Герд Фукс - Час ноль
— И все же, — настаивала жена мельника.
— Я попытаюсь, — согласился ефрейтор.
Под вечер он вошел в кухню. Четверо как раз ужинали: шарфюрер, какой-то жилистый вертлявый тип и другой, который то и дело смеялся и явно не отличался умом, а еще мальчишка. Вид у него был измотанный. Он смотрел только в тарелку.
Должно быть, и я когда-то так выглядел, подумал ефрейтор Круг. Это же я.
Когда он заговорил с шарфюрером о взрыве, тот только рассмеялся и отмахнулся. Это вообще не его дело. Ефрейтор ушел в свою комнату.
Альбин Круг до сих пор не мог объяснить, как он попал на эту мельницу. Потому что не мог объяснить, как он оказался в том поезде, который с четырехчасовым опозданием ясной морозной ночью в январе сорок пятого отошел от трирского перрона. Как бы то ни было, именно в этом поезде обнаружил его Йоханнес Брюкер, мельник, застал его в нетопленом, освещенном только слабым лунным светом купе, когда брал в Трире этот поезд приступом, держа в руках два небольших, но, очевидно, весьма увесистых пакета. Выяснилось, что ефрейтор ехал из Кёльна, десять минут он постоял в Эренфельде перед горой развалин, под которой, как заверило его несколько прохожих, лежали его родители. Потом снова вернулся на Главный вокзал и сел в первый же отходящий поезд. Прошло довольно много времени, прежде чем Йоханнес Брюкер сумел выжать из него хоть эту скупую информацию, а когда наконец через четыре часа (на два часа позже обычного) поезд прибыл в деревню, Брюкер прихватил вместе со своими двумя увесистыми пакетами еще и ефрейтора — тот впал в беспамятство и бредил, — погрузив все на повозку, с которой жена встречала его на вокзале. Брюкеру удалось достать в Золингене запасные части для своей мельницы.
Дома они уложили ефрейтора в постель, а на следующее утро вызвали доктора Вайдена. Мельница была расположена в стороне от деревни, в глубокой и узкой долине, поросшей лесом. В Арденнах провалилось последнее германское наступление. Третья армия генерала Паттона готовилась прорваться к Мозелю.
Почти весь январь ефрейтор проспал. Жар постепенно спадал, и в начале февраля он уже делал первые попытки вставать. В хорошие дни в вечерние часы он карабкался на костылях по лесной тропинке, от мельницы вверх, туда, где с высоты открывалась ему на западе узкая долина, а на востоке — длинный и невысокий горный кряж, за которым можно было различить несколько домов деревни и шпиль церковной колокольни. Он наблюдал за американскими истребителями-бомбардировщиками, видел, как они кружили над деревней, пикировали, снова набирали высоту и снова пикировали. Позднее ему удавалось подниматься еще выше, до сосен, росших по склону над долиной, отсюда он просматривал все пространство между обоими тянущимися с северо-запада на юго-восток горными кряжами, поросшими темным лесом. Холмистая долина между ними была белой от снега. Неделями один и тот же безыскусный пейзаж. И вдруг, как открытие, серебристая, поросшая мхом дубовая кора, трепещущий на ветру сухой листок, а то следы разных птиц на снегу, светящиеся по краям голубоватым светом.
В облачные дни, когда для штурмовиков была плохая видимость, он отправлялся вместе с мельником на повозке в деревню к врачу. Мокрый, раскисший снег, развалины, дохлые животные со вздутыми животами, колонны оборванных и голодных, насильственно угнанных рабочих. Школу переоборудовали в перевязочный пункт.
Поговорив с шарфюрером, ефрейтор Круг ушел в свою комнату. Мельник и его жена бросились за ним.
— Они легли спать, — сказала жена мельника.
— Они сделают это рано утром, — сказал ефрейтор. — Мы ведь услышим, как они встанут. И если он сделает все по правилам, с домом ничего не случится. Лучше всего раскрыть окна. Это единственное, что мы можем предпринять.
Мельник и его жена решили всю ночь не смыкать глаз. Ефрейтор лег спать. На рассвете его разбудила жена мельника. Те четверо исчезли. Мельник с женой и ефрейтор позавтракали на кухне. Потом подождали.
— Вот, — сказал ефрейтор.
В зарослях кустарника над мельницей началось какое-то движение. Солдаты в оливково-коричневой форме спускались вниз по склону. Ефрейтор ушел в свою комнату. Он размотал бинты. Полагаться только на документы и на свой плохой английский он не хотел. Они носом должны почуять, что с ним.
Это и в самом деле оправдало себя. Даже слово demobilized[32] удачно пришло ему на ум. Было слышно, как во дворе причитал мельник:
— Мост. Мост. Бум. Бум.
Постепенно все стихло. Жена мельника закрыла окна.
— Они перерезали шпур, — крикнула она через окно в кухню. В этот миг все и случилось. Мост взлетел на воздух. А потом еще мост чуть подальше, в долине. Но дом стоял, хотя почти все стекла были выбиты и половину крыши снесло.
Стоя во дворе, они разглядывали, что осталось от моста. Обломки уже начали запруживать воду в речке. Тут по лесной тропинке к ним поднялся, ухмыляясь, шарфюрер. Он прошел мимо них, вошел в сарай, вывел оттуда велосипед, вскочил на него и уехал.
И тогда Альбин Круг расхохотался. Ведь на руле шарфюрерова велосипеда висел окорок. Альбин Круг буквально корчился от смеха. Этот окорок на руле показался ему вдруг невыносимо смешным.
— Вы немедленно оставите мой дом, — заявил мельник, у которого от обиды дрожали щеки, и это тоже показалось Альбину Кругу, бывшему студенту теологии, достаточно смешным.
Так что, когда часа два спустя мельник отправился с первым возом муки в деревню, на мешках, держа рядом рюкзак и костыли, сидел бывший студент теологии Круг. Было по-летнему тепло, первый по-настоящему солнечный день за долгое время.
Кстати, свой отказ вступить в любые переговоры о судьбе моста шарфюрер аргументировал следующим образом: в Восточной Пруссии, откуда сам он был родом, уже стояли русские. Потому здесь тоже не должно ничего сохраниться. Такова логика. И речь теперь может идти только о том, чтобы погибнуть с достоинством.
Они молча уставились на огонь. Потом Фредди сказал, что уже поздно и ему пора домой. Он ушел, не спросив разрешения. Вскоре после него точно так же ушел Герман. Улли и Георг загасили костер, потом и они отправились по домам.
Не так-то просто было им собраться. Поначалу они избегали друг друга, но и это было совсем не просто. Когда Улли увидел Фредди в первый раз, он охотней всего повернул бы назад. Он знал, что Фредди выписали из больницы, но, когда увидел его с другими ребятами возле «Почтового двора», почувствовал вдруг, как у него подгибаются колени. Однако повернуть назад было уже невозможно.
— Привет, Фредди.
Подбородок у Фредди задрожал.
— Убирайся! — пробормотал он.
Никто не посмел шевельнуться. Рядом с Улли стоял Освальд, его одиннадцатилетний брат. Но, вместо того чтобы набить рожу этому недотепе, чего, естественно, ожидал Освальд от старшего брата, Улли сделал что-то, чего Освальд совсем уж не понял.
— Мне надо поговорить с тобой, Фредди, — сказал Улли.
— Убирайся, — повторил Фредди.
И Улли ушел. Освальд не поверил своим глазам. Его брат проглотил такое.
— Трус, — бросил Освальд.
Но Улли продолжал идти, словно ничего не слыша.
— Заячья душонка! — крикнул Освальд. Слезы потекли по его щекам. Он нагнулся, поискал камень.
— Хвастун!
И снова молчание в ответ.
К тому же Улли не увертывался, и Освальду пришлось нарочно промазать.
Дома Улли, не оглядываясь, сразу поднялся в свой тайник. Прежде довольно часто случалось, что через слуховое окошко кое-что падало на его матрац: кусочек шоколада, яблоко, сигарета. Иногда Освальд сидел под лестницей и играл на губной гармонике. Но с того дня он перестал приходить к брату.
Что собирался Улли сказать Фредди? Если бы его спросили, он бы и сам не знал, что ответить. Чувствовал только, что так это не должно кончиться, и, поскольку Георг исчез, он должен был взять на себя эту задачу, какой бы тяжелой она ни была.
Мать Германа попросту хотела выставить Улли вон.
— Начинаешь все снова, да? — заорала она.
— Да не о том совсем речь, — сказал тогда Герман, упрямый, неразговорчивый парень, и потянул Улли через кухню во двор, где они могли спокойно поговорить.
Поначалу они встречались втроем, позже к ним присоединился Георг. Они чувствовали, что как-то связаны друг с другом, и хорошо понимали, кто с ними не связан.
Упоминание о шарфюрере глубоко потрясло ребят, и потрясение это усиливалось по мере того, как Улли рассказывал. Все сразу поняли, что рассказывает он эту историю не случайно, что он хочет этим что-то сказать. Он был самым высоким среди них и самым старшим, все ощущали какое-то несоответствие в том, что Георг, а не он был их вожаком. Заняться браконьерством — эта идея принадлежала Улли. Идея, которая сразу направила действия их группы, их знание окружающих лесов, умение владеть оружием в практическое русло, и не в последнюю очередь — на добычу еды. Правда, идея почти не была связана с военным делом.
