Юрий Герт - Грустная история со счастливым концом
— Вы могли бы не снимать объявления, — произнес он раздраженно.— Я сам разрешил Горожанкину это научное общество и не вижу здесь никакой опасности...
Тоскливые мутные огни, как фонари в густом тумане, вспыхнули в глазах Вдовицына.
— Совершенно никакой опасности! — повторил Эраст Георгиевич.— И потом,— продолжал он, однако уже не так резко, — и потом, Вдовицын, прошу вас не забывать: у нас есть принципы, в которых мы воспитываем наших учащихся: самостоятельность, активность, инициатива!..
Эраст Георгиевич запнулся, как бы ощутив всю бесполезность подобного разговора с Вдовицыным и однако желая что-то еще сказать... Но договорить ему не пришлось, потому что тут раздался стук в дверь, вежливый, но настойчивый, и вслед за ним, за этим вежливым, но настойчивым стуком, в кабинет Эраста Георгиевича вошел милиционер, а точнее — лейтенант милиции, все как полагается, при погонах и портупее, сочно похрустывающей при всяком его движении.
Козырнув Эрасту Георгиевичу и Вдовицыну, лейтенант, не мешкая, приступил к делу.
Беспощадным протокольным языком лейтенант обрушил на Эраста Георгиевича следущие факты. Такого-то числа текущего месяца, сказал он, было произведено ограбление такого-то магазина сети горпищеторга. Оперативным работникам органов милиции в результате розыска удалось напасть на следы группы участников преступления, и эти следы ведут в стены школы № 13.
Далее из рассказа лейтенанта выяснилось, что в магазине было похищено пять бутылок коньяка грузинского, марки «Самтрест», четыре звездочки. Они похищены со склада, куда через невообразимо узкое отверстие и забрался преступник. И он, этот преступник, передал указанные бутылки грузинского коньяка марки «Самтрест» двум своим соучастникам, находившимся снаружи. После чего, под покровом вечерней темноты, бутылки были вскрыты, содержимое — коньяк четыре звездочки — вылито в сточную канаву, а посуда сдана в пункт приема стеклотары того же магазина. Вырученные деньги плюс небольшая сумма, полученная у родителей якобы на марки, были потрачены на приобретение лимонада «Особый» и конфет «Ну-ка отними!»
Возможно, читатель уже догадывается, что одним из соучастников этого ограбления оказался Петя Бобошкин, угощавший Таню Ларионову названными конфетами. Двое других были его товарищами-первоклассниками, которые некоторое время назад тоже попали под влияние Михи Гундосого...
В заключение лейтенант сообщил, что родителям провинившихся будет сделано надлежащее внушение, а его, Эраста Георгиевича, он просит принять самые строгие и решительные меры... Говоря о мерах, лейтенант стал серьезен, ремни на нем заскрипели, а Эраст Георгиевич автоматически повторил про себя его последние слова. Впрочем, расстались они почти дружелюбно, только поспешно: зазвонил телефон, Эраст Георгиевич поднял трубку, Вдовицын же увел лейтенанта с собой, наверное, для более обстоятельной беседы.
Звонила Ферапонтова. Своим зычным, митинговым голосом — разговаривая с ней, Эраст Георгиевич всегда придерживал трубку на отлете — она попросила его принять экскурсию иногородних учителей, которая направляется к нему в школу для ознакомления с опытом внеклассной работы...
Разговор с Ферапонтовой впервые за этот день принес ему небольшое облегчение. Нет,— подумал он, кладя трубку на рычажок, — все еще, возможно, не так плохо... Но меры какие-то действительно необходимы... Без этого, видимо, не обойтись.
Не выходя из кабинета, он распорядился через секретаршу, чтобы учителя — руководители различных кружков — подготовились к встрече с гостями. Сам он все реже, все неохотнее покидал свой кабинет... Он стал мнителен.
При встречах с учителями в каждом взгляде чудился ему упрек, укор, в лучшем случае — сострадание...
Но когда робкие, застенчивые экскурсанты, подавленные всем, что довелось им раньше услышать об Эксперименте, возникли перед ним, Эраст Георгиевич почувствовал себя как актер, которому после долгого перерыва возвращена любимая, озарившая его славой роль.
И он сыграл ее вновь, сыграл блистательно, вдохновенно. Учителя ловили каждое слово, просили говорить помедленней, чтобы успеть записать или по крайней мере законспектировать его стремительную речь...
Впрочем, гости постепенно оживились, посыпались вопросы, возник довольно резкий обмен мнениями... Эраст Георгиевич ощутил, что экскурсию пора вести в классы, в учебные кабинеты, в залы и мастерские — всюду, где после уроков должны были заниматься различные клубы, общества и кружки.
Но вот что странно: уроки лишь недавно закончились, а школа казалась совершенно пустой, вымершей. Пусты были рекреации, пусты коридоры. Взгляд Эраста Георгиевича то здесь, то там натыкался на оборванный провод, на патрон от электрической лампочки... Он остановился перед Большим Стендом, надавил на кнопку — стенд не включился. Он глухо пробормотал что-то о перегоревших контактах и пошел дальше, уже не рискуя останавливаться, давая пояснения на ходу. Больше всего Эраста Георгиевича, однако, встревожил не стенд, а странное, гнетущее безмолвие, которое нарушали только звуки шагов торопливо следовавших за ним учителей. Он распахивал все двери подряд, заглядывал в классы — всюду было пусто... Эраст Георгиевич слышал позади уже удивленный ропот и шагал все быстрей, все размашистей. У него мелькнула догадка, что все заседают, работают в кружках...
Наконец, он достиг двери географического кабинета, дернул за ручку на себя — и увидел пустые столы, стулья... Никого, кроме преподавательницы географии, перевешивающей карты в полном одиночестве...
Он захлопнул дверь, сказал:
— Не будем мешать...— и повел экскурсию дальше. Он не знал, поверили ему или нет. Он почти бежал. По левую сторону одна за другой мелькали затейливо выведенные надписи: «Юные астронавты», «Внуки Жюля Верна», «Кружок «Электрон», «Клуб «Птеродактиль»... И везде, везде повторялось то же самое: пустые комнаты, одинокие учителя, а то и наглухо замкнутые дверные створки... Эраст
Георгиевич едва поспевал заглянуть внутрь, захлопнуть дверь, улыбнуться, предупредительно вскинув руки:
— Не будем мешать!..
Экскурсанты деликатно кивали, но в самых сочувственных кивках Эрасту Георгиевичу мерещилась усмешка.
Уже пройдя весь этаж, Эраст Георгиевич задержался перед классом, в котором, как показалось ему еще издали, улавливался какой-то смутный гул. Он рванул дверь — и остановился на пороге, потому что войти в класс было невозможно. Сюда нужно было не входить, а втискиваться, как в автобус в час пик.
Здесь впритирку сидели на партах, толпились вдоль стен, гроздьями свисали с подоконников, плотно прессовались в проходах... А у доски, посреди маленькой свободной площадки, Эраст Георгиевич увидел Женю Горожанкина. Крайне заинтересованные, учителя напирали на Эраста Георгиевича сзади, пытаясь заглянуть, разглядеть что-нибудь через плечо. Он молча и с торжеством отступил в сторону, разрешая им полюбоваться чудом, которого можно достичь свободным развитием активности и инициативы учащихся...
