Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)
Интуиция — это природа, а природу Макс уважает больше техники, даже и такой полезной и умной. Интуиции он доверяет. Правда, только своей, уже не однажды испытанной и почти никогда не подводившей.
Наконец он победоносно оглядывает всех и хрипло изрекает, слегка грассируя на манер известного исторического деятеля:
— Мы пойдем другим путем…
И все молча подчиняются, потому что авторитет у Макса непререкаемый, а лоцманское чутье проверено во многих походах.
Правда, никто не понимает ничего в показаниях его прибора, всякие там чудные циферки. Так что еще неизвестно, может, путь как раз и не другой, а именно тот, какой и указывает умная машинка. А с чем контачит интуиция Макса, с какими неземными позывными — этого никто не знает. Но все тем не менее ему доверяют. И он чувствует свою ответственность. Другое дело, что иногда его интуиция ведет через места почти неприступные, — приходится продираться сквозь такие заросли и дебри, сквозь такие завалы и по таким уступам, что потом страшно вспомнить. А ему это как раз и нравится: чем трудней, тем лучше… Тем увлекательней.
Слава богу, все в конце концов кончается благополучно и все возвращаются живыми и почти здоровыми, не считая разбитых коленок, многочисленных синяков, ссадин и ушибов, ну и, разумеется, явных или скрытых нервных потрясений. Если поспрошать кого-нибудь, о чем он думал и что чувствовал, карабкаясь с тяжеленным рюкзаком по скале или стоя на кромке утеса, переходя на узкой байдарке через суровые перекаты уральской горной речки, то не исключено, что каждый мог бы что-нибудь рассказать про прощание с жизнью и клятвы больше не грешить, а жить правильной или даже праведной жизнью.
Правда, в поезде, устремившемся к местам цивилизации и обыденной унылой жизни, все уже настолько пьяны — не только от усталости, но и от счастья благополучного завершения экспедиции, — что теперь со смехом, правда в замесе с пережитым ужасом, вспоминают различные забавные эпизоды — чем забавней, тем лучше. Гам и хохот такие, что проводницы, сочувственно улыбаясь, умоляют вести себя чуть потише. На какое-то мгновение шум стихает, а потом вспыхивает снова, причем с еще большей силой.
Макс смотрит на всех торжествующими, лихими глазами, заглатывает очередную порцию водки, и по его худому, аскетичному лицу видно, что он страшно доволен (как и все, впрочем). Все сложилось как нельзя более удачно, даже на поезд не опоздали, хотя было подозрение, что не успеют, особенно после того, как Лера, одна из постоянных участниц, сильно подвернула ногу и мужикам пришлось поочередно тащить ее кое-где на себе, а кое-где на спешно слаженных из подручных материалов носилках. Время от времени Макс вынимает из нагрудного кармана свой путеводительный прибор и молитвенно-ласково восклицает, как если бы речь шла не о механизме, пусть и умном, а о живом существе, причем явно женского пола:
— О, Гармин!
И всем от этого почему-то становится еще веселей, все просто заливаются, закатываются от хохота, некоторые даже рыдают, икают и выбегают в коридор, чтобы отдышаться или еще для чего-нибудь. Всем смешно, что замечательный навигатор “Гармин” указывал им один путь, а они шли “другим” (легкое грассирование), под руководством безошибочного, едва ли не гениального чутья Макса и таки вышли, таки успели, таки добрались… Даже собака Макса Ролик, которую он всюду таскает с собой, и в дальние походы тоже, не потерялась, хотя была минута, когда эта безбашенная псина, время от времени норовящая ухватить кого-нибудь за штанину (не за ногу!), исчезла аж на двое суток и появилась уже чуть ли не перед самым отходом поезда. Собачье чутье у этого небольшого легконогого метиса, смеси кого-то с кем-то, в чьем роду были, вероятно, и охотничьи породы, фантастическое. Не хуже, чем интуиция у Макса.
С Роликом Макс не церемонится, ничтоже сумняшеся может столкнуть его в воду с кормы байдарки или придумать еще какое-нибудь измывательство. Ничего, доберется, говорит он с ухмылкой, нечего баловать пса, пусть привыкает к суровым природным условиям. И пес, надо сказать, не обижался — то ли привык уже к странностям своего лихого хозяина, то ли суровые природные условия ему и вправду по нраву. Он мог пробежать самостоятельно много километров и все-таки успеть, в самый последний момент, когда все уже начинали сокрушаться о пропавшей животине. Только Макс, казалось, не разделял общей сердобольной тревоги и невозмутимо, словно ему действительно было все равно, отвечал:
— А и ничего, совсем не потеряется, найдет себе здесь кого-нибудь. Не глупый, сообразит, как выкрутиться.
Но и его обветренное, обожженное солнцем странствий лицо светлело, когда неожиданно выныривала жарко пыхтящая, с вывалившимся от усталости алым языком, роняющая слюну морда Ролика.
Пес забивался под столик в купе и, распространяя вокруг густой запах псины, почти до конечного пункта храпел, прижав уши и не поднимая головы. Заправский путешественник.
На фотографии Макс висит над ущельем на почти отвесной стене. Верней, перебирается по ней — руки цепляются за камни, широко развернутые ступни упираются в маленький выступ. Он в одних шортах, видно, как напряжено все его сильное тело — икры ног, плечи, руки… На такое отваживается только он — чистое ребячество… Не так и долго было обойти это ущелье, а он тем не менее выбирает именно этот путь, по узенькой гибельной каемочке, где каждое движение нужно тщательно выверять, вставляя ноги в небольшие впадинки в стене, и по несколько минут выстаивать, собираясь с силами для следующего шага. Всего несколько небольших шагов, но каждый из них грозит оказаться роковым. И не важно, что это опасно только для Макса, никого больше он к этому не принуждает, тут исключительно его выбор, но, собственно, ради чего? Чтобы продемонстрировать всем, какой ты смелый и ловкий? Что жизнь — три копейки? Или очередная проверка интуиции?
Стена почти белая, солнце жарит вовсю, капли пота стекают по лбу, по шее, по спине. С той стороны ущелья и с этой толпится народ: как же, ведь почти цирковой номер.
— А если бы сорвался?
Макс снисходительно улыбается:
— Это невозможно. Если бы такая вероятность существовала, я бы не рискнул.
Дурацкая бравада, потому что такая вероятность, и даже весьма серьезная, безусловно существовала. Но у него, понимаете ли, интуиция. Испытанная.
А еще были пещеры — от настоящих кавказских и уральских до подмосковных каменоломен. Вот уж где интуиция Макса была как нельзя более кстати. Тут, под высокими или, напротив, низкими сводами, среди сталактитов и сталагмитов, среди сплошного камня или глины, даже самые что ни на есть продвинутые приборы почти не действовали, а если и действовали, то доверять им не стоило — реагировать они могли вовсе не на спутники, а на всякие подземные неведомые излучения, которые исходят от камней и прочего, копившегося в течение многих веков. И что же? А вот то и было, что не всегда тут интуиция Макса срабатывала.
Не забыть, как заблудились в Сьяновских, тех, что под Москвой, каменоломнях. Место специфическое, таинственное — низкие, чуть больше среднего человеческого роста потолки, глинистые проходы, местами превращающиеся в лазы, где можно протиснуться лишь ползком, да и то с трудом.
Пробирались, однако. Протискивались.
А однажды сбились с пути. По-настоящему. Тыкались, как слепые кутята, в разные стороны, по разным коридорам, пробирались через всякие лазы — напрасно. Хуже всего, что фонари стали меркнуть, истощив свой заряд, на два-три метра вперед едва видно. А без света как? В полной темноте точно никуда не выйти. Лабиринты сьяновские — на многие километры, а выходов раз-два и обчелся. Как водится, разные слухи про эти катакомбы ходили — и что там можно встретить давно скрывающихся, может, с самой войны дезертиров или бандитов, а можно и отшельников-староверов, ждущих конца света. И что есть места красоты необычайной, только найти их очень сложно, разве если только случайно набрести. Про красоту, впрочем, уже речь не шла, мрак сгущался вокруг.
Несколько раз присаживались на какой-нибудь очередной развилке, чтобы перекусить и глотнуть из фляжки (экономия), проверить, не потерялся ли кто, мало ли. Макс, по обыкновению, съедал пару долек чеснока, запивал крепчайшим чаем и погружался в медитацию — смотрел куда-то перед собой, словно пытался на кончике собственного носа прочитать ответ о дальнейшем маршруте.
Сам не раз говорил, что в экстремальных ситуациях интуиция обостряется настолько, что даже появляются экстрасенсорные способности. То есть вроде как человек может видеть сквозь стену и идти в полной темноте и ни разу не сбиться. Пока же так не получалось, а время приближалось к ночи. И главное, что утро не сулило ничего, — та же тьма и сырость.
