Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
— Это, которого раскулачили? — спросил тогда Николай.
— Как хошь это назови, только нечего было раскулачивать, — ответил Геронт. — Он почти всё в колхоз отдал, которым тогда руководил твой дед Семён. Самую малость себе оставил.
— За что же его с сыном в Сибирь упекли?
— Упекли совершенно за другое дело. Банда у нас орудовала. Бредунов ею командовал, Бредун его прозвали, такой мужик был… А Антип Маркелыч, тот на два фронта работал: и с советской властью заигрывал, и Бредуну помогал — снабжал его провиантом, оружие укрывал.
— Теперь понятно, — проговорил Николай. — А дед ничего мне не рассказывал.
— Мал ты, наверное, ёще был…
— Может, и так.
— Оружие, — продолжал словоохотливый Геронт, — он во дворе прятал, под настилом коровника. Помню, за день или за два до ареста меня будит, а я на сеновале спал, и говорит очень тревожно, что у него предчувствие нехорошее от сна дурного, проявляет он беспокойство о закопанном на подворье оружии — вдруг найдут. Давай, говорит, часть в лес отнесём, закопаем. Ну, унесли мы три револьвера да два, кажись, карабина артиллерийских с патронами.
— Прямо в лесу и закопали? — спросил Николай.
— Ну не совсем в лесу чтобы. Мне так казалось, что он расставаться с оружием не очень-то и хотел. Его отец Маркел мельницу в своё время держал, после его смерти Антип Маркелыч её забросил — она на отшибе оказалась, переселился на хутор, ну а мельница ветшала, гнила, пока совсем не развалилась. Дорога туда зарастала… На эту мельницу он меня и привёл. Копай, говорит, под опечком. А там, кроме опечка, всё сгнило. Ну, выкопал я яму, туда мы оружие сунули с патронами и забросали землей.
— Сколько же времени с тех пор прошло?
— Сколько? Да годов больше с полсотни, должно быть. Антип Маркелыч сгинул, а про оружие я забыл. Вот только сегодня к слову вспомнил…
Перебрав этот разговор в памяти, Николай задумался.
«Запорожец» медленно ехал по безлесому пространству, отдалённо напоминавшему зарастающую дорогу. Место, где когда-то стояла старая мельница, Николай знал хорошо — подростком часто туда ходил по грибы. От мельницы ничего не осталось, кроме небольшой возвышенности, густо поросшей лопухами, крапивой, а по окружности спутанным мышиным горошком. Просёлок, заросший травой, внезапно кончился, упёршись в березовую рощу.
— Вылезай! — скомандовал Николай. — Дальше пешком пойдём. — Бери лопату, а я мешок захвачу.
— Ты меня действительно не разыгрываешь? — спросил Сергей друга. — Мы за чем-то дельным едем?
— Сам увидишь, — ответил Николай.
— Одни загадки, — пробормотал Сергей, открывая багажник и доставая сапёрную лопатку.
— Что ты сказал? — не расслышал Николай.
— Одни загадки, говорю, начались, как только я сел в машину на своей даче.
— Всё может быть, — ответил Воронин, думая о чём-то другом.
Оставив «Запорожец» под развесистой ольхой, Николай зашагал на запад, приминая высокую траву. За ним поплёлся Сергей. Лес был густой, и солнечные лучи с трудом пробивали листву. Трава была росная, и сапоги путников стали мокрыми.
— Долго нам топать? — спросил Сергей, споткнувшись о гнилую валежину и чуть не упав.
— Осталось немного, — ответил Николай и, посмеиваясь, добавил: — А ты привыкай к бездорожью. Это тебе не Арбат и не Тверская-Ямская. Раз собрался клад искать, надо привыкать ко всему. Ты ж не на автобусе в скит поедешь!
Сергей вздохнул:
— Клад кладом, а сейчас я не знаю, куда мы идём.
— На старую мельницу.
— Где черти водятся?
— Возможно. — Николай раскатисто рассмеялся.
Пересекли глубокий сырой овраг и выбрались на ровное место. Небольшие полянки чередовались одна за другой. На них росли орешник и калина, кое-где встречались пирамидальные деревца можжевельника.
— Здесь когда-то дорога проходила на мельницу, — пояснил Николай. — Видишь, не совсем заросла.
— Я бы не сказал, что здесь была дорога, — ответил Сергей и затаённо вздохнул — сапоги, которые ему подарил Николай, были большего размера, чем он носил, он натёр ногу, шёл, прихрамывая, и это обстоятельство нарушало его душевное равновесие.
Николай вывел его к реке. Она была не широкая, с крутыми берегами, поросшими колючей травой, цеплявшейся за одежду, ольховником, склонённым к воде и купавшим в ней ветви. Язовка здесь была глубокая: вода зелёно-чёрная, дремучая, как и окружавший её лес. Потом пошли большие поляны с открытыми солнцу опушками. Николай иногда нагибался и подбирал грибы, большей частью подберёзовики и волнушки. Клал их в предусмотрительно захваченный полиэтиленовый пакет.
— Сегодня опять на жарево будет, — довольно говорил он, кладя очередную находку в пакет.
Сергей тоже последовал примеру Воронина, и если находил гриб, подавал его приятелю, спрашивая при этом съедобен ли он.
— Ну вот, пришли, — сказал, останавливаясь, Николай.
— Где ж мельница? — спросил Сергей, оглядывая ровное пространство, поросшее кустами, берёзами и осинами. Под ноги в разноцветном цветении стелился мышиный горошек, такой густой и перепутанный, что в нём вязли сапоги.
— Мельницы, почитай, уж лет девяносто как нет — сгнила. Вот, видишь, сваи остались от плотины, — указал Николай рукой на обмелевшую реку, поперёк которой торчали чёрные, словно обглоданные столбы. — Здесь она была запружена. Рядом стояла мельница с избой мельника. — Он показал на островок густо росшего бурьяна, на метр выше, чем окружающая его трава.
Николай подошёл к бурьяну.
— Давай лопату! Расчистим место и будем искать то, зачем пришли сюда.
Ни слова не говоря, Сергей протянул ему лопату. Обрубая бурьян, Николай говорил:
— Геронт мне много порассказал о бывшем своем хозяине. Эта мельница принадлежала отцу Загодина. Когда в Верхние Ужи провели тракт, она оказалась на отшибе, и окрестные крестьяне стали возить зерно на помол другим мельникам, куда дороги были получше и поближе. Антип Загодин, как говорили, по этой причине мельницу забросил и во время Столыпинской реформы взял хутор. Перед тем, как его с сыном арестовали, он закопал со своим батраком здесь под опечком оружие. Вот это оружие мы и ищем.
— Как же мы его найдём? Столько земли надо перелопатить!?
— Чудак! Я ж тебе сказал — под опечком. А что такое опечек, городской житель? — Николай перестал срубать лопухи и взглянул на Сергея.
Тот пожал плечами и посмотрел на приятеля, ожидая объяснений.
— Опечек, — произнёс Николай с видом опытного учителя, объясняющему нерадивому ученику урок, — это основание, на котором стоит русская печь. Она же не на полу поставлена. Раньше вкапывали дубовые столбы или делали кирпичный фундамент. Сейчас мы посмотрим, как здесь было устроено.
