Маргарита Хемлин - Дознаватель
Довид остановился, уперся глазами в землю, сказал:
— Не отдашь назад?
— Не отдам.
— Окончательно?
— Окончательно.
Довид без перехода сказал дальше:
— Тебя Малка за гроши мучала. Зусель сказал, где гроши закопал. Надо пойти — откопать. Тебе отдам. Ты государственный человек, употребишь по закону.
— Что за гроши? Откуда у Зуселя?
Довид отмахнулся.
На кладбище у могилы Малки стоял Зусель. В красной железнодорожной фуражке, правда, с отковыренной кокардой, но в остальном непоношенная. Занимался своим обычным делом — молился. С-под фуражки набекрень чернела ермолка.
Я толкнул в бок Довида:
— Ну, Зусель фраер! А я думал, старый картуз только с головой у него снимется!
Довид показал на Малкино постоянное место упокоения:
— Она купила. У нее кофта оставалась, еще с до войны, поменяла. Зусель, как его Евка с Чернигова приволокла, хватался за пустую голову и сильно кричал, чтоб закрыли. Малка и принесла ему. Сильно он полюбил. Первые слова его, когда опять заговорил: «Меня Малка закрыла».
Довид присел на скамеечку. Закачался, как Зусель, повторял за ним слова.
Ну что, Зусель на меня ноль внимания. Зыркнул вроде на незнакомого. Даже слова не прервал.
Я спросил Довида:
— Скамейку кто делал?
Довид ответил без задержки:
— Сунька. — По-хозяйски огладил сиденье. — Гладкая, как колено. На совесть сделал. — И языком прицокнул от удовольствия.
Старики молились долго, под конец Довид встал рядом с Зуселем.
Я прилег невдалеке на траву между могилами. Ждал, пока закончат голосить и так далее.
Довид рассмотрел меня в траве не сразу.
Позвал:
— Михаил! Где ты?
Я отозвался.
Старики пошли на голос.
Я говорю:
— Лягайте. Травичка мягкая, где еще полежим спокойно, как не тут? Тенек, птички поют. Чистый рай.
Довид присел на траву первый. За ним и Зусель прилег.
Я приступил:
— Ну, товарищи, давайте теперь сначала. Рассказывайте, кто может. Первое слово тебе, Довид Срулевич. А там посмотрим-послушаем, вдруг и гражданин Табачник подтянется языком своим. Хорошо, что при Малке получится разговор. Она и в гроб пошла с думкой про меня, что я гроши украл или как.
Довид посмотрел в сторону Зуселя. Тот лежал на спине. Дремал. Козырек торчал в самый верх. Фуражка даже не ссунулась — сильно врезалась в голову. Маловатая. Вроде вросла.
Я показал пальцем на голову Зуселя.
— Не больно ему? Давит.
Довид уверенно ответил:
— Не мешает. — Помолчал, оглянулся на все боки, кинул глаза на небо, потом на землю под собой.
Я спросил:
— Что ты кругом смотришь? Кто напугал?
Довид усмехнулся. И я подумал, что он проснулся только теперь, в данную минуту. После Евсея, после Бэлки, после всего. Лицо у него разгладилось. Даже помолодело. Насколько можно. Ясно ж, обманчивая видимость, но я обрадовался. Ему еще Вовку с Гришкой тянуть и тянуть.
Я подбодрил:
— Не журись, Довид Срулевич. Государство не оставит. Добрые люди также помогут. Вот Сима с Сунькой, и сам Файда к тебе с заботой. И Зусель поправляется. На светлый путь выходите. С потерями, конечно. Но выходите. И я под боком. И Любочка. Согласен?
Довид согласился.
Но с трудом выговорил:
— Я за Ёськой не скучаю. Плачу горькими слезами, аж задыхаюсь. А не скучаю. Я после этого кто? Скажи, Миша.
— Я тебе скажу честно. Не скучаешь, потому что рассудил и пришел к правильному выводу. Ёське у нас с Любочкой лучше. По возрасту он родителей уже забыл. По крайней мере они ушли на второе место. Мы ему теперь самые родные и близкие. И ты, как грамотный человек, это отмечаешь в своих мыслях. А старшенькие — им забывать тяжелей. Им — с тобой лучше. И ты после этого — человек со здравым размышлением. Значит, с тебя в дальнейшем будет толк.
— Может… Ты правда так считаешь? Есть возможность жить?
— Есть. Точно есть.
— Я сразу после Евсея и Бэлки сомневался. А теперь вроде и не сомневаюсь. Я плохо тебе хотел. Сильно плохо. В мозгах у меня засело, что ты виноватый. А ты ж не виноватый?
— В чем? — Я чувствовал, что сейчас пойдет нужная мне ниточка. Надо ее потянуть. Самостоятельно Довид не справится. Тонкая работа. — Тебя дурманом обкурили. С одной стороны Зусель, с другой — Лаевская. С Зуселя спросу нету. Религиозный пережиток. А Лаевская свою корысть соблюдала. Правильно? Я все знаю, ты мне только подтверди. Мы по косточкам разберем. Как рыбу разделаем. Чистый фарш будет. Прожуем и не подавимся. Не подавимся, Довид! Тебе хлопцев поднимать, подумай!
Довид смотрел на мои ноги. Сандалии на мне запылились, в дырочки набилась земля. Широкие гражданские брюки задрались высоко, и моя белая нога в волосах выглядела некрасиво.
Я поправил штанину. Отряхнул.
Сказал для перемены:
— Я, Довид, без формы. Жарко. И свободней. Люди не ожидают, что я их к чему-нибудь привлеку. Хоть если совесть чистая, так милиционеру только радуются. Внушает спокойствие. Тебе как, в форме я больше нравлюсь?
Довид заметил без участия:
— А я смотрю, ты без сапогов. Летом без сапогов прохладней. И в доме не грюкают. Евсей любил грюкать. Дети просили — он и грюкал. Чечетку бил.
Зусель зашевелился. Я повернулся в его сторону.
Он открыл глаза, что-то сказал по-еврейски одним словом, с вопросом.
Довид погладил его по фуражке:
— Спи, Зусель, спи. Шлофн.
Я приступил к Довиду вплотную:
— Давай дальше. Не сбивайся с курса. Курс твой правильный. На искоренение допущенных ошибок. Тем более я теперь не при исполнении. Ну! — Я для близости сильно тронул его за плечо.
Показания он дал следующие.
После войны в Чернигове поселилась Лаевская. Басин ее знал наглядно как интересную женщину.
Однажды он увидел Евсея, который прогуливался с этой дамочкой в неположенном месте — возле Еловщины, где начинается лес. Причем гуляли они близко под ручку, фактически вплотную. А Басин в лесу находился по делу: с неким товарищем воровали древесину на дрова по договоренности с лесником. В сложившихся обстоятельствах Басин не мог себя обнаружить и отложил выяснение до удачного случая в спокойных условиях.
Встретил Евсея с работы и спросил, или у него есть совесть. Растерянный Евсей ответил: имеется. Басин спросил, как же при наличии совести муж его Бэлки гуляет с чужой женщиной под ручку от посторонних глаз в лесной местности?
Евсей смекнул, что тесть настроен скандально, и заверил, что получилась роковая ошибка. Дамочка — есть негласный сотрудник милиции, и у них в лесу состоялась явка. Но говорил сбивчиво и без напора. Тянул подальше от здания милиции и оглядывался, вроде его режут на месте.
