Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман
– Боюсь, мы даже не можем ее обвинить и осудить, – ответил Федор. – Потому что наши попытки ее осудить – это тоже всего лишь формы речи, возможные через поврежденные слова, которые мы используем.
Свет в подвальном кафе «Бессеребренник» на Старой площади приглушили, чтобы создать атмосферу мистерии и тайны, но в нашем гиперреальном мире этот простом прием уже не действовал. Кругом висели бумажные снежинки, пахло хвоей и мандаринами, хотя ни елки, ни мандаринов в помещении нет. Симуляция запаха, симуляция ощущения, симуляция праздника. Потому не приходилось удивляться, что мало кто заражался праздничным настроением. Тех же, кто помнил, что это изначально за праздник, и того меньше. А ведь это Рождество, важный праздник для страны, которая еще помнила, что считалась православной.
Горчаков снял пальто и передал ассистентке. Из рукава выпала визитная карточка, словно заготовленная карта из рукава неосторожного шулера. Работник кафе с табличкой «Алексей» на грудном кармане поднял ее, но не смог разобрать: ни фамилии, ни имени, ни номера телефона. Только компьютерный код, который считывает смартфон.
– Простите, ваше. ваша визитка.
Он замешкался на последнем слове, словно весь прежний опыт подсказывал ему, что картонки пять на девять сантиметров это пренепременно визитки, но опыт современности, этой минуты, сомневался, что визитки могут выглядеть именно так.
Горчаков взял из его рук карточку и, правильно поняв природу его сомнений, деликатно качнул головой.
– Знаете, я пару месяцев назад слышал от одного молодого человека теорию города-автомата. Не мог не оценить иронию. Визитка, по сути, сейчас носитель контактных данных, – меланхолично произносил он, – и предназначена не для человека, а для его машины. – Он потряс перед глазами Алексея своим серым винтажным смартфоном. – Человек лишь посредник между визиткой и машиной. А значит, почему бы не исключить человека, предоставив возможность обратиться прямо к его машине?
Соображая, о чем идет речь, Алексей вынул из кармана свой смартфон.
– Возьмите себе, – Горчаков протянул визитку обратно.
Работник навел камеру смартфона на кодовый квадрат, его телефон пикнул, и записал фамилию, имя, телефон и электронный ящик Горчакова прямо в память, не спрашивая у Алексея никакого разрешения. Зачем он это сделал? Видимо, у машины свои правила, как и у всех частей города-автомата.
Ассистентка, удалившаяся с пальто в подсобное помещение и вскоре, вернувшись, встала между Горчаковым и Алексеем, прервав их затейливый разговор.
– Пожалуйста, отметьте всех, кто приходит. И надо брать у них контактные телефоны. И нас тоже помечайте. Аркадий Горчаков и Маргарита Решетилова. Вместе с нами должно быть человек тридцать пять-тридцать семь.
Горчаков уже прошел в основное помещение, где администрация предварительно поставила стулья тройным полукругом. Сперва он прошел к стойке бара, купил кофе, а после вернулся к проходу, где уединился вместе с подошедшей ассистенткой.
– Как там поживает Нина Валентиновна? Сейчас весь Минкульт трясет, mea culpa.
– Тетя в порядке, – уверенно ответила девушка. – Вчера весь день люди Могилевского осаждали министерство. Еще выборы не выиграны, а они уже места делят. А, и серебряную свадьбу тут справляли. Правда, из-за кризиса скромно. Дядя Саня даже специально банку с хреном на стол поставил, и говорит: «Вот, а то будете рассказывать, что на столе нихрена не было».
Горчаков покачал головой.
Народ медленно подтягивался. Те, что числились завсегдатаями встреч с Горчаковым, садились на первые места. Новенькие – на задние, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
– А сама как?
– Я поговорила с хозяином. Ленку из квартиры выгнали.
– Это было необходимо?
– Я сперва мирилась с тем, что она разбрасывает всюду свои вещи, – на секунду Маргарита ностальгически смолкла. – Но когда они превратили квартиру в оппозиционный штаб, разложили всюду свои листовки, куртки, плакаты, выгнала к чертям. Сказала, что раз у нее парень там какой-то есть, пусть к нему валит. Агитацию везде разбросали. Не могу я уже смотреть на эти воротиловские морды. Они и на кухне, и в спальне, и под кроватью, и в туалете.
На часах секундная стрелка отмерила последние деления. Кворум собрался, но до прежней заполненности оставалось еще далеко.
– Приступим, наверное? – уточнил Горчаков.
Решетилова утвердительно кивнула.
Аркадий Борисович взобрался на центральную площадку, где в былые дни выступали местные музыкальные банды, сел на приготовленный стул и, заложив ногу за ногу, нацепил на нос аккуратные тонкие интеллигентские очки.
– Добрый вечер, дамы и господа, – произнес он. – Приветствую вас на наших традиционных рождественских встречах. Сперва хочу поздравить с Новым годом и Рождеством. Я помню те времена, когда от двадцать первого века ждали многого. Вот уже прошла четверть, и мы могли бы уже догадаться, куда попали.
Раздался сдавленный смех в середине зала.
– Несколько месяцев назад ко мне в дверь постучались три принца из Серендипа. Хотя, конечно, технически, одна из них оказалась принцесса.
Смех повторился, но еще более сдержанно и тихо.
– …это навело меня на размышления о том, почему в нашей стране незаслуженно забыто такое великое гуманитарное направление как психолингвистика. На Западе психолингвистические исследования пытаются продавать то под видом НЛП, то под видом магии и колдовства. Этот путь нам еще только предстоит пройти. Только в силу информационно-технологического сжатия человечества мы рано или поздно столкнемся с тем, как под видом магии или НЛП нам будут продавать обломки психолингвистических исследований и создавать на этом капиталы.
Зачем надо изучать психолингвистику? Это наука о том, как действует человеческая психика под влиянием слов. А слова – программный код, на котором написан человек. Если вы думаете, что человек это его душа или его тело – то ошибаетесь. И душа, и тело – выраженные в лингвистическом коде концепты, невозможные без этого кода.
Что есть слова? Слова – вероятностные структуры, отделяющие нас от реальности. Nomen est omen. Ведь мы, по сути, нигде не соприкасаемся с реальностью. Куртка отделяет нас от непогоды, кастрюля, приправы, плита отделяют наш желудок от пищи, картина или фотография отделяют нас от изначального объекта. Мы даже не ходим, а левитируем, – Горчаков топнул несколько раз ногой по полу. – Электромагнетизм отделяет нас от поверхности, по которой мы ходим. Мы чувствуем не давление пола на ступню, а силу отталкивания электронов.
Мне предстоит затронуть лишь главное, так как мы ограничены временем. Multa paucis. Слова – главный посредник между нами и реальностью. И мы не можем познавать реальность, не вовлекая в этот процесс слова. А поскольку слова специфичны, окрашены и семантически нагружены, мы не можем воспринимать реальность как есть. Через слова к нам в голову входит чужая воля, которая выкручивает некоторые лампочки наших нейронов, а некоторые ввинчивает. И наше зрение, таким образом, становится калиброванным.
Применяя функцию Бейеса к вероятностному значению слов, мы убеждаемся, что любое значение знака. а слово это знак. имеет пик, сходящий по краям подобно холму к минимуму значений и, в конечном счете, переходит в сингулярность, так называемые «хвостовые значения», вероятность которых для слушающего минимальна. Например, «собака». Пик значения какой?
В зале послышалось гудение. Один, потом еще двое подняли руки.
– Да?
– Животное?
– Совершенно верно. Пиковое значение слова «собака» – это животное. С хвостом, мокрым носом. Еще?
– Значок в Интернете!
– Эробас, правильно. Еще?
– Созвездие.
– Созвездие? Уточните, пожалуйста.
– Ну там, Большой Пес. Созвездие такое. И китайский календарь к тому же.
– Начальник может быть собакой! – выпалил еще кто-то из зала.
Раздался дружный смех. Горчаков одобряюще кивнул.
– Хорошо, с пиковыми значениями разобрались. Теперь с хвостовыми, – Горчаков пересел поудобнее. – Может ли означать слово «собака» электричку?
После непродолжительного молчания, он сам же и ответил на свой вопрос:
– Футбольные фанаты так называют электрички. А может ли словом «собака» называть деталь замка или механизма оружия? Смотрите, даже человека можно назвать собакой и, как вы уже сказали, в уничижительном смысле, «начальник – собака», и в возвышающем. Преданный, как собака. А «преданный» – и как человек, который предан, и как человек, которого предали. Другими словами, мы уходит в область маловероятностных значений, где, при значительной доле случайности и специфичности любое слово может означать абсолютно любое понятие, даже прямо противоположное пиковым значениям.
