Джон Ирвинг - Чужие сны и другие истории
— Это совсем небольшой пансион, — сказал отец, будто величина пансиона оправдывала все остальное.
— Они подали заявление об изменении их класса с С на В, — добавила мать.
— Но туристы жаловались на них, — сказал я.
— Ничего удивительного, — тоном судьи произнесла Джоанна.
— И еще там… животные, — сболтнул я.
Мать сердито посмотрела на меня.
— Животные? — насторожилась Джоанна.
— Да, животные, — с упрямством идиота подтвердил я.
— Подозрение на наличие животных, — поправила меня мать.
— Да, и нечего выдумывать, — осадил меня отец.
— Какая прелесть! — всплеснула руками бабушка. — Подозрение на наличие животных. Как это понимать? Нас ожидают клочки шерсти на коврах? Зловонные кучки по углам? Вы забыли, что у меня астма и я мгновенно начинаю задыхаться в комнате, где побывала кошка?
— Жалоба касалась не кошек, — сказал я и тут же получил от матери сердитый толчок локтем.
— Тогда кто? Собаки? — насторожилась Джоанна. — Бешеные собаки! И одна из них вцепится в меня на пути к ванной.
— Нет, не собаки, — успокоил я бабушку.
— Медведи! — крикнул Робо.
— Робо, это только предположения, — отчитала моего брата мать.
— Дурацкая шутка, — поморщилась бабушка.
— Конечно дурацкая, — подхватил отец. — Ну какие медведи в пансионе?
— В письме говорилось о медведях, — напомнил я. — Естественно, в бюро туризма посчитали, что у писавшего не все в порядке с головой. Но затем пришло второе письмо, и тоже с жалобой на медведя.
В зеркале заднего обзора отец состроил мне свирепую физиономию. Однако я считал, что нужно заранее посвятить бабушку во все особенности нашего расследования. Во-первых, пусть не расслабляется, а во-вторых — этим я избавил нас от жалоб типа «Почему меня не предупредили?».
— Наверное, это не настоящий медведь, — разочарованно протянул Робо.
— Значит, человек в медвежьем костюме! — воскликнула Джоанна, — Это что еще за неслыханное извращение? Звериная натура, облаченная в звериную шкуру! Спрашивается, для чего? Здесь дети, а то бы я сказала, для чего. Я слыхала про такие штучки. Мне нужно взглянуть нa это своими глазами. Едем туда! Начнем с класса С, чтобы потом не портить себе настроение. Чем раньше, тем лучше.
— Но мы ведь даже не забронировали номера, — сказала мать.
— Конечно. Так мы бы дали им шанс проявить себя с самой лучшей стороны, — согласился отец.
Он никогда не раскрывал своим жертвам, что работает на бюро туризма, однако считал: бронирование — честный способ позволить персоналу подготовиться наилучшим образом.
— Нам незачем это делать, — отмахнулась бабушка. — В пансионе, где разгуливают люди в медвежьих шкурах, всегда полно свободных номеров. Уверена: постояльцы регулярно умирают там прямо в постели. От страха или чудовищного варварства безумца, нацепившего на себя вонючую медвежью шкуру.
— Может, это все-таки настоящий медведь, — с надеждой произнес Робо.
Слушая наш разговор, брат посчитал, что настоящий медведь — все же меньшее зло, нежели вампир в медвежьей шкуре, порожденный бабушкиным воображением. Настоящих медведей Робо не боялся, поскольку видел их лишь в зоопарке.
Соблюдая максимальную осторожность, я привел машину к темному перекрестку на пересечении улиц Планкен и Зайлергассе. Мы стали высматривать пансион класса С, хозяин которого метил классом выше.
— Нет места для парковки, — сказал я отцу, и он сразу сделал пометку в блокноте.
Я встал впритык к другой машине. Мы сидели в салоне и смотрели на узкое четырехэтажное здание пансиона, зажатого между кондитерской и табачным магазином.
— Видите? — обратился к бабушке отец. — Никаких медведей.
— И, надеюсь, никаких людей, — сказала она.
— Они приходят по ночам, — заявил Робо, с опаской оглядываясь по сторонам.
Внутри нас встретил герр Теобальд — владелец «Грильпарцера». Джоанну он сразу заставил насторожиться.
— Надо же! Совместное путешествие трех поколений! — воскликнул герр Теобальд. — Как в старые добрые времена, — добавил он специально для бабушки. — Да, в те времена, когда еще не нахлынула лавина разводов и молодежь не торопилась поскорее обособиться от родителей. Наш пансион — семейный. Очень жаль, что вы заранее не известили о своем приезде. Тогда бы я смог поселить вас всех вместе.
— Мы не привыкли спать в одном номере, — холодно изрекла бабушка.
— Что вы, я не это имел в виду, — снова воскликнул герр Теобальд. — Я хотел сказать, тогда бы я сумел разместить вас рядом.
Его слова явно испугали бабушку.
— Вы поселите нас в разных концах?
— Видите ли, в пансионе осталось лишь два свободных номера. И только в одном смогут поместиться родители с детьми.
— А их номер далеко от моего? — допытывалась Джоанна.
— Ваш номер — напротив туалета, — сообщил Теобальд, словно в этом был несомненный плюс.
Нас повели показывать номера. Бабушка с отцом замыкали процессию. Джоанна не скрывала своего презрения.
— Я совсем не так представляла себе жизнь в старости, — ворчала бабушка. — Поселить меня рядом с туалетом, чтобы всю ночь слышать шарканье ног!
— Обратите внимание на неповторимость каждого номера, — тоном музейного экскурсовода вещал Теобальд. — Вся мебель здесь принадлежит моей семье.
В этом мы не сомневались. Просторная комната, в которой предстояло ночевать нам четверым, была полна всевозможных безделушек. По шкафам и комодам можно было изучать тенденции венской мебельной моды. Никакой стандартизации, даже в дверных и ящичных ручках. Нам с Робо понравились медные краны умывальника и резная спинка кровати со стороны изголовья. Я видел, как отец мысленно упорядочивает свои наблюдения для последующего занесения в блокнот.
— Потом займешься, — одернула его бабушка. — Я хочу видеть свой номер.
И мы всей семьей послушно отправились за Теобальдом по изгибам длинного коридора. Отец, естественно, подсчитывал число шагов от нашего номера до туалета. Мы шли по вытертому серому ковру. По стенам были развешаны пожелтевшие фотографии конькобежцев. Меня особенно поразила форма коньков: спереди они загибались наподобие полозьев старых саней или туфель придворных шутов.
Робо, забежавший вперед, радостно возвестил об обнаружении туалета. Значит, мы добрались и до бабушкиного номера.
Ее номер встретил нас обилием фарфоровых безделушек, полированными стенками шкафов и намеком на плесень. Портьеры были влажными. На кровати, застеленной покрывалом, ровно посередине вздымался бугор, словно там прятался какой-нибудь тощий мальчишка.
Бабушка дождалась, пока герр Теобальд покинет номер. Управляющий выскочил оттуда со стремительностью пациента, которому врач сообщил о благоприятных анализах. Когда за ним закрылась дверь, бабушка спросила отца:
— Какие основания у этого пансиона рассчитывать на категорию В?
— Никаких. Только С.
— Они родились и умрут с категорией С, — сказал я.
— А я бы сказала, что им надо понизить категорию до Е или F, — заявила бабушка.
В тускло освещенной чайной комнате (обычное название столовых в пансионах) мужчина пел венгерскую песню. Он был в костюме, но без галстука.
— Это еще не значит, что певец — венгр, — успокаивал бабушку отец, но лицо Джоанны сразу приняло скептическое выражение.
— А по-моему, шансы не в его пользу, — тоном английской леди произнесла бабушка.
Она отказалась от чая и кофе. Робо съел кусочек торта и сказал, что ему понравилось. Мы с матерью курили одну сигарету на двоих. Мать избавлялась от этой вредной привычки, а я начинал ее приобретать. Между нами существовала договоренность: одному не выкуривать сигарету целиком.
— Наш знаменитый гость, — шепнул отцу герр Теобальд, указывая на певца. — Знает песни всех стран мира.
— Во всяком случае, венгерские знает, — сказала бабушка, однако впервые за все это время улыбнулась.
К бабушке обратился мужчина невысокого роста, гладко выбритый, но с иссиня-черным оттенком на впалых щеках (свидетельство быстро растущей бороды). На нем была чистая белая рубашка (хотя и пожелтевшая от времени и стирок), а брюки и пиджак не составляли костюмную пару.
— Что вы сказали? — переспросила бабушка.
— Я говорил, что рассказываю сны.
— Рассказываете сны? Значит, вам они снятся?
— Да, они мне снятся, и я их рассказываю, — с оттенком таинственности произнес мужчина.
Певец вдруг оборвал песню и тоже включился в разговор.
— Любые сны, какие захотите узнать, — сказал бабушке певец. — Он их вам расскажет.
— Я вообще не хочу знать ни про какие сны, — ответила бабушка.
Она с недовольством глядела на темные волоски, торчавшие из распахнутого воротника рубашки певца. Толкователя снов бабушка подчеркнуто не замечала.
