Карен Фаулер - Ледяной город
— Мне кажется, я знаю, кто построил эту стену. — Энди показал на высокий каменный полукруг на дальнем конце поляны, но не поделился своей догадкой.
В укромном месте между корнями деревьев кто-то устроил святилище: четыре изображения Девы Марии и одно — Будды, несколько разноцветных осколков стекла, пыльные матерчатые цветы, ракушки, пять красных свечей.
— Сюда иногда ходят монахини, — сказал Энди. — Одна из них — медиум. Беседует с деревьями.
— И что ей говорят деревья?
— Всякую чушь. Сюда вообще приходит много народу, проводят свои ритуалы. Сколько раз я их разгонял! Черная магия, исцеления. А старшеклассники здесь занимаются сексом. Место тут такое, — (Точно старшеклассникам было не все равно, где заниматься сексом.) — После одиннадцатого сентября я немного забеспокоился: вдруг они нацелятся на нас, увидев на картах Холи-Сити, «Священный город»? Но теперь я считаю, что теракты устроили не те, на кого все думают. Теперь я считаю иначе.
— Вы совсем как моя мамочка, — сказал Мартин.
Со всех сторон вздымались спокойные зеленые холмы. Вдали виднелась радиовышка — но никаких домов или дорог. С другой стороны каменной стены послышался шум приближающегося, а потом, без задержки, удаляющегося автомобиля. Они оказались в полной глухомани. Кто бы мог подумать, что в Калифорнии еще остались такие уголки?
Рима попыталась представить, как выглядел раньше актовый зал. Как ее отец, еще совсем молодой, и Аддисон паркуют свои машины и входят внутрь, чтобы впервые встретиться.
Энди сказал, что единственное, кроме фабрики, строение, оставшееся от Холи-Сити, — это особняк Райкера на другой стороне дороги. Констанс переселилась туда под конец жизни, хотя и признавалась, что не чувствует себя вправе делать это. Будто отхватила больше положенного только за то, что пережила всех остальных. Теперь дом лишь изредка занимали сквоттеры, он приходил в упадок.
— Я бы показал вам его, — вздохнул Энди, — но это частная собственность. Туда нельзя входить. Но все равно смотреть там нечего. Все вещи Констанс вывезены уже давно.
Они уже брели обратно по тропинке, прокладывая путь сквозь грязь.
— Констанс писала моему отцу о человеке, который умер здесь, в Холи-Сити, — сказала Рима. — Это сочли самоубийством, но она была сильно обеспокоена. Может быть, вы что-то слышали? Его звали Боган.
— Да чего только здесь не было! Поджоги, кражи, убийства. Во время Второй мировой вышел спор насчет пожарных лестниц — где и как их ставить. И один человек до смерти забил своего соседа железным прутом. По-моему, полиция сюда не совалась. Констанс говорила, что Райкер не пропускал ни одной попавшей в трудное положение девицы. А отказ от секса — это было для других, не для него. Наверное, она видела в нем сексуального хищника, хоть и не утверждала этого прямо. Его коньком были одинокие девушки.
Рима была одинокой девушкой. Но она тут же выбросила эту мысль из головы.
— В молодости Райкер был очень даже ничего, — сообщил Энди; Мартин фыркнул. — Да, на фотографиях этого не видно. Но во времена Великой депрессии он устраивал митинги с раздачей бесплатной еды. Констанс пришла на такой митинг именно из-за еды.
Рима поднялась по ступенькам вместе с Энди и Мартином. У входа она было заколебалась: ее кеды были все в грязи. Но Энди тоже испачкался и тем не менее стал взбираться по лестнице.
— А можно посмотреть письма, которые хранились у Констанс? — спросила Рима.
Собственно, за этим она и приехала. Все остальное, все нагромождения лжи, которые выдала она и заставила выдать Мартина, служили этой цели.
— Тут такая история… — Энди остановился и, прищурившись, взглянул на Риму сверху вниз; под лучами солнца хвост русалки мерцал зеленым светом, на стенах были видны радужные отблески. — Я отдал их женщине, которая сказала, что она дружила с Констанс. Два дня назад. Целую коробку. Пришлось помочь ей погрузить все это в машину.
— А эта женщина назвала себя?
— Сказала, что он, — Энди кивнул в сторону Мартина, — послал ее. Постарше вас. С такими безумными глазами. Вроде как они с Констанс были старыми знакомыми.
Рима держала дверь открытой. В зал влетела муха и стала, жужжа, упорно биться о запыленное стекло.
— Честно говоря, она внушала больше доверия, чем вы, ребята, — любезно сказал Энди.
(2)Мартин с удовольствием и в подробностях рассказал обо всем за обедом. Он не забыл упомянуть, что один обитатель Холи-Сити убил другого из-за пожарных лестниц, что мы еще не знаем в точности обстоятельств трагедии 11 сентября и, возможно, никогда не узнаем, что деревья — любители поговорить, но крайне скучные собеседники. Риме почти нечего было добавить.
— А я говорил, что мне пришлось прикинуться Максвеллом Лейном? — спросил Мартин, поддразнивая свою мать, поскольку повторил это три раза и более того — вел счет. Это было одно из самых удачных мест в его рассказе, наряду с говорящими деревьями.
Тильда приготовила креветок, плов и брокколи с миндалем. Никогда еще Рима не видела ее такой счастливой. Тильда внимательнейшим образом слушала Мартина и смеялась в нужных местах. Один лишь раз — когда речь зашла об 11 сентября — она вступила в разговор, заметив, что башни падали так, будто их взорвали, а не протаранили самолетами.
— Что ты хотела заполучить? — поинтересовалась Аддисон у Римы.
— Письма, которые хранились у Констанс.
— Зачем?
И правда, зачем? Затем, что Оливер поступил бы именно так, и мир не может измениться только потому, что Оливера больше нет?
— Мой отец отправил ей письмо уже после моего рождения. Я хотела его видеть. И еще — свистящий человек. Констанс писала Максвеллу о нем. И в «Ледяном городе» он тоже есть. — Рима набила полный рот креветок и продолжила: — Некоторые из писем Констанс Максвеллу куда-то подевались.
Она надеялась, что с креветками во рту эти слова не прозвучат как обвинение. А про Санта-Клаусов она спросит позже — не всё сразу.
Аддисон заметила, что сбор и каталогизацию писем лучше предоставить специалистам. Так, например, Калифорнийский университет в Санта-Крус сделал ей постоянно открытое предложение относительно ее бумаг. Он также приобрел письма Теда Хьюза его любовнице, написанные во время брака с Сильвией Плат.[66] Перед смертью Хьюз заявил, что не хочет делать эти письма достоянием публики; с другой стороны, они весьма интересны ученым. Для Аддисон ученые были обычными сплетниками, только со степенью. Она хотела поглядеть, как они будут обращаться с коллекцией Хьюза, прежде чем что-то решить насчет своих бумаг. Большую часть всего этого она высказала очень громогласно.
Тильда дала Беркли кусок брокколи, чтобы продемонстрировать ей необходимость быть осторожным в своих желаниях. Беркли уволокла его в гостиную и спрятала под кресло. Два дня — пока Тильда не обнаружила овощ — Беркли кусала каждого, кто пытался сесть в кресло. Она не хотела есть брокколи, но в то же время продолжала считать его своей собственностью.
— Знаешь, — сказала Аддисон, — если о том самоубийстве я узнала из писем Констанс, тогда я могла бы положить эти письма в коробку «Ледяной город». А не в коробку «Максвелл Лейн». Если хочешь, Тильда принесет тебе материалы по «Ледяному городу». Ты все равно не узнаешь больше, чем знала Констанс.
Мартин с Тильдой общались настолько душевно, что он даже попросил чашку чаю.
— Какого? — вставая, спросила Тильда.
— Что-нибудь необычное.
Тильда выбрала для него чай с высоким содержанием кофеина — для бодрости. Обед получился ранним, чтобы Мартину не пришлось ехать поздно. Вечерело, свет убывал быстро, на западе уже преобладали серые тона. День был сравнительно мягким, однако ночь обещала быть холодной. Хорошо, что шоссе просохло.
Аддисон предпочла ромашковый чай, собираясь сразу после обеда отправиться спать.
— Наверное, — произнесла она, вынимая пакетик из чашки и погружая его обратно, — если бы я сочла это убийством, то связалась бы с полицией. Что бы там ни говорила Констанс, вряд ли меня бы это убедило.
— По словам Энди, полиция не совалась в Холи-Сити, — вставил Мартин. — Может, вы обратились в полицию, а они ничего не сделали?
— Я не настолько стара. Я бы помнила об этом.
То была единственная резкая реплика за весь вечер, но никто не стал нарываться. Рима похвалила себя за то, что так удачно все организовала. Она пригласила Мартина в «Гнездо» и уговорила его остаться ночевать. Она потащила его в Холи-Сити и заставила выдать себя за Максвелла Лейна, и теперь Мартину было чем поделиться.
— Так кому же отдал Энди письма, которые были у Констанс? — спросил Мартин.
— Памеле Прайс, — ответила Рима. — Кому же еще? Женщина с безумными глазами, которая внушает больше доверия, чем мы. Памела Прайс.
