Маргарита Хемлин - Дознаватель
Довид не то что молчал. Он выл и плакал. Выл и плакал. И катался по земле. И землю ел. И харкал. И опять ел.
Но в тот момент меня именно по-человечески интересовало другое.
— Узел тебя Евсей научил завязывать?
Довид лежал недвижимый. Грязный, мокрый от усилий и еще чего-то. Испуг получился у него страшный, конечно.
Не ответил.
Простой вопрос. Из бытового обихода. Хороший вопрос для перехода к серьезному.
Я вопрос повторил настойчивей.
Довид кивнул.
— Брешешь, тут надо ловкие пальцы. У тебя скрученные и толстые. Бэлка тебе примочки готовила против скрипа в суставах. Евсей рецепты по знакомым собирал. Знаю я, кто развязывал-завязывал. Гришка. Гришка, ясно. Его, наверно, Евсей учил. Не отвечай! Надо ж дойти! Родной дед родного внука несовершеннолетнего привлекает к подготовке преступления. Зачем в сидор полез? Гроши искал? А если б они у меня и были от Зуселя, я не дурак, чтоб таскать за собой в сидоре. Тем более никаких ваших грошей я и в глаза не видел. Между собой ищите. Плохо вы все сговорились.
Довид молчал.
Попытался подняться. Я ему помог. Развязал руки. Напялил рубаху. Спросил, где речка — ему слегка помыться, простирнуть штаны.
Довид на меня смотрел спокойно. Я его понимал. Дело сделано. Не вышло как надо. Но дело сделано.
Финку я крутил в руках, пока беседовал. Когда поднимал-одевал Довида, положил орудие покушения на траву на отдалении.
Установил старика крепко на ногах.
Говорю:
— Вон финка валяется. Хочешь, дам тебе. Хочешь, тут кинем. Может, еще попытаешься? Ночевать буду у вас. За хлопцами соскучился. Книжку им почитаю на сон. Ночью попробуешь. Я спать буду крепко. Устал с тобой варнякать. Ну?
Ответа не ожидал. Взял финку, засунул Довиду в карман штанов. Гидко в такие штаны рукой залазить. Но ничего.
Довид шел медленно. Сомневался, в какой стороне речка. Но нашел скоро.
В сумерках мылся. И я тоже.
Выжал насухо Довидовы штаны. Пока дошли домой — совсем обсохли.
Ночь прошла, как я предполагал, удачно. Хлопцы возились со мной до упаду, книжку слушать отказались, я им рассказывал устно истории из нашей с Евсеем службы.
Зусель храпел за занавеской.
Довид ночевал на дворе.
Финку из кармана при мне не доставал. Куда дел ее, я не следил. Не имело роли.
Я твердо знал: утром расскажет правду. Про все.
С самого утра пришел Файда. Мы еще спали. Зусель только не дрыхал. Молиться начал до рассвета. То есть с ночи. Мычал, конечно, не словами молился, а как получалось в связи с его положением.
Я тихо крикнул ему за занавеску, чтоб поосторожней — хлопцев перепугает.
Файда явился веселый, объявил окончательную побудку.
Я разозлился.
— Мирон Шаевич, дети спали крепким сном, а от вашего крика очнулись.
Файда смутился, стал объяснять, что принес от Симы гостинцы в горячем виде и хотел, чтоб вовремя успеть к столу. К тому же полвосьмого утра, и все уже на рабочих местах в поле или в учреждениях.
Говорю:
— А вы что ж? Делать вам нечего? Суньку б прислали. Или комсомолок его.
Общий вид Файды вывел меня из себя. Рубаха расхристана до пупа. Ремень затянут под животом. Стоит себе с портфелем, большой начальник. А в портфеле — Симкина готовка.
Я встал, несмотря на то что фактически голый, подошел и взял портфель из рук Файды. Вытащил на стол завернутые в газету продукты, бумага промасленная, запах идет сильный — вроде оладьи, дируны на сале. Развернул. Так и есть. Взял один, запихал себе в рот.
— Сначала сам попробую. Вдруг вы отравили. Или Сима. Или Сунька. Вы ж тут все меня ненавидите. А я как рассуждаю: сдохну — пускай. Лишь бы хлопцы живые остались. Дети — ни при чем. Правильно?
Файда застыл. Потом ручками задрыгал. Пуговички у него на рубахе в петельки не входили. Как ни старался застегнуться от пупа до горла.
— Михаил Иванович, что вы говорите… Какая отрава… Без оснований обвиняете. Я от сердца. И Сима тоже. И Суня. Отрава…
Моя шутка слишком его задела. Конечно, сказалось текущее время.
Но испуг Файды натолкнул меня на новую мысль.
— Мирон Шаевич, а чего вы вчера не пришли? Неужели Сима не доложила, что я у Довида?
— Доложила. — Файда пуговички застегнул — через одну. А под горлом так руку и держал. Не было под горлом пуговички. Не было. — Я и шел уже, под самый вечер. Увидел, что вы с Довидом куда-то направились. Издали увидел. Не сблизка. Сблизка я б подошел, хоть поздороваться. А издалека — чего мешать. Я мешать не люблю. Не лезу. Никогда не лезу. Ну. А вы далеко. Идете себе и идете вперед. Я развернулся и обратно домой двинулся.
— Вперед-назад бегаете, как пацан. Почему не крикнули?
Я сохранял спокойствие и ел стоя. Сало шкварочками прилипло к дируну со всех сторон, и я облизывал пальцы. Некультурно, но какая культура в данный момент?
Файда покраснел. Махнул рукой — не той, которой за горло держался.
— Михаил Иванович. У вас прямо подозрительность. Подозрительность, а не основания. Делаете из мухи слона. Может, я в уборную захотел и не смог бежать за вами. А потом вы удалились с глаз. Бурьян. Будяки. Колючки разные. Вы с Довидом буквально напролом шагали.
Гришка и Вовка давно слушали и прыскали в кулаки. Особенно насчет уборной.
Я им выдал по дируну, но приказал рядном, которым укрывались дети, не утираться. В крайнем случае облизывать руки вплоть до локтя.
Хлопцы ели весело, я на них любовался.
Подал голос Довид.
— Мирон, рот закрой. Иди домой или куда тебе надо. Спасибо за еду.
И так сказал, что Мирон аж выветрился из хаты. Портфель, правда, хапнул. Не забыл. И горло не отпустил.
Довид пошел на двор.
Я за ним.
Он неодетый, и я.
Говорю:
— Не за финкой, а, Довид?
— Нет. Я ее в уборную вчера бросил. Хочешь, поищи в дырке.
— Надо будет — поищу. И найду. И не в таких местах находил. Я руки запачкать не брезгую.
— Что со мной сделаешь?
Довид спросил спокойно. Не удивительно, что он не переживал. Испуга не было. Что-что, а испуг я различаю.
Я ответил, что делать с ним ничего не намерен. Мне только надо, чтоб он не считал меня за дурака. Вот моя исключительная просьба и приказ по-хорошему. А что он на меня с финкой кинулся, так всякое бывает. На меня и Евсей однажды кидался. С пистолетом. Выпивши мы были. Поспорили из-за политики.
Довид кивнул.
— А у нас с тобой, Довид Срулевич, не политика. Не она между нами стала. А стала между нами гражданка Лаевская Полина Львовна. Умный и коварный враг.
Довид и тут кивнул.
Я продолжил:
— Сейчас мы с тобой умоемся, и все такое подобное. Хлопцев умоем. Поедим. А потом пойдем на Десну с детьми. И Зуселя возьмем. Пускай все в Остре видят, что мы с тобой заодно. А разговор пока отставим.
