Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман
Неторопливо, раздвигая руками толпы собравшихся, он просочился к центру людской массы и уже было оказался на том расстоянии, на каком его заметит Серебренникова, как кто-то дернул его за рукав и настойчиво потянул обратно.
– Ты привлекаешь слишком много внимания! – послышался знакомый голос.
Стрельцов повернулся. Перед ним в желто-золотой куртке стоял Денис Мешков.
Не зомби, не мертвый, и вполне себе даже живой. В одной руке он держал синюю папку с бумагами, в другой – вторую куртку с надписью «Game over».
– ТЫ??
– Внешность очень заметная. – Мешков жестом показал на темный свитер Стрельцова. – Надень это. – Он протянул Федору золотую куртку.
Тот быстро надел ее, не задавая лишних вопросов.
После этого Мешков переложил папку из замерзшей руки в другую, и, развернувшись, направился обратно из толпы, в сторону, откуда пришел Стрельцов. Судя по одышке казалось, он преследовал Федора от самой машины, и поймал только на подступах к сцене.
– Но почему гроб?.. А мать твоя?.. – спрашивал Федор, пока они выбирались из митингующей массы.
Но Мешков хранил молчание.
Лишь когда они оказались на открытом пространстве, и последние лица митингующих миновали у них за спиной, он повернулся и вложил в руки Стрельцова ту пластиковую папку, что таскал с собой.
– Что это?
– Она никогда не была той, за кого себя выдавала!
Желто-золотое море взорвалось возгласами и криком, когда Серебренникова закончила очередную тираду по поводу нарушений прав человека в стране, кризиса, до которого довел страну Дракон и прочего ужаса, существующего в их головах. Почему он раньше не замечал этого? Ведь были же знаки. Ведь она как-то показывала, что неслучайный человек во всей этой истории? Или нет? Или просто девочка из провинции увидела возможность, воспользовалась местным лохом, чтобы сесть в карьерный лифт?
И уже поздно подпиливать тросы. Она уже вышла на верхних этажах социального здания, у которого уже рушатся стены.
– Давай трезво рассуждать, – собравшись с духом произнес Федор. – Я познакомился с ней у Дома культуры. У нее тоже умер отец.
– У нее никогда не было отца, – прервал его Денис. И щелкнул пальцами по синей папке.
Стрельцов перевернул обложку. Внутри находились выписки из баз данных полиции, многочисленные справки, переписки в Интернете, фотографии. Много фотографий из социальных сетей. Среди прочих и Серебренникова в компании сомнительных личностей.
– Кто же она?
– Какой-то проект Столетова по контролю отколовшихся групп лингвотеррористов. Лектор в ДК был одним из ренегатов. Когда она тебя встретила, решила, что нашла лоха, который начнет копать и разроет весь этот чертов гадюшник. И ты справился на «отлично». Для этого достаточно было просто рассказать тебе сопливую историю про папу.
– Теперь ясно почему она не хотела идти в префектуру. Тот чиновник, который там ошивался, которого я видел в вузе, потом в минкульте, мог ее узнать.
– Да, он часть той силы. – дополнил Мешков. – Теперь понятно почему пропал лектор. Он не тебя испугался, и не твоей истории про маму. Он увидел ее, и понял, что за ним следят, и что его встречи не пройдут безнаказанно.
– И поэтому приходил в Минкульт!
– Но и это не вся история. Я копал своими каналами, вышел на встречи любителей русского языка, что проводились для продвинутых. Ну, помнишь, я тебе рассказывал? Докладчик не пришел, и группа два часа развлекалась, обсуждая на своем обывательском уровне кто что понимает из уже полученной информации. Они так много говорили о лингвистической инженерии, что я решил узнать, кто же в стране на полном серьезе занимался этим.
– Кто-то интересный?
– Так я вышел на Горчакова. Несколько лет назад он выступал с рождественскими лекциями на эту тему. Я позвонил ему, представился молодым волонтером и встретился. Буквально за день до тебя.
Федор поглубже укутался в свою «геймоверскую» куртку.
– Горчаков – интересный персонаж. Мой отец тоже лингвист, но, глядя на Аркадия Борисовича, понимаю, что такие люди как папа безнадежно устарели.
– В любом случае он знает их.
– Я знаю, что он знает. Он же мне помог! Мы пресс-конференцию давали. Неудачно, правда.
– Слышал, – несколько удрученно произнес Мешков. – Хотя мне скрываться приходилось. Они прошарили, что я был у Горчакова, звонили и недвусмысленно угрожали. И знаешь, эти их приемы. Они умели убеждать. Пошли разговоры о случайных жертвах, о матери, о том, что не надо совать нос не в те щели. На меня навалилась такая беспросветная тоска. И я решил, пусть думаю, что они достигли цели. Я выпал из системы, но и освободил кучу времени, мог беспрепятственно собирать информацию. Знак работал на меня. Как Горчаков говорит, sub specie mortis!
– И что он тебе еще сказал?
Мешков грустно вздохнул.
– Не важно, что он мне сказал. Важно, что я пришел к нему вторым после твоей подруги. Она уже была у него. И он направил ее другим путем, ей пришлось оставить Столетова и втираться в доверие к Воротилову.
– Зачем?
– Затем, чтобы пустить в расход, когда все закрутится по-настоящему. Кто как не подруга Воротилова – главный носитель компромата? Ну или перехват управления. Принцесса революции лучше, чем король-гей.
Холодный ветер, временами усиливаясь, гонял по площади снежные бураны. Иногда он поддувал под куртку, и становилось неоправданно холодно. Снежные волны разбивались о группы митингующих, которые из однородной массы превращались в небольшие группки близких знакомых, старающихся как пингвины, согреться, сбившись в кучки.
Федор и Денис отошли к одному из домов на площади. На углу висел телевизор, который показывал новости. Но сегодня там транслировали синий экран. Call-центры не остановились на троллинге ток-шоу. Их можно было игнорировать, отменив дозвон в прямой эфир, так все и поступали. Но люди начали названивать на рабочие телефоны, обрывая связь. Всеобщий информационный спам вывел из строя основные новостные каналы, а банкротство «Первого канала», что провернули крупные собственники и силовые элиты за спиной Столетова, закончило дело.
– Горчаков дал мне десять фраз, – продолжал Денис, – и они открыли мне все двери. Но я все равно чувствовал, что бегаю по зданию, у которого отваливаются целые комнаты и этажи. И тогда я понял о чем ты говорил в начале. Мы не можем выйти за границы и что-то сделать, потому что язык устроен так, что мы видим, что ничто от нас не зависит. Все, что мы делаем с тех пор, как встретились с тобой у ДК, так только суетимся и носимся туда-сюда, попадая в неприятности!
– Получается! – добавил Федор.
– Что получается?
– Когда мы напортачили, мы не говорим: «Я облажался», – мы говорим: «Так получилось». Словно само собой может что-то получиться. Или говорим: «Не вышло». Как будто успех предприятия откуда-то может куда-то выходить. Словно он где-то прячется и только и ждет, когда его обнаружат. А мы не можем его обнаружить, и говорим: «Не сложилось». Как же оно сложится, если сложность, выводимая из простого, нарушает второй закон термодинамики? А вот нет, «не сложилось», не стало сложным по нашему желанию. Не посчастливилось. Не было счастья вокруг, а значит, и не получилось. Само собой не было получено.
– Само собой не было получено что?
– Само собой ничего не было получено. Мы там же где и были. Открывали многие двери, но в активе ничего. Так же как на Шри-Ланке. Вон позавчера закончилась гражданская война. Правительство и сепаратисты подписали мирный договор и остались при своем. Сколько народу поубивали, сколько городов разрушили, сколько денег спустили, сколько сожгли техники. А в результате каждый что имел, то за ним и осталось.
Несмотря на холод, толпа продолжала кучковаться и реветь, хотя и не так громко. Елена все еще выступала. Казалось, ее речь значительно длиннее, чем у Никиты Воротилова.
– Двадцать шестого января пройдут выборы, а двадцать восьмого наступает новый год по китайскому календарю. Год зеленого дракона заканчивается. Начинается год змеи. И это символично! Дракон пришел к власти в двухтысячном – в год дракона, потом вернулся к власти в двенадцатом, в год дракона. Вместе с выборами мы прощаемся с Драконом. Мы требуем оставить наследие Дракона в этом году, и войти в год змеи с новыми надеждами на честность, свободу и демократический выбор!
Судя по крикам в толпе, метафору никто не оценил.
– А девка-то в плюсе! – проронил Денис. – Поднялась из самых низов. Занималась махинациями с кредитами, проституцией, снимает квартиру в обмен на секс и делает карьеру за наш счет и по нашим правилам.
– Боюсь, мы даже не можем ее обвинить и осудить, – ответил Федор. – Потому что наши попытки ее осудить – это тоже всего лишь формы речи, возможные через поврежденные слова, которые мы используем.
