Елена Колядина - Кто стрелял в президента
Сталина Ильясовна слушала Любу с выражением страдания на лице.
— Ой, чего вы так расстроились? — сказала Люба. — Вам жалко, что ли, меня стало?
— Тебе, наверное, неприятно, когда окружающие тебя жалеют?
— Ерунда какая! Лучше пусть человек будет жалостливым, чем безжалостным. Верно?
— Конечно, — согласилась Сталина Ильясовна. — Ты очень мудрая девушка.
— Мне вообще все время добрые люди встречаются. Николая вот встретила…
— Он тебе нравится?
— Я его люблю.
— Что он за человек? Чем занимается?
— Точно не знаю, мы недавно познакомились. Вроде бы эколог. Он к нам в город приезжал с рыбой проблему решать. А тут я — прямо на голову ему свалилась!
— Счастливая встреча. Ты сыта?
— Спасибо!
— Пойдем заниматься?
Люба благоговейно въехала в комнату с роялем.
— А гармонь у вас есть?
— Нет.
— А у меня дома и гармонь, и балалайка.
— Если тебе понадобится, я приобрету балалайку и найду аккомпаниатора.
— Не надо. Рояль мне тоже нравится.
— Для начала спой то, что знаешь, на свой выбор. Нужно определиться с твоим диапазоном, с амплитудой голоса, с интенсивностью, с окраской. Чтобы составить наиболее эффективный план занятий.
Люба обвела глазами сухие розы, благозвучные хрустальные чаши и сервизы за выпуклыми стеклами, солнечный квадрат на янтарном полу, и, устремив взгляд в таинственную даль, затянула:
— Ветер на белом коне, солнцу вдогонку…
— Пиво холодное, — сказал Николай бармену. — Целый день по жаре мотался.
— Ноль два, ноль пять? Закуски к пиву будете? Салат?
— Все давай. Пива один бокальчик, я за рулем.
— Телевизор не громко?
— Нормально.
— Ваше пиво, пожалуйста. Рыба уже жарится. Приятного аппетита!
— Ага!
Николай припал к запотевшему бокалу, в один глоток отхлебнул половину, поставил бокал на стол и отдышался.
— Где же ты, Любовь? Очень ты мне нужна, — проговорил Николай.
Деваха за соседним столиком, призывная, как стринги, польщенно фыркнула.
— А теперь финансовые новости, — сказала в телевизоре строгая молодая ведущая в мужском галстуке. — Неожиданное колебание рынка валют произошло сегодня в Москве. Пара доллар-рубль торговалась…
Николай подался вперед, зависнув над стейком из лосося.
— Аналитики пока воздерживаются от комментариев по поводу того, что обвал произошел необъяснимо локально, в отделениях продажи валюты, принадлежащих одному из коммерческих банков, и тех пунктах, которые расположены на проспекте Мира. Возможно, этот банк — следующий в списке центробанка? Репортаж с места события ведет наш корреспондент Антон Семенихин. Антон?
— Ольга?
— Мы вас слушаем, Антон.
— Я нахожусь на проспекте Мира. Сегодня, в первой половине дня, в семи пунктах курс доллара рухнул до рекордной отметки: шесть, я подчеркиваю шесть рублей — за один доллар США. Последний раз примерно так доллар торговался в далеком уже августе 1998 года, накануне дефолта. Так же стало известно, что граждане США, проживающие в Москве, сегодня стали в массовом порядке избавляться от наличной валюты. Однако ко второй половине дня в силу пока неизвестных нам причин, скорее всего мерами, предпринятыми центробанком, обвал доллара был остановлен. Сейчас рядом со мной сотрудники одного из обменных пунктов.
На экране телевизора появились охранник в черной бейсболке и кассир.
— Скажите, много ли москвичей приобрели у вас валюту или наоборот, продали ее в эти часы?
— Один человек купил пятьдесят долларов, — неохотно произнес кассир.
— Кто это был?
— Вообще-то мы не имеем права разглашать… В общем, она предъявила паспорт на фамилию Земфира.
— Земфира? Что — та самая?
— Зефирова! — вскрикнул Николай. — Зефирова!
— Но это была не певица Земфира. А другая какая-то. Наверное, украла паспорт. Она в инвалидной коляске сидела. Шуточки тут откалывала. Может, говорит, на джинсовую куртку доллары поменяете или еще кое-на что?
— Спасибо. Ольга?
— Вы смотрели репортаж нашего корреспондента Антона Семенихина с проспекта Мира, где по необъяснимым причинам имел место кратковременный обвал курса доллара.
«Валютная война», «Сорос» бубнило с экрана.
Николай сосредоточенно взялся за рыбу, зажаренную с кунжутом.
«Почему проспект Мира? Она где-то там, рядом. Обвалила гриндосы. Ну, Любовь! Такую информацию она могла узнать только от гаранта. Ну ясно: увидел калеку, пожалел — президент у нас добрый, гуманный до усера, дай, думает, подскажу Зефировой, что бакс можно по дешевке взять. От банкиров не убудет, а простые россияне в ноги будут кланяться. Надо ехать на Мира».
Вскоре Николай вырулил на проспект, по которому утром разгуливала Люба.
Медленно проехал до поворота на зеленую улицу, неожиданно тихую, как деревенский проулок. В рукаве дороги мелькнул двухэтажный дом, огороженный забором из оцинкованного железа. Николай вспомнил, как утром из дома неслась Любина песня.
К машине подбежал веселый цыганенок и застучал по стеклу отвратительной клешней:
— Дяденька, дай денежку на хлеб! Рахмат!
— Брысь, — приказал Николай.
Оставив джип на тротуаре, Николай прошел через двор и вошел в дом, видимо, расселенный под снос. Дом был разломан и вроде бы пуст, но не без признаков жизни: тут явно недавно пили чай, а это помещение закрыто изнутри. Где-то вдали слышался разговор. Николай вошел в комнату, оклеенную выгоревшими светлыми обоями. В комнате стояла кровать, застеленная простыней. На кровати лежала джинсовая куртка с трикотажным воротником ручной вязки. Николай сел на кровать. Поглядел по сторонам, вниз. На полу под кроватью лежал пакет. Николай приподнял край носком ботинка. В пакете лежала эмалированная утка.
— И колокол из колодца, — голосила Люба, — где тень так холодна-а…
Допев, она тревожно поглядела на Сталину Ильясовну.
— Знаешь, есть индивидуальная окраска, голос будет узнаваем. Но работы, конечно, много. Начнем с контроля над дыханием. Существует дыхательная техника. Профессиональный вокалист использует ее автоматически, не задумываясь, неосознанно. А тебе нужно прийти к такому автоматизму с помощью тренировок. Дыхание должно быть реберным, диафрагменным, ни в коем случае нельзя поднимать плечи. Поднятые плечи не увеличивают объема легких, зато нагружают мышцы горла. Ничто не должно мешать твоему горлу! Начинаем: медленно вдыхаешь через нос, после вдоха открываешь рот так, словно тебя одолела зевота. Зафиксируй, что ты при этом чувствуешь.
Люба кивала с открытым ртом.
— В это время гортань смещается вглубь, зев широко открывается и дает выход звуку. Давай еще раз. Вдохнула через нос… зеваешь… Хорошо. Плечи не поднимать! Вдыхаешь воздух так, чтобы он наполнил все тело до кончиков пальцев. Диафрагма прогибается вниз… задерживаешь воздух на мгновенье и затем позволяешь потоку струиться со звуком «Ф». Давай, давай! Все получится!
— Фффф. Фффф, — шипела Люба.
— Теперь снова глубоко вдыхаешь через нос и легко зеваешь — рот готов для любого звука. Попробуй спеть: а-а-а-а!
— А-а-а-а-а-а!
— Легко, без напряжения. Хорошо!
Солнечный квадрат на полу сместился под арфу.
— Давай-ка, чаю с молоком попьем. Зеленого.
— Попьем, — согласилась Люба. — С ватрушкой.
Они уселись к круглому столу на кухне. Когда Сталина Ильясовна объяснила, что зеленый чай полагается заваривать дважды, зазвонил телефон.
— Да, Ярослав. Конечно, это я! — грозно ответила хозяйка. — Опять перенести урок? Ярослав, дай мне сказать! Ты можешь вообще не заниматься! Педалируй те задатки, которые дала тебе мать-природа. Но когда у тебя аппаратура твоя тысячеваттная откажет, ты ко мне не прибегай и не плачь. Работа подвернулась! Она у тебя каждый день подворачивается! Ярослав, не разменивай себя! Ну что — взнос за квартиру. У всех взносы, всем деньги нужны. Ты, знаешь, у меня сейчас девочка…
Сталина Ильясовна понизила голос и взглянула на Любу.
— Ты бы видел это упорство. Эту силу. Тебе нужно с ней познакомиться. Может хоть что-то поймешь? Ладно, завтра не приходи. Погоди-погоди, я не договорила. Приезжай сейчас! Урок переношу на вечер. Успеешь в свой клуб! Не спорь! Жду.
Ярослав вошел в квартиру, когда чай был допит. Люба с робким восторгом посмотрела на черную обтягивающую футболку, кожаные брюки и красные замшевые кеды. Вместе с огромным букетом в квартиру вплыл запах дорого одеколона.
— Зачем тратишься? — строго произнесла Сталина Ильясовна, принимая букет. — Подлизаться хочешь? Не выйдет.
— Линочка, не переживай, цветы — от поклонницы. Чего им у меня сохнуть?
— Поклонницам?
— Цветам. Пусть оттеняют вашу благородную красоту!..
— Льстец. Ты меня не купишь! Познакомься, это та самая девочка, Любовь Зефирова.