Ядвига Войцеховская - Крестики-Нолики
Я завела моду шляться в лазарет, как к себе домой — грех было не воспользоваться тем, что Берц не могла отойти от кровати дальше горшка.
Тем более, можно было предположить, что по возвращении она выльет на нас такую лавину позитива, что мы минимум неделю будем носиться, словно наскипидаренные.
— Ковальчик, — мрачно сказала Берц вместо приветствия.
— Доброе утро, госпожа лейтенант! — бодро поздоровалась я.
— Лейтенанта засунь себе в задницу, Ковальчик, — Берц тут же рассвирепела, как бык, которому показали красную тряпку.
В задницу так в задницу. По мне было не в пример лучше, когда Берц орала или поливала тебя десятиэтажной руганью, чем когда она лежала пластом, и довольно успешно прикидывалась хладным трупом.
— Есть засунуть в задницу, — жизнерадостно сказала я и положила на тумбочку прозрачный пакет с четырьмя громадными яблоками. На них, конечно же, фигурировала кругленькая наклейка с фиолетовой барышней — без барышни яблоки не канали.
— Даже боюсь спросить, — саркастически начала Берц.
Я замерла. Я не вертела башкой по сторонам, высматривая Адель, и не тормозила перед дверью. Чёрт подери, я вообще вела себя, как заправский разведчик. Следовало опасаться только одного вопроса — и как раз его с наибольшей вероятностью могла задать именно она.
— Тебе говорили, что, кроме яблок, на свете имеется ещё целая куча всякой лабуды? — вкрадчиво сказала Берц. — Ну, знаешь, той, которая растёт на деревьях и называется фрукты?
Мне не оставалось ничего другого, как промычать "да, госпожа Берц". И впрямь, не знаю, с какого перепуга меня заклинило именно на яблоках. Видать, внутри моей черепушки, как на фотографии, отпечатался тот день, когда вся эта канитель с докторшей только начиналась, и мы стояли с Берц у окна и смотрели на закат — а потом я разбила руку о сортирную стену…
— Бананы, например, — предположила она. — Не бойся, Ковальчик, я не стану использовать их не по назначению.
Кажется, на этом месте я покраснела. Ядрёный помидор, я становилась какой-то до ужаса приличной, и это нравилось мне всё меньше и меньше.
Берц закатила глаза.
— Расслабься, Ковальчик, — с отвращением сказала она. — Долгой телеги про секс не будет. Докладывай.
— За время вашего отсутствия… — начала было я.
— Покороче никак? — рассердилась она.
— Происшествий нет. Кукушки не улетали. Чердаки на месте. Залётов нет, — она хотела коротко — что ж, по сути вопроса я изложила всё.
— Лётчики, блин, — с сомнением сказала Берц. — Залётчики.
Сзади скрипнула дверь. Нет, разведчик из меня был никудышный, потому что моя голова повернулась назад сама собой, словно на шарнирах, прежде чем мозги собрались в кучу и завопили "стой!"
Но это была не Адель.
В дверь впорхнуло… чёрт подери, я даже не смогла бы сразу сказать, что такое впорхнуло в дверь. ЭТО состояло из огромных голубых глазищ в пол-лица, длинных волос цвета спелой пшеницы и крошечных пальчиков.
Пальчики поднялись к лицу и неуловимо знакомым жестом заправили за ухо прядь волос.
— Привет, — сказало воздушное нечто.
До меня донёсся запах её духов. Чёрт возьми, тут, в моей жизни, могло вонять чем угодно — от солярки и стреляных гильз до кислой капусты из кухни и грязных носков, — но только не духами. Она едва взглянула на нас и пошла дальше, а я всё пялилась туда, где только что было это существо, похожее на пришельца из другого мира.
— Бананы? — зачем-то сказала я кому-то — по-видимому, Берц. В этот момент моя крыша, вместе с мозгами, кукушкой и всем остальным, снялась с насиженного места и с издевательским карканьем унеслась прочь, увлекая в неведомые дали остатки соображалки.
Я смотрела вслед тонкой фигурке, и видела только то, что на ней надето что-то белое и почти прозрачное; она ещё раз поправила волосы — мелькнули пальчики, и я разглядела тонкий ободок кольца.
— Ковальчик, — сказала Берц.
— А? — тупо ответила я с невозмутимостью зомби.
— На! — тут же передразнила она.
— Виновата, госпожа Берц! — под конец фразы я охрипла.
— Хорошая сучка, да, Ковальчик? — ровным голосом сказала Берц, будто невзначай интересовалась словом в кроссворде или тем, что сегодня было в столовке на завтрак.
На этом месте у меня кончились не то, что слова — у меня, словно по волшебству, испарились все до единой мысли. На мгновение мне показалось, это — что-то вроде сна, какие бывают в четырнадцать лет, когда просыпаешься в поту, в полной уверенности, что самое малое, что произошло — ты обделалась прямо в кровать.
Для меня пропала и Берц, и Адель, и Старый город, и весь мир. Осталась только хрупкая фигурка, танцующей походкой идущая прочь.
Ведь я всегда неровно дышала к танцующей походке.
Впрочем, так же, как и к светлым волосам и голубым глазищам…
Берц подняла руку и поманила меня указательным пальцем, словно ребёнка, который намочил штаны или стащил жвачку в магазине.
— Эли Вудстоун, дочь полковника Вудстоуна, если тебе интересно, — сказала она, глядя мне в глаза.
Мне, наверное, было интересно. Глядя на Берц, можно было предположить, что мне должно быть просто караул, как интересно. Но сейчас я могла думать только об этих её глазищах — и о том, что мои мозги вдруг резко переместились из головы совсем в другое место.
— Тебя парализовало, Ковальчик? — с притворным участием спросила Берц. — От шеи и ниже?
— Она очень… — похоже, что дело обстояло именно так; я неопределённо помотала растопыренной пятернёй прямо у неё перед носом.
— Очень. Классная. Сучка, — подытожила Берц, продолжая сверлить меня взглядом.
В этом была фирменная берцевская фишка: в двух словах описать причину полного отвала моей башки — и с интересом смотреть, что я буду делать дальше: изворачиваться, как уж на сковородке, или ломиться напролом, как танк, идущий на таран.
Остатки соображалки еле слышно подали голос, и до меня дошёл, наконец, смысл слова "полковник".
Здорово. Просто замечательно. Жизнь по полной программе демонстрировала мне свою заднюю часть. Ко всем прочим прелестям эта краля была полковничьей дочкой, которая хрен знает за каким рожном припёрлась в часть — и именно в этот момент попалась мне на глаза.
И в тот же миг я поняла, что мне наплевать, кто там на самом деле её папаша. У неё были милые маленькие пальчики — и папаша был тут совершенно не при делах. Окажись он хоть министром обороны, это не могло сделать её уродиной.
Тут же перед моим мысленным взором, откуда ни возьмись, материализовалась картинка в пастельных тонах: на этой картинке была она, и я, и она держала меня под руку, а вокруг был Старый город, и тополиный пух всё так же летел мимо заходящего солнца… Я, наверное, говорила ей какую-то положенную чушь, а она, наверное, слушала, и смотрела на меня, а в её зрачках танцевали пушинки…
Я тут же вспомнила про цветочниц на мосту, и про коробки конфет в виде сердца, перевязанного алой лентой, и — странное дело — от всей этой романтической чуши не начинало тошнить.
Зато, похоже, рвотный рефлекс начал вызывать мой вид.
Берц неожиданно схватила меня за руку и резко дёрнула к себе.
— Классная сучка — и только, — с придыханием сказала она. — И в придачу масса проблем.
Я попыталась вырваться, но не тут-то было — она держала меня словно клещами.
— Хороший послужной список, Ковальчик, — Берц с силой сдавила моё запястье. — Девкам нравятся наколки — и брутальность, так это называется. Пока она не обратит внимания на браслет и не догонит, сколько мертвецов тащится за тобой в кильватере. Особенно её проймёт то, что среди них когда-нибудь да затесалась пара-тройка ангелоподобных детишек, — а, Ковальчик, ведь не без этого? — и не важно, что эта свистушка видела таких только на пасхальных открытках.
Мне чихать было на браслет, трупы в кильватере, и всё прочее, что стало неотъемлемой частью моей жизни. Для начала мне просто-таки до усрачки пригорело пройтись с этой девочкой по Старому городу. Мне приспичило купить ей какую-нибудь туфту, вроде букетика фиалок, и ссать ей в уши всё это сентиментальное дерьмо про её пальчики, ножки и прочие части тела — про все вместе и про каждую по отдельности.
— Ведь не без этого, Ковальчик, да? — саркастически спросила Берц снова. — Только представь, она пропищит этим своим голосочком: "Ева, милая, расскажи мне что-нибудь?"
Мне резко поплохело. Не потому, что я живо вообразила, как рассказываю всю подноготную, — а потому, что в ушах у меня зазвучал этот голосок… "Привет…" Она сказала всего лишь одно слово, всего только какой-то чёртов "привет" — и я спеклась.
— Вместо горы трупов я посоветовала бы тебе запастись горой монет, — добавила Берц. — И способностью очаровывать всё и всех, вплоть до грудных младенцев и надгробных плит. Тогда у тебя есть шанс. Не без этого.
