Тимофей Круглов - Август
Петров выслушал последнее указание навигатора, встроенного в свой айфон, послушно «круто повернул направо», проехал еще сто метров и остановился у дома Ивановых. Выпрыгнул Андрей Николаевич из своей «Джетты», подпрыгивая и нарочито задирая коленки, пробежался вокруг машины, открыл дверцу Люсе. Та, дама не гордая, но перед незнакомыми людьми форс держала, приняла руку мужа, выплыла герцогиней из автомобиля, церемонно поклонилась открывающему ворота хозяину. Хозяин, впрочем, был в рубашке с короткими рукавами, узлом завязанной на загорелом круглом животе, хороших, но уже бледно-голубых от старости джинсах и кожаных шлепанцах на босу ногу.
Заскрежетали несмазанные (редко гости приезжали сюда) ворота, грозно, с подрыкиванием, предупредила о себе, натянув поводок, привязанный к березе, Марта. Вспомнил Иванов, как еще всего-лишь или наоборот, уже целых пять лет назад стояли они с Катей, обнявшись, в этом зеленом проулке между елками, смотрели на старый огромный деревянный дом, заросший вокруг бурьяном, на небо высокое-высокое над головами и верили — вот она — Родина. Конец пути. Вот и Петров с Люсей обнялись и оглядывались так же, хотя, им то что, они давно уже дома. А может быть, и в самом деле, только сейчас?
Катерина выбежала с веранды навстречу гостям — знакомиться. Иванов с Петровым обнимались, хлопали друг друга гулко по спинам, матерились то по-латышски, то по-эстонски, поскольку Люсе все равно было не понять. Катя, правда, кулак им показала после одного особо цветистого выражения, но тут же махнула рукой, повела Люсю знакомиться с Мартой. А у Люси кусочек сыра в руке, заранее приготовленный. Очень ценила Марта такое уважение! А потому перестала с поводка рваться, приняла угощенье, лизнула длинным языком розовую ладошку Люсину и вопросительно посмотрела на Петрова.
Мужчины, еще возбужденные встречей, представили друг друга женам, Андрей Николаевич хлопнул себя по лбу и сбегал в «Джетту» за своим кусочком сыра для Марты.
— «Свои»! — разрешил Иванов овчарке принять лакомство. Марта уговаривать себя не стала, обнюхала придирчиво Петрову брюки, ловко сняла языком с крепкой, приятно пахнущей ладони аппетитный ломтик. Иванов отстегнул карабин поводка — теперь можно было не опасаться за целость гостей — Марта хоть и умница, но пока хозяева с новыми в доме людьми не познакомят, никого даже к забору не подпустит, хоть ты королева английская!
Пришел черед Толюшки, в праздничной неразберихе забытого пристегнутым в машине, и теперь басовито требующего выпустить его на свободу. Женщины ахнули, побежали к машине, продолжая на ходу какой-то свой, из междометий и жестов, только им понятный разговор — видно было — понравились друг другу. Из полутени посверкивали прищуренные, внимательные глаза Круглова, — сидя на старом кресле в углу веранды старик придирчиво оценивал Петрова и Люсю, сравнивал с рассказами Кирилла и собственной выдумкой.
Обцелованный и поставленный наконец на землю младенец, крепко потопал по травке ножками в новых сандаликах и сразу направился к Марте. Люся напряглась было, но Петров предупреждающе взял ее за локоть, кивнув на совершенно спокойно наблюдающих эту картину Ивановых. Марта сама подошла навстречу ребенку, обнюхала, облизала ему носик-пуговку и спокойно улеглась рядом, не обращая внимания на попытки Толика тут же оседлать такого чудесного мохнатого коня. Оседлать, по причине маленького еще роста, не получилось, — мальчик только перекатился через крупную даже для своей породы собаку, но, кажется, кататься с горки на горку ему понравилось еще больше.
— Самовар! — спохватился вдруг Иванов, и снова веселая суета воцарилась на солнечной лужайке перед домом. Заваривался чай и кофе, нарезались бутерброды; из холодильников на свет Божий извлекались салаты, разгружался багажник «Джетты» и вынимались отовсюду всякие, заранее приготовленные, взаимные дары.
— Сначала пьем чай, кофе, потом покажу вам ваши комнаты — они наверху, — довольно распоряжался Иванов, красуясь картинно в подаренной Андреем соломенной шляпе, вывезенной откуда-то совсем уж издалёка. Круглов немножко поглядел еще на гостей из окна дома и, незамеченным, скрылся у себя, на соседнем дворе, что-то прижало сердце некстати.
* * *— Майор Архаров-Анчаров-Гильмутдинов по вашему приказанию прибыл, господин Поручик! — с усмешкой на внезапно побледневшем лице отрапортовал Иванову Саша. — Разрешите войти? Разрешите присутствовать?
— Присутствовать?! Ты, Санёк теперь жить здесь будешь! — тихо произнес Иванов. — Роман Дюма. «Двадцать лет спустя». Фантастика! Где ж тебя черти носили, дружище?
— Где носили, там больше нет, Алексеич. Там один Толян остался. Нет, не один, с молодой женой. Хорошо, что вместе они. Поодиночке было бы хуже.
— Да, хуже. Я ждал его. Вас. Ты вернулся. Рассказывай.
Не сговариваясь, мужчины отошли в сторону и побрели по траве в дальний угол участка, там, под высокой раскидистой елью, лежало толстое — полметра, не меньше, диаметром, ошкуренное бревно — вместо лавки.
Заливалась смехом Глаша, голосили детишки, частил скороговоркой что-то веселое Кирилл, сновала, помогая Кате заново накрывать на стол Машенька, бродили вокруг дома, обнявшись, как пионеры, Петровы.
Иванову вспомнилось почему-то именно сейчас, как начинался когда-то у Круглова его первый роман. Иванов тогда забраковал этот пролог, а запомнить — запомнил:
2010. У нас осталось по одному магазину. Да и те неполные. Мы лежали, курили, подложив под себя автоматы, так, чтобы не на виду. Кололась скользкая, теплая хвоя. Муравьиная тропка перед глазами огибала гранитный валун под раскидистой елью. Собирался дождь. Так что, небо было совсем не такое, как у Бондарчука над Аустерлицем. Было оно низкое, нежно-влажное и лишь чуть-чуть голубое.
— Петроградское небо сочилось дождем… — процитировал я Блока.
— Да и хрен с ним, с дождем! — неожиданно громко отозвался Михаил Иванович. — Надо было скотину выпустить на двор, а то сгорит еще…
— Надо было. Много чего надо было, Миша, в этой жизни. — Так все-таки есть ТАМ что-то, а? — Михаил мрачно кивнул наверх, поймав острым лицом первую дождинку, прямо на татуировку на веках.
— Скоро узнаем, — хохотнул я неожиданно для самого себя.
Не пели ни птицы, ни пилы в настороженно притихшем поселке. Пара коротких очередей наугад, да короткие матюги со стороны перебегавшей железнодорожное полотно редкой цепочки. «Джулай морнинг», короче.
Потерял я свирель.
На берегу Оредежа.
Дослав патрон…
— Приморские партизаны, что ли навеяли? Вот ерунда какая в голову лезет, — сам себя выругал Иванов и ожидающе посмотрел на Сашу.
— Толян тебе велел передать, если что с ним случится: «генерал Щербатый».
— Знакомая фамилия.
— Его надо завалить, Поручик.
— Мало навоевался?
— Его надо валить, Валера, иначе всем плохо будет. С него все началось — еще в круизе.
Иванов глубоко вздохнул, перехватив горло ладонью, и поморщился. Потер сердце, поискал сигареты. Сидел, курил вместе с майором, оба молчали.
— Я до него еще в 91-м пытался дотянуться. Тогда было проще, в неразберихе. Не получилось.
— Что, еще тогда ты его знал?
— Еще тогда. Я, да Чехов. Да Толян. И Таня.
— Тогда тем более. Я сделаю, Валер, ты не боись, я умею.
— Близнецы, Саша.
— А тем более, Валера.
— Я узнаю, где и когда удобнее.
— Спасибо, Поручик.
Неслышно материализовалась из кустов таволги у забора Марта. За ней, спотыкаясь, пытаясь успеть за овчаркой, семенил щенок.
— Дара, а ты здесь откуда?!
— Я ее с собой взял, чтоб не скучала. Марта ее терпит, пока та маленькая, — виновато пробормотал Кирилл, показавшийся следом. Только не из кустов, конечно, от дома подошел.
— Чего грустите, бойцы? — Полковник посмотрел в хмурые лица постаревших друзей и понятливо закивал головой, — Ну да, ну да.
Опять за старое, жопой чую, извините за грубость. Вокруг жёны, дети малые, солнце, лес, река под боком, счастье немеряное, а вы опять планы строите, не успев по сигарете выкурить при первой же встрече?
Кирилл сердито запыхтел трубкой и заходил длинными шагами вокруг бревна, о чем-то раздумывая.
— Понял! — хлопнул вдруг полковник себя по лысине, шлёпнул звонко, как комара приговорил. А может, и правда, комар — много их было почему-то этим летом.
— Что вы поняли, товарищ полковник? — неожиданно неприязненно и жестко спросил Саша.
— Ну не надо, не надо только на меня Толяна с Дашей вешать! — расчетливо вспылил Кирилл.
— Кирилл, ну, бросьте вы, право, театр устраивать, уже второй год на пенсии, — недовольно пробурчал Иванов. А майор Анчаров, не меняя позы, внезапно превратился в пружину, готовую взлететь мгновенно и впиться сталью в горло любому противнику. Полковник даже сделал шаг назад непроизвольно, а Валерий Алексеевич успокаивающе придержал друга за сухой локоть.
