровна.
Брызглов медленно повернулся в её сторону, снисходительно улыбнулся и отпарировал:
- Ломоносов – уникум, после него Ломоносовых больше не было. И его тогдашние академики за своего не признавали. У каждого была своя родовая ниша и свой трудовой удел. Это сейчас у нас государством могут управлять кухарки, не говоря уж про лейтенантов и подполковников. А тогда, если у тебя свиное рыло – не смей! Вот и имеем, что имеем. Нет, - Брызглов поправил аристократическую причёску, - история не зря учит: яблочко от яблони недалеко падает, и хорошие академики выходят из семей академиков, успешные директора – из семей директоров, талантливые учителя – из семей педагогов, а работяги – из работяг. Возьмём, к примеру, артистов. Вы знаете хоть одного народного, у которого сын, или дочь, или внуки не были бы тоже комедиантами или певцами?
Некоторые не знали ни того, ни другого, в том числе и Иван Ильич, но помалкивали, не желая прослыть дремучими охломонами.
- Причём по утверждению других народных, - продолжал знаток богемы, - все потомки являются оригинальными и талантливыми, своеобразными и индивидуальными артистами, обязательно не похожими на предков. Вы представляете, как бы оскудела и даже захирела наша театральная и другие поп-культуры без многочисленных неоскудевающих творческих родов? – Он помолчал, чтобы слушатели осознали. – То же самое и в науке. Так что с Колей повременим. Иван Ильич, ты, сам-то, из каких вылупился?
Усиленно поёрзав на жёстком стуле, потупив бесстыжие глаза, анкетируемый скромно признался:
- Из работяг, - его родители были рядовыми инженерами-трудягами.
Все осуждающе уставились на него как на виноватого, как будто он подло надул их, оказался со свиным рылом, пролезшим в благородный ряд.
- Что я, сам, что ли? – вскричал ущученный Ломоносов. – Больно-то мне надо! – Но никто не поверил, что не сам и что не надо. – И вообще, - обиделся Иван Ильич до глубины сермяжьей души, - раз некого сокращать, я сам сокращусь!
- Ни-ни! Ни в коем разе! – завопил горячий Азарян. – Если ты уволишься, то нас, тем более, всех под гребёнку. И не думай! – И посоветовал, добрая душа: - Влез в лямку, так тяни! Вот так у нас: кто больше всех вкалывает, кто старается, того быстренько, пока не опомнился, в коренники, а рядом ленятся, чуть потягивая упряжь, многие пристяжные, вместе с кучером понукая коренника.
Все пристяжные разом облегчённо завздыхали, зашевелились, разрешив к всеобщему удовлетворению тяжкую проблему сокращения штатов.
- Иван Ильич, - просящим медовым голосом обратилась Жанна Александровна, - я пойду, может, что новенькое узнаю.
- Конечно, конечно, - разрешил самозванец, - может, то, что тебе раньше наболтали, окажется туфтой?
Она улыбнулась, простив будущего шефа за явную грубость, и удалилась, почти не шевеля ягодицами из уважения и скромности.
- Мне бы тоже, - начал виноватой скороговоркой Шматко.
- Вали! – оборвал его претендент. – Всех отпускаю! – разъярился. – Глаза б мои вас не видели!
Все, естественно, не стали спорить и раздражать будущего сурового руководителя и потихонечку гуськом вышли, и Божий вместе со всеми. Иван Ильич ухватил пропащую голову руками, оперся локтями о стол и замер в тревожной прострации, не зная, что лучше: быть или не быть, вот в чём вопрос! Лихорадочно поразмыслив, насколько позволяло взвинченное нервное состояние, взвесив все «за», которых не оказалось, и все «против», которых была уйма, он решил, что стоит рискнуть. В конце концов, он ничего не теряет - всё равно уволят: или по сокращению штатов, или за развал лаборатории. А может, выйдет? Надо только очень постараться. Из книг он хорошо усвоил, что кадры решают всё. Не техника, не оборудование, не технология, а командный состав. Кого увольняют, когда футбольная команда играет плохо? Тренера! Значит, надо, в первую очередь, определиться с руководящим составом. Первым замом он назначит… Азаряна или Божиху? Политика нельзя – надует. Пожалуй, лучше всего пробивную и энергичную Жанну Александровну, а ленивого, недисциплинированного, но талантливого электронщика Азаряна – в замы по научной части. Иван Ильич даже улыбнулся от первого удачного хода на посту завлаба. Нехорошо, правда, отталкивать Михаила, но… если вспомнить о его прогрессирующей болезни, о затянувшейся диссертации – так вот какому совету последовала умница, первая помощница! – то… надо поступиться дружескими отношениями ради дела. Только так! Первым делом надо будет наполнить тощий портфель выгодными заказами. А заодно как-то всё же протолкнуть устаревший в ожидании кабельный поисковик. Придётся идти к газовому руководству не снизу через мощный слой чинуш с протянутыми руками, а прямиком к Миллеру. И сделает это он сам… нет, не сам, это обязанность первого зама. Тем более что зам – женщина и довольно симпатичная. Надо будет посоветовать ей, чтобы почаще поворачивалась к нему задом, и дело в шляпе. Иван Ильич даже хохотнул от простого решения, пришедшего на ум сметливому руководителю. Он хотел было наградить себя заслуженным досрочным завершением тяжкого трудового дня, привёл в порядок бумаги на столе, встал… и сел: а вдруг придут с приказом о назначении, а зачитывать некому. И вообще, надо привыкать работать по-деловому: утром – опаздывать, вечером – задерживаться. Плохо, что у него, как у всякого авторитетного руководителя, нет друзей, которые могли бы, не лукавя и не подлизываясь, подсказать, как поступить лучше, и поддержать в трудном начале. Был бы Дарька рядом, он бы непременно подсказал. Вместо этого болтается где-то, не ведая о сомнениях, раздирающих хозяйскую голову и душу. Пришлось заняться лазером. Увлёкся и проторчал на час дольше. Никто не пришёл: ни Жанна, ни с приказом.
-2-
Домой он шёл преисполненный чувства собственного руководящего достоинства, снисходительно поглядывая на понурых встречных. Особенно на пожухлых молодых людей, смеющихся и радующихся самим себе и не подозревающим, что большинству не суждено преодолеть даже четверти иерархической лестницы. Он, Иван Ильич Петушков, вопреки родовому запрету вскарабкался, наконец-то, выше и теперь может поплёвывать с высоты на копошащийся внизу трудовой человеческий муравейник. Да, дражайшая Элеонора Львовна, прогадали вы крупно со своим банкирчиком. Надо будет с первой же внушительной получки отслюнить ей на авто. Ему не жалко! А пока в кошельке почти пусто, и придётся экономить, чтобы не пришлось вместе с Дарькой пастись под базарными прилавками. Бедный богач ускорил шаг, но на повороте к дому пришлось затормозить. Между двумя внушительными стопами книг, перевязанных скотчем, стояла невыразительная девица в больших очках, из-за которых глядели на него увеличенные линзами и беспомощностью большие серые глаза. «Вот не повезло!» - подумал Иван Ильич, приближаясь. – «И чего ждёт? Шла бы!» - и твёрдо решил обойти серость дугой.
