Николай Климонтович - Скверные истории Пети Камнева
“Грант”, “Русь”, “Галант”. В них – по полтора десятка наименований водки, импортная ветчина в вакуумной упаковке и дохловатые апельсины: ни киви, ни авакадо в Осташкове, кажется, не признают.
Сквозь предвечернюю мглу разноцветно светятся и играют многочисленные ларьки, названные как на подбор: “Ольга”, “Светлана”,
“Елена”. И если магазинчики держат зачастую местные, то ларьковый бизнес в закавказских руках, откуда и названия: армяне ласковы и сентиментальны. Дальше Петя ведет добросовестный отчет, как здесь проводят досуг. В городе действуют несколько питейных точек и один дансинг – он буквально так и называется, причем по-английски, – при клубе той же кожевенной фабрики. Кроме упомянутого молодежного кафе в тюрьме – с баром и бильярдом, есть закусочная “Нептун”, бистро
“Хоттабыч” и ресторан кавказской кухни “Ашет”. По моим наблюдениям, заведения эти, весьма по здешним меркам дорогие, по большей части пустуют. Хотя тюремный бильярд не простаивает. Есть и единственный кинотеатр, где в дни моего пребывания уже третью неделю длилась
“неделя индийского кино”. Так что осташам скучать не приходится, развлечений здесь никак не меньше, чем в других российских углах. Да и то сказать, под вечер в пятницу на потемнелых улицах я не встретил ни единого трезвого человека. Страшней всего выглядели пьяные женщины неопределенного возраста с изможденными лицами, о которых можно было б сказать “иконописными”, кабы не были они невероятно испитыми. Заканчивается этот очерк описанием того, как семеро монахов восстанавливают вручную, как муравьи, знаменитую Нилову
Пустынь, монастырь на ближайшем к городу острове, загаженный большевиками, которые держали там малолетних преступников. Петя менторски заканчивал очерк утверждением, что только, мол, на этих верующих людях все и держится, а на веру – одна надежда. Думается,
Петя здесь отдал дань тогдашней моде, ведь совершенно ясно, что никакая вера и никакие монахи эту разруху, так красочно Петей описанную, остановить не могут.
Наверное, Петя, что называется, отписался, сдал материал в редакцию и благополучно о нем забыл. Каково же было его удивление, когда на его имя в адрес редакции пришел толстый пакет, судя по обратному адресу – из Твери. Так получилось, что, когда Петя пакет вскрыл, мы с ним сидели в ресторане Рюмка и в ожидании борща с пампушками закусывали ледяную водку селедкой и холодцом. Из пакета на стол посыпался ворох газетных вырезок. Перебрав их, Петя побледнел и произнес загадочно: теперь я понимаю, каково было
Пастернаку. И протянул мне развернутую газету. Это была та самая газета Селигер, которую Петя цитировал в своем очерке. Пете был посвящен целый разворот. Это была подборка писем трудящихся – разгневанных, сочащихся злобой и классовой ненавистью. Общий смысл был в том, что некий Камнев, назвавшийся журналистом, приехал из
Москвы и со столичным высокомерием облил помоями наш любимый город.
Это были преимущественно письма рабочих, среди которых затесалась одна библиотекарь. Самого Петиного текста, разумеется, не было, так что если рабочие по разнарядке и писали эти письма, то – самого очерка не читая. Подытоживала эту кампанию, продолжавшуюся три недели, статья в Тверской правде, газете тамошних коммунистов. В ней содержался намек, что таким, как этот Камнев, не место на
Тверской земле. Они, пожалуй, меня сожгли бы, невесело ухмыльнулся
Петя и вдруг спохватился:
– Слушай, я же этой бабе в редакции рассказал, что у меня дом в Польках.
Петины опасения оправдались. Его дом, правда, не сожгли, потому что тогда сгорела бы вся деревня, но специально приехавшая строительная бригада раскатала строение по бревнышку.
В супермаркете не нужен заграничный паспорт
Петя женился в третий и последний раз между смертью отца и смертью матери, так уж получилось, и Елена Петровна еще успела увидеть
Олечку, но узнать ее поближе не могла. Настойчиво хорошая женщина, отозвался как-то Петя о своей третьей жене, с которой жил до времени в гражданском браке. В этом, третьем супружестве дети Пете уже не грозили. Как и страсти. Все улеглось и установилось. Молодые продали свои квартиры, сложили вырученные деньги и купили прелестное жилье в старом доме на краю Екатерининского парка. Эта квартира-студия с высоченными потолками странным образом соединяла вкус Пети к богемности со старомодным уютом. Помимо подаренных знакомыми художниками картин на стенах здесь были и ковры на полу, и вьющиеся какие-то растения на метровых в ширину подоконниках. Висели тяжелые портьеры, стояли старенькие комоды и усадебные еще платяные шкафы, часть из которых Лиза, делавшая, как мы помним, евроремонт в родительской квартире, покушалась отправить по помойку. Свое место заняла и отцовская икона, как называл ее Петя, та самая, подаренная некогда покойным Алферовым. У Пети наконец-то был свой кабинет, где он поставил отцовский широкий, под зеленым сукном письменный стол. Теперь Петя много работал и жизнь вел строгую, приговаривая к сибаритству склонны только бедные. Завели и собаку, как без собаки – шоколадного лабрадора женского пола, добродушную, но приставучую суку, вечно лезшую к гостям лизаться. Когда Петя, души в этой собаке не чаявший, отворачивался, я легонько щелкал ее по носу, и на короткое время нежности прерывались.
Я впервые понял, что такое семейная жизнь, говорил Петя, это когда все ровно, тепло, уютно, подчас даже радостно, чаще скучно, и тебе напоминают о не принятых вовремя лекарствах. Петя говаривал, что в браке под старость есть лишь одно неудобство: нужно время от времени разговаривать. Но можно найти приятные безобидные темы, утешал себя Петя, например: к мясу картошка или макароны, кофе с молоком или черный, и пора ли сдавать в чистку ковер, который истоптала любимая собака, и что сегодня на пятом канале. Здесь нелишне будет добавить, что Петя стал весьма неплохо зарабатывать, в журналистских кругах у него было имя.
Соблазнительно было бы сказать банальность, что Петю как подменили. Нет, по-видимому, время от времени он все-таки тяготился однообразием своей счастливой и достаточной семейной жизни. Я часто бывал у них, потому что Петя полюбил принимать гостей, причем хозяйка вполне патриархально почти не присаживалась к столу. И это при том, что была переводчицей с русского языка на английский, долго жила в Англии и была вполне европейкой. Но я подозревал, что она устала от безмужней самостоятельности, и Петин домострой ей даже нравился.
Как и в молодости, мы часто сиживали с Петей вдвоем в кабачках, реже, конечно, чем прежде, когда, работая в одной редакции, то и дело сбегали в буфет Дома архитектора, но раз в неделю-две. Подчас, пропустив коньячка, Петя оживал, молодел, загорался, принимался строить планы. В те годы наш средний класс ударился в путешествия, и
Петя с Олей то ездили в израильский Эйлат, то в адриатическую Милано
Морисимо, городок между Римини и Равенной, с посещением Венеции и
Флоренции, то в Турцию на недельку – all included. По возвращении
Петя жаловался, как осточертели ему эти четыре звезды, спа, массажи, бассейны, шведские столы, настырные горничные и обязательные Euronews по телевизору во время сиесты. Но уж не смог бы жить без теплого клозета.
Он стал брюзглив, в негодовании отбрасывал газету, едва ее открывал, его раздражала нынешняя власть – больше другого своей безвкусицей, даже ставшие дежурными притворно либеральные нападки на большевиков, которых он сам когда-то терпеть не мог. Он, как в старые времена, выпив, бурно цитировал что-нибудь вроде горе вам, фарисеи, что строите гробницы пророкам, которых избили отцы ваши. А однажды, размечтавшись, как встарь, о вольных странствиях, вдруг, приговаривая сейчас, сейчас и морщась, пока вспоминалось, процитировал:
– Все мы знавали злое горе,
Бросили все заветный рай,
Все мы, товарищи, верим, в море,
Можем отплыть в далекий Китай.
И Петя радостно рассмеялся, хлопнув ладонью по столу, довольный, видно, что память и на этот раз его не подвела.
– В Китай, отлично, именно в Китай!
Как раз перед этим случилась та скверная история с Еленой Петровной, когда мы с Петей спасали Лизину микроволновую печь из рук соблазнителя и осквернителя. Елена Петровна умерла от стыда и скорби, последнюю свою неделю проведя в беспамятстве. По уже изложенным выше причинам Петя на похоронах матери не был, но именно в те траурные дни сделал Ольге форменное предложение. И теперь поездка в Китай могла сойти за свадебное путешествие: Петя подгадал так, чтобы заключить брак перед самой поездкой – от перспективы церковного венчания Петя с отвращением отказался, как от явной архаической пошлости, а Ольге это и в голову бы не пришло, она была законченной атеисткой.
Петя изучил возможные маршруты по Интернету, выбрал тропический остров Хайнань с доставкой через Шанхай, связался с агентством и в конце января преподнес жене путевку в отель по многообещающему имени
